Время шло, а я злился все больше. Одно дело, что ему на Марго насрать. Но ведь, по большому счету, получается, что ему и на меня тоже насрать. Может, наша дружба всегда была лишь условностью – просто у него не было другого партнера для видеоигр. А теперь ему нет нужды со мной считаться и делать вид, что у нас общие интересы: у него же новый друг завелся, Джейс Ворзингтон. Бен побил школьный рекорд по стойке на пивном бочонке. Пришел на выпускной с крутой телкой. И при первой же возможности вступил в братство тухлых засранцев.
Через пять минут я снова позвонил ему на сотовый. Бен даже не снял трубку.
– Что, кровавый Бен, хочешь стать таким же крутым, как Чак? – высказался я на автоответчик. – Мечты сбываются? Что ж, поздравляю. Жизнь наладилась. Вы заслуживаете друг друга, потому что ты такой же говнюк. И не перезванивай.
Потом я набрал Радара.
– Привет, – начал я.
– Привет, – ответил он. – Я только что блевал. Давай я перезвоню?
– Конечно, – сказал я, стараясь не сердиться.
Мне так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь помог мне разобраться в мире Марго. Но Радар – это вам не Бен, он действительно перезвонил через пару минут.
– Блин, было так мерзко, что я, пока убирал, снова сблевал и, когда это убирал, тоже сблевал. Это прямо вечный двигатель. Если меня постоянно кормить, я буду непрестанно блевать.
– Ты зайти можешь? Или я к тебе?
– Конечно. А что такое?
– Марго была в том торговом центре, живая, по крайней мере, через день после того как сбежала.
– Буду у тебя через четыре минуты.
И ровно через четыре минуты он был у моего окна.
– Ставлю тебя в известность, что я поругался с Беном, – сообщил я, пока он лез в окно.
– Я посредничать между вами не могу, слишком похмелье мучает, – тихонько ответил Радар. Он улегся на кровать, полуприкрыл глаза и попытался пригладить взъерошенные волосы. – В меня будто молния ударила. – Он чихнул. – Ну, рассказывай новости.
Я сел на стул и стал рассказывать, как провел ночь в торговом центре, стараясь не упускать никаких мелочей – они могут оказаться полезными для дела. Радару всякие загадки давались легче, чем мне, так что я надеялся, что он и с этой разберется.
Он молча слушал до тех пор, пока я не сказал:
– А потом мне позвонил Бен и велел ехать на вечеринку.
– Та книга у тебя с собой? Та, где уголки загнуты? – спросил он.
Я встал и полез за ней под кровать. Радар поднял к лицу путеводитель и, морщась от головной боли, принялся листать.
– Записывай. Омаха, Небраска. Сэк Сити, Айова. Александрия, Индиана. Дарвин, Миннесота. Голливуд, Калифорния. Эллайенс, Небраска. Так. Вот эти места показались ей – ну или кому-то другому, кто эту книгу листал, – интересными.
Радар поднялся, жестом велел мне выйти из-за стола и сел за комп. Он потрясающе умел поддерживать беседу и печатать одновременно.
– Есть такая прикольная карта: можно ввести несколько географических названий, и она выдаст тебе разные маршруты. Марго про эту программу вряд ли знала, но я все равно посмотреть хочу.
– Откуда ты знаешь обо всем этом барахле? – удивился я.
– Гм. Напомню. Я. Всю. Свою. Жизнь. Занимаюсь. Мультипедией. Я, когда сегодня утром домой пришел, даже прежде чем душ принять, за час полностью переписал статью о голубой пятнистой рыбе-ангеле. Я немножко чокнутый. Так, ладно, смотри, – сказал он.
Я наклонился к экрану и увидел несколько зигзагообразных маршрутов на карте Соединенных Штатов. Все они начинались в Орландо и заканчивались в Голливуде.
– Может, она хочет остаться в Лос-Анджелесе? – предположил Радар.
– Может, – согласился я. – Но мы все равно ее маршрут не угадаем.
– Верно. К тому же больше никаких стрелок в сторону Лос-Анджелеса нет. Джейсу она говорила про Нью-Йорк. Похоже, что «едешь в бумажный город и никогда больше не вернешься» указывает на ближайшее недопоселение. А лак для ногтей – тоже, наверное, говорит о том, что она еще неподалеку. Думаю, можно к списку мест, где сейчас может быть Марго, добавить и город, где находится самый большой шар из попкорна.
– Похоже, ее путешествие соответствует одной из цитат из Уитмена: «Я праздный бродяга».
Радар все сидел, склонившись над клавиатурой. Я пошел к кровати.
– Слушай, а распечатай мне карту США, я точки нанесу, – попросил я.
– Можно же в Интернете это сделать.
– Я просто хочу посмотреть, как это выглядит в реале.
Через несколько секунд принтер выплюнул листок, я повесил распечатку рядом с предыдущей, на которой были отмечены найденные мной недопоселения. Воткнул булавки во все шесть городов, которые Марго (или кто-то другой) выбрала в путеводителе. Потом попытался посмотреть на них, как на созвездия – я надеялся, что получится какой-нибудь значимый рисунок или буква, но ничего такого не увидел. Фигуры были совершенно бессмысленные, как будто она вслепую бросала в карту дротики.
Я вздохнул.
– Знаешь, что было бы хорошо? – спросил Радар. – Найти какое-нибудь подтверждение тому, что она за последнее время проверяла почту или выходила в Интернет. Я по ее имени каждый день поиск провожу, настроил бота, чтобы он меня оповестил, если Марго войдет в Мультипедию под своим ником. Отслеживаю айпи-адреса всех, кто ищет «бумажные города». Но пока все тщетно.
– Я даже не знал, что ты все это делаешь, – сказал я.
– Ну да. Я стараюсь, как хотел бы, чтобы ради меня постарались. То есть мы с Марго друзьями не были, но она ведь заслуживает, чтобы ее нашли, согласен?
– Если только она не скрывается нарочно.
– Да, такое, наверное, возможно. Пока еще разные варианты допустимы.
Я кивнул.
– Ну, ладно, – продолжил Радар. – Проведем мозговой штурм за приставкой?
– Я не в настроении.
– Тогда, может, Бену позвоним?
– Нет, он – урод.
Радар искоса посмотрел на меня:
– Ну, конечно. Знаешь, в чем твоя проблема, Квентин? Ты все ждешь от людей, что они перестанут быть такими, какие они есть. Я бы тоже мог беситься, например, из-за того, что ты дико непунктуален или что ты ничем не интересуешься, кроме Марго Рот Шпигельман, или что ты ни разу не спросил, как у меня дела с Энджелой – но мне-то пофиг, чувак, потому что ты – это ты. У моих предков тонна черномазых Санта-Клаусов, но ничего не поделаешь. Просто у меня такие родители. А я так помешан на своем веб-справочнике, что иногда к телефону не подхожу, даже когда звонят друзья или моя девчонка. И это тоже нормально. Я такой. Я же тебе все равно нравлюсь. И ты мне нравишься. Ты прикольный, умный, и хоть и опаздываешь, но ведь приходишь же.
– Спасибо.
– Ну, блин, я не похвалить тебя хотел. Я вот о чем: тебе надо перестать ждать, что Бен станет таким же, как ты, а ему – что ты станешь, как он, и остыньте уже.
– Ладно, – наконец согласился я и позвонил Бену.
Новость о том, что у меня дома Радар и он хочет поиграть на приставке, чудесным образом излечила его от похмелья.
– Ну, – сказал я, повесив трубку, – а Энджела как?
Радар рассмеялся:
– Чувак, она крутая. Все супер. Спасибо, что спросил.
– Девственность еще не потерял?
– Я на эту тему не распространяюсь. Хотя еще нет. А, да, сегодня утром у нас случилась первая ссора. Мы завтракали в Вафля-хаусе, и она начала занудствовать о том, какие у нас крутые Санта-Клаусы. Мол, мои родители – молодцы, что собирают их, потому как очень важно, чтобы люди не думали, что типа все важные фигуры в нашей культуре, такие, как Бог и Санта-Клаус, – белые. И, мол, черный Санта поддерживает всю афроамериканскую общину…
– Ну, я с ней согласен, в целом.
– Ну да, мысль хорошая, но такой бред. Они же не проповедуют, что Санта – негр. Иначе бы они сами их делали. А они, наоборот, пытаются скупить их всех и спрятать в нашем доме. В Питтсбурге живет чувак, у которого коллекция лишь немного меньше нашей, и они всё хотят ее у него выкупить.
Тут раздался голос Бена. Похоже, он стоял в дверях уже некоторое время.
– Радар, то, что ты еще не смог приконнектиться к такой милой зайке, – это величайшая гуманитарная трагедия нашего времени.
– Бен, ты как? – спросил я.
– Спасибо, что подвез вчера, старик.
Несмотря на то что до выпускных экзаменов оставалась всего неделя, в понедельник я весь день читал «Песнь о себе». Я хотел съездить в два оставшихся недопоселения, но Бену нужна была тачка. А в поэме я уже искал не столько намеки, сколько саму Марго. На этот раз я добрался до середины, а потом снова запнулся на куске, который перечитывал-перечитывал и все не мог понять.
«Теперь я буду слушать, только слушать», – пишет Уитмен. И потом две страницы он действительно слушает: паровой свисток, голоса людей, оперу. Он сидит на траве, внимая льющимся сквозь него звукам. Наверное, и я занимался тем же самым: прислушивался ко всем издаваемым ею звукам, даже к самым тихим, потому что прежде чем понять смысл, надо услышать. До этого я Марго, по сути, не слышал – я видел, как она кричит, а думал, что смеется, – а теперь понял, что моя задача в этом. Постараться услышать «оперу Марго» даже с такого огромного расстояния.
Я не мог услышать саму Марго, но мог послушать то, что когда-то слышала она. Поэтому я скачал альбом Вуди Гатри. Я сидел за компом, закрыв глаза, уперевшись локтями в стол, и слушал минорное пение. И в этой незнакомой мне песне я старался расслышать голос, который слышал всего двенадцать дней назад, но уже не узнавал.
Когда я слушал уже другого певца, которого любила Марго, Боба Дилана, домой вернулась мама.
– Папа будет поздно, – сказала она, не открывая дверь в мою комнату. – Сделать бургеров с индейкой?
– Хорошая идея, – ответил я, а потом снова закрыл глаза и вернулся к музыке.
Встал я только через полтора альбома, когда папа позвал меня ужинать.
Пока мы ели, родители говорили о политике на Среднем Востоке. Точнее, кричали, хотя и были согласны друг с другом во всем. Они орали, что такой-то – врун, а такой-то – врун