Она услышала стук. Это Мачеха взвилась с кресла с такой стремительностью, что оно упало, стукнувшись спинкой об пол.
Два голоса кричали, перебивая друг друга: один — Мачехин, полный энергии и злости, другой, как ни странно, был голос профессора. Он тоже кричал, но с достоинством, сдержанно и не очень-то громко.
Лали с замиранием сердца прислушивалась, понимая, что это самый разгар битвы, где решается её судьба. Профессор ещё удерживался на своих позициях.
— Не прыгай руками у меня перед носом! — возмущённо воскликнул он.
— Дурак!
Хотя последний довод Мачехи не выглядел таким уж убедительным, всё вдруг стихло. С той минуты стало ясно, что битва проиграна, и профессору остаётся только просить перемирия на любых условиях.
Многих, вероятно, очень удивляет, как этот умный и добрый человек, крупный учёный, отступает и признает себя побеждённым в столкновении со взбалмошной, шумливой и не очень-то доброй дамой. Некоторые сочтут это признаком слабохарактерности! Но дело тут совсем в другом. Представим себе часовщика, углублённого в свою работу с лупой в глазу, пинцетом в руках, подправляющего еле видимую ось крохотной шестерёнки или хвостик пружинного волоска. И одновременно, с глубоким отвращением, представим себе злую бабу, которая то и дело подходит и нарочно трясёт столик несчастного часовщика, рассыпая все колёсики и пружинки, и вдобавок пристаёт к нему с глупыми советами.
Если часовщик, углублённый в свою тончайшую работу, уступит бабе, только бы она оставила в покое его столик, будет ли это означать, что у него характер слабый, а у бабы сильный?
Что касается профессора, он тоже был занят работой очень тонкой и точной. И когда Мачеха начинала трясти тот столик с вычислениями и идеями, что находился у него в голове, он, после вспышки возмущения, сдавался и соглашался, только бы его не отрывали от дела.
Теперь, убедившись, что одержала победу и может командовать, Мачеха не потребовала, как это сделала бы другая мачеха в сказке, чтоб Лали отправили на кухню возиться с очагом, таскать дрова и носить воду из колодца. Она сказала:
— Мы должны спасти девочку!
— Да, — сказал профессор Ив.
— Мы должны её оградить. Пока наша бедняжка не успокоится, мы её изолируем от вредного влияния её друзей, толпы в театре и так далее. Я уже обдумала: самое изолированное помещение у нас в доме — это верхний этаж башни старого, уже не действующего Центра Связи «Земля — Космос». Правда? Ведь всё оборудование там давно устарело уже лет на двадцать. Ты сам говорил. Там ей будет спокойно и тихо, как в одном из её любимых волшебных замков. Она может взять с собой свои любимые печатные книжки, и ей не будет скучно, Я сама с ней поговорю и провожу.
— Само собой разумеется. И ключ пускай останется у тебя, — согласился Ив: второй ключ был у него в ящике письменного стола.
Глава 16 ЗОЛУШКА XXI
Через десять минут хлюпающая носом Лали, строптиво раскачивая маленький чемоданчик и отворачивая лицо от Мачехи, стояла на площадке верхнего этажа заброшенной башни бывшего Центра Связи.
Ив возился с замком двери. Маленький кухонный роботик Робби держал поднос с ужином для Лали, а Мачеха читала ей последние наставления, от которых Лали отворачивалась довольно невежливо, точно от скверного запаха, и старалась не слушать.
Смысл наставлений был в том, чтоб заставить Лали поверить, какая она дурная и распущенная девочка: что она совершенно не заботится о душевном равновесии Мачехи (что было истинной правдой), что она девочка чёрствая, не способная понять, до чего тяжело будет на душе у Мачехи после того, как она запрёт Лали на ключ.
К тому моменту, когда дело дошло до того, что Лали должна быть глубоко благодарна, что её запирают на пустом этаже безлюдного здания, Ив справился наконец с электронным замком и сдвинул металлическую дверь. Лали, не дослушав, бросилась в открывшееся узкое отверстие, стукнулась второпях краем чемоданчика о косяк и скрылась внутри.
Мачеха горестно пожала плечами, вынула из замка ключ и сейчас же спрятала его к себе в сумочку. Ива она деликатно, двумя пальцами, удержала за рукав, когда он хотел войти следом за Лали.
— О, ч-ч-ч!.. — прошипел он, стискивая зубы от беспомощности и досады.
Они постояли вдвоём на площадке, дожидаясь, пока Робби накроет на стол и расставит по местам тарелки и кастрюльки. Он всё это выполнил необычайно медленно, и Лали чуть не улыбнулась, слыша его приглушённое, сварливое бормотание:
— Плохо сделано!.. Фальшиво, суррогатно, недоброкачественно, забраковано… на помойку…
Когда дверь окончательно затворили, оставив её одну, уверенная, что Мачеха ещё стоит на площадке и слушает, Лали громко запела: «Ля-ля-ля, тру-ля-ля!» — и закружилась в вальсе.
Лифт загудел на большой скорости, спускаясь вниз. Лали высунула изо всех сил язык в сторону лифта и запертой двери и держала его высунутым так долго, что даже больно стало.
Потом она прошлась по громадному залу, где в уголке за ширмой ей была приготовлена раскладная постель.
В сиреневой полутьме тускло посвечивали бесчисленные круглые, квадратные, продолговатые стёкла и стёклышки, за которыми мёртво лежали на нулевых отметках стрелки, разноцветные шарики, чёрточки навсегда отключённых уже двадцать лет назад приборов.
Она легла на кровать и заложила руки за голову.
Стёкла мёртвой установки, громадной, как орган, тупо поблёскивали.
— Ну, что уставился на меня? — сердито сказала Лали. — Дурак стоглазый. Думаешь, очень приятно на тебя смотреть?
Она схватила подушку из-под головы, переложила её в ноги, повернулась сама и снова легла. Теперь у неё перед глазами была обыкновенная стена с обыкновенным стереовизором. Наугад она ткнула какую-то кнопку в стене. Стереовизор мгновенно ожил, грянула музыка, загалдела, засвистела толпа: петушиный бой был в разгаре…
— Тьфу, — сказала Лали и переключила программу: ведущий тараторил скороговоркой, возникали ухмыляющиеся лица — шёл конкурс на самого уродливого мужчину в возрасте не свыше ста десяти лет.
Лали снова переключила программу. На экране появились громадные звёзды, снятые через телескоп. В уголке сидел за столиком человек с очень спокойным лицом и неторопливо, очень толково объяснял, какие изменения будут происходить в Галактике по мере того, как чёрная комета будет приближаться к Земле, и в особенности после того, как они с Землёй столкнутся.
— Не желаю! — упрямо сказала Лали, вскочила и, нажав сразу две красные кнопки, вызвала короткое замыкание.
Стереовизор негромко выстрелил, замолчал и погас. И в ту же секунду над ним заработал второй, резервный экран.
Прикрывая ладонью глаза, чтоб ничего не видеть, Лали, стиснув зубы, испортила и этот.
Наступила тишина. Она начала думать обо всех друзьях и приятелях и незнакомых людях, кто сидел в зале театра, и уже начала всхлипывать от сочувствия, как вдруг опять загалдела, загоготала, засвистела толпа и опять взъерошенные петухи пошли подскакивать и набрасываться друг на друга.
Это уже успел самопочиниться автомат первого стереовизора.
— Я тут взбешусь с вами! — крикнула Лали и, внимательно разобравшись в кнопках, наконец нашла, как можно всё выключить.
Обед стоял на столе, но есть не хотелось. Она обдумала всё, скрестила руки и решила умереть с голоду.
— Как это подло, что я могу думать о еде, когда подходит срок и все мои книжки станут никому не нужны, и даже некому будет их дочитать до конца! Некому будет о них рассказать!
Глава 17ЗАБРОШЕННАЯ ЭЛЕКТРОННО-КОСМИЧЕСКАЯ БАШНЯ
Поздней ночью профессор Ив неслышно выскользнул из своей постели, сунул ноги в мягкие ночные туфли, которые он приготовил заранее, и опасливо, как ночной воришка, стал пробираться по комнате к выходу.
Он прошёл длиннейший коридор пешком, не включая экспресс-транспортёра, и так добрался до внутреннего входа в заброшенное здание старого Центра Связи. Тут он огляделся кругом. С этим Центром были связаны лучшие мечты его далёкой молодости. Подумать только, в те годы, когда строили и оборудовали эту Вавилонскую башню, она была вершиной наисовременнейшей техники! Какие великие надежды они все когда-то на неё возлагали!
В один прекрасный день сигналы, прилетевшие из неведомой далёкой Галактики, будут приняты и наконец расшифрованы. Далёкие братья по разуму подадут о себе весть. Далёкая мудрая цивилизация, опередившая земную на тысячелетия, поделится своими великими открытиями, своей наукой, техникой, и жизнь на Земле преобразится! Все болезни и несовершенства, бедствия и тяготы за короткий срок уйдут в прошлое, и Земля станет цветущим садом, полным спокойных, счастливых людей… И вот, всего два-три десятилетия прошло с тех пор, и как грустно и смешно теперь ему смотреть на эти неуклюжие, наивные, безнадёжно устаревшие, архаические сооружения, годные только в экспонаты какого-нибудь провинциального музея истории Космо-техники…
Он вошёл в кабину лифта и осторожно включил самую малую скорость, чтоб никто не услышал звука.
Опять вернулось к нему странное ощущение, как будто он не совсем один. Раз или два оно уже возникало у него, когда он шёл по коридору… подходил к лифту. Он обернулся быстро, через левое плечо, но не увидел ничего. Обернулся через правое. Опять ничего. Тогда он сделал головой движение, как будто оборачивается налево, а сам быстро обернулся снова направо. В зеркальной обшивке кабины мелькнула и исчезла какая-то тень.
— Что ты здесь делаешь? — строго спросил Ив.
Робби, прятавшийся у него за спиной, заюлил и слегка затрясся, переключаясь на враньё. Он ещё плоховато это умел.
— Я здесь ничего не делаю, я делаю ничего не здесь, мне нужно скорее на кухню.
— Ты выбрал довольно длинный путь, друг мой!
— Выбирал, составлял, определял оптимальный маршрут…
В руках у Робби был подносик с овальным блюдом, прикрытым блестящей крышкой.
— Это что у тебя там?