Несколько ударов по клавишам – и ответ получен.
Я надеялась, что Карл соврал про визг умирающих кроликов.
Но нет, он не врал.
День третий
Мой блокнот с советами по выживанию. Составлен в возрасте 9 лет.
Как не бояться провалиться в могилу
1. Смотреть под ноги.
2. Не наступать в глубокие лужи и грязь.
3. Носить с собой громкий свисток.
4. На всякий случай всегда держать в рюкзаке упаковку крекеров-рыбок.
5. Не разговаривать с привидениями.
Название: НЕВЕСТА
Из книги «Путешествие во времени: фотографии Карла Льюиса Фельдмана»
Калверт, штат Техас
Пигментная печать
Комментарий автора:
Она приглянулась мне больше остальных девчонок квартала. Даже не думал, что белые кружева могут производить такое впечатление. Я снял ее со всех сторон, запечатлел каждый изгиб. Все это время она гордо смотрела прямо на меня, как и подобает настоящей невесте. Даже когда пошел дождь. Конечно, шансов у нее не было. Скоро от бедняжки останутся одни кости, как и от всех остальных.
21
Последние полчаса нос Барфли обильно опыляется ветром. Он все скачет и скачет по заднему сиденью, высовывая голову то в одно, то в другое окно, совершенно забыв про Уолта, через которого ему приходится перебираться, и про собственную рану, зашитую восемнадцатью нежными швами.
Дейзи подарила нам плюшевого мишку, быстро попрощалась и ушла (Карл даже не успел игриво подергать ее за косичку). Не знаю, почему я не думала об этом раньше – он ведь запросто может подыскать себе парочку жертв по дороге. Или по крайней мере стащить у приглянувшейся девушки какую-нибудь вещицу на память.
Мы оба еще не совсем отошли после вчерашнего «Ларри Джи». Спали допоздна. Да и от ухабов на трассе № 6 «кишки не на месте». Это слова Карла, не мои. Он сегодня не слишком болтлив, и скромный завтрак (побитое зеленое яблоко из стеклянной миски на стойке «Каса бланко», самый дешевый батончик мюсли) принял с явным недовольством. Он настоятельно просит меня остановиться и купить несколько полиэтиленовых пакетов, которые нужны ему для добычи золота. Тут я вспоминаю, что мой пакетик с четвертаками до сих пор у него.
Отчасти я жалею, что курила с ним травку. Дурь немного развязала Карлу язык, но в разы усилила мою паранойю. Я как будто еду на десять миль в час быстрее, чем показывает спидометр. Уже дважды я оглядывалась на заднее сиденье: мерещились чьи-то голоса.
– Настроение у тебя ни к черту, – проворчал Карл две минуты назад.
Потому что мне известно, какую кровавую резню ты здесь устроил. До второй красной точки на карте Техаса – крошечного городка в шестидесяти милях от Уэйко – осталось каких-то полмили.
Не знаю, почему называю их красными точками. Впрочем, лучше, чем равнодушное «жертвы» или пикантное «мертвые девушки». Не хочу подкреплять хищнический интерес людей к нежной белой коже, которую бросили гнить под землей. Я никогда не напишу о сестре книгу. Ни один из моих документов – в том числе об остальных мертвых девушках, женщинах, жертвах – не станет достоянием общественности.
Я говорю себе, что нездоровое человеческое любопытство – не грех. Просто люди не чувствуют связи с погибшими, эти страшные истории не имеют к ним никакого отношения. Нормального человека стошнит, если он проведет хотя бы десять минут в холодном темном бункере, где я храню самые жесткие материалы по делам пропавших девушек.
Нормальный человек уже никогда не будет прежним, если хотя бы недолго поговорит по душам с убитым горем отцом, которого по ночам зовет погибшая дочка. Или с копами из убойного отдела, которые травят шутки в баре, чтобы забыться. Или с серийным маньяком, которому якобы ни до чего нет дела – лишь бы сладкий чай был из правильной закусочной.
– Калверт, Техас, – лениво читает Карл надпись на указателе. – Когда-то здесь стояла самая большая хлопкоочистительная машина в мире.
Я включаю сигнал поворота и сворачиваю налево с главной исторической улицы города.
Карл имеет в виду хлопкоочистительный завод, действовавший в Калверте в XIX веке. А я представляю себе тот день в XXI веке, когда город, словно тараканами, кишел репортерами и полицейскими. Вспоминаю фотографии с места преступления, которые я выкупила у одного техасского рейнджера низшего звена. Настоящие кадры из фильма ужасов, а ведь на них даже не было самой жертвы.
Карл ошибается. «Настроение ни к черту» – это очень-очень мягко сказано.
– Так ты слышал про Калверт? – как можно непринужденнее спрашиваю я.
– Скопище очаровательных дам – исхудали до костей и едва дышат. Господи, ну и рожу ты скорчила! Я про викторианскую архитектуру. Этот город – ее кладбище. Ну, или заброшенная галерея, выбирай что нравится. В Техасе почти не осталось викторианских домов, но Калверт – исключение.
– Ее звали Викки, – в ярости говорю я, останавливая машину. – Мы приехали.
– Очередная красная точка на твоей карте?
Я глушу мотор. Карл разглядывает хаос из фронтонов, башенок, флигелей и эркеров, который в 1902-м архитектор окрестил «особняком в стиле королевы Анны». Восемь лет назад с легкой подачи репортеров все стали называть этот дом Кровавой Викторией, коротко – Кровавой Викки.
Сейчас Кровавая Викки выглядит так, будто ее жестоко избил муж. Облезлая белая краска, заколоченные фанерой окна, сломанные шпили, поцарапанная лепнина, треснувшая черепица.
– Ликуй: я узнаю этот дом, – заявляет Карл. – Раньше я частенько бывал в Калверте – хотел запечатлеть медленную кончину прекрасных дам. Эту я прозвал Невестой. Столько кружев и украшений. Она всегда была моей любимицей. Один раз мне даже удалось на ней подзаработать: старушка из дома престарелых, которая раньше здесь жила, попросила сфотографировать дом со всех сторон. Хотела потом заказать картину и повесить ее у себя в комнате. Старухин племянничек из Калифорнии попросил ее продать особняк, а деньги отдать ему. Интересно, чем все закончилось…
Плохо закончилось, Карл. Соседи тебя запомнили – человека с камерой, который околачивался вокруг дома за несколько дней до исчезновения Викки Хиггинс. Один из них записал номер твоего автомобиля. Копы тебя выследили, доставили в участок и долго допрашивали – ты тогда как раз вышел под залог перед судебным слушанием по делу Николь Лакински.
Потом с теми же вопросами к тебе пристал прокурор. Он посоветовал полицейским допросить старуху из дома престарелых – конечно, она ничего не помнила. Судья в итоге заявил, что любое упоминание Викки на суде по делу Николь будет расценено как предубеждение, наносящее ущерб интересам обвиняемого. И вот ты здесь, Карл, на свободе.
Я оставляю тираду при себе и, приоткрыв окно, делаю несколько глубоких вдохов.
– Барфли, посиди здесь, хорошо? А то еще швы разойдутся.
Я подкладываю ему плюшевого мишку и вижу в его мягких карих глазах больше любви, чем во взгляде моего последнего бывшего. Так смотреть умел только Энди.
Не слишком ко мне привязывайся, Барфли. Я понятия не имею, куда все идет.
– На крыльце стоит риелтор. Мы опоздали на полчаса. Поэтому говорить буду я, а ты молчи и кивай, ясно? Если что-то вспомнишь, расскажешь потом, когда вернемся в машину.
– Как тебе будет угодно. Смотри, она нам машет.
Карл любезно и жизнерадостно машет в ответ.
Мы молча идем по голой лужайке. Почему-то я возлагаю большие надежды на эту красную точку. В доме есть комната, которая может дать много ответов. Я заставлю Карла провести там несколько минут. Он услышит крики жертвы, зуб даю.
Риелтор, придерживая соломенную шляпу с большими полями, спускается по замшелым ступенькам крыльца. Под прогнившей лестницей видна прохладная черная пещера – сестра непременно затащила бы меня туда поиграть в «Тролля под мостом». Ей нравилось слушать, как я визжу от страха.
– Вы опоздали, – бесцеремонно заявляет агент. – Меня зовут Труди. Добро пожаловать в Калверт. Прекрасное место, чтобы отдохнуть от постылой городской жизни. Конечно, сейчас Калверту не хватает былого величия, однако в Викторианскую эпоху это был четвертый по величине город Техаса. «Аббатство Даунтон» отдыхает. Этот великолепный особняк возвращает нас в далекое прошлое. Да, в ремонт придется вложиться, но оно того стоит!
Ни слова про убийство (а ведь убийства в Калверте – большая редкость) и лишь легкий намек на то, что ремонт особняка за миллион долларов обойдется еще минимум в два.
Пока риелтор произносит вызубренную наизусть речь, я в сотый раз задумываюсь о том, как лживы бывают фотографии.
На сайте агентства недвижимости Труди выглядела лет на тридцать моложе. Толстый слой розовой пудры на ее лице похож на маску – он заканчивается сразу за линией подбородка. На губах – алая помада. Когда эти губы морщатся, я не могу оторвать от них взгляд. От ослепительного солнца в сочетании с яркими зебрами и пеликанами на ее блузке у меня немного кружится голова.
– Миссис Ти обожала «Даунтон», – говорит Карл. – Особенно любила мистера Бейтса, пока тот не начал ругать стряпню жены.
Труди пренебрежительно улыбается. По телефону я сказала ей, что у него деменция и что мы с мужем ищем большой дом, требующий ремонта и перепланировки, в котором можно разместить его консалтинговую фирму, моего больного престарелого отца и нашу растущую семью.
Утром я вытащила серьгу из носа, а в уши вставила два маленьких серебряных крестика. Волосы убрала в длинный старомодный хвост. Мой белый сарафан «Энн Тейлор» заканчивается ниже колен. На пальце сверкает мамино обручальное кольцо, которое два месяца назад я стащила из ее шкатулки с украшениями.
Впрочем, выражение лица у Труди все равно недоверчивое. Она то и дело поглядывает на крошечное отверстие в моей ноздре. А сейчас смотрит на нашу машину – увиденное ее слегка успокаивает, и она решает показать нам дом.