– Не знаю, убивал ли я кого-нибудь по-настоящему, – вдруг заговаривает Карл, – но мне всегда казалось, что каждый мой снимок – это маленькое убийство. Затвор «Хассельблада» срабатывал со звуком пистолетного выстрела. Правильный, хороший звук. И еще – все те, кого я запечатлел на пленке, рано или поздно умрут. Они умрут, когда на другом конце света кто-то будет разглядывать их фотографии.
– Может, хватит уже терзать камеру? – спрашиваю я раздраженно. – Мне за дорогой надо следить, а ты отвлекаешь.
Он настраивает объектив и вновь подносит камеру к глазам. Делает еще один снимок.
– За какой еще дорогой? Мы торчим в пробке. Тебе надо только вовремя жать на тормоз. Но так и быть. Я готов сыграть с тобой в игру «Двадцать вопросов».
– Что угодно, лишь бы ты перестал щелкать.
Карл вновь спускает затвор. Серия снимков.
– Перед тобой невозможно устоять. Такое интригующее лицо… Прошу прощения, но я ведь больше года не держал в руках камеру.
– Я не люблю фотографироваться. – О прощении даже не мечтай, Карл.
– Поэтому тебя так приятно снимать. Фотогеничность красавиц – миф. Ты настоящая. В тебе чувствуется надлом. Одержимость. Моя камера любит честных людей.
– Какая ирония… Ты правда думаешь, что я честная?
Тихонько нажимаю на педаль газа и продвигаюсь вперед на два дюйма.
– Камера глуха. Она не слышит твоего вранья. Глядя на тебя сквозь это отверстие, я вижу обыкновенную милую девушку. Добрую душу. Крепкие мускулы на руках и ногах – это уже наносное. Сплошное притворство. Еще я вижу довольно острый ум… но все-таки недостаточно острый.
– Думал выкинуть со мной тот же номер, что с посетительницами кафе? Да ты понятия не имеешь, кто я такая.
– Хм-м… Животное?
Я резко поворачиваюсь к нему.
– Что?! – Сам ты животное, мать твою!
– Животное, овощ или минерал. Мы играем, забыла? Даю тебе фору. Я загадал животное.
Проглатываю ком в горле.
– Я его вижу? – Надеюсь, за сарказмом он не разглядит, что вновь испытывает на прочность мои нервы. – Это Барфли?
– Нет и нет. Ты потратила два вопроса!
– Оно пушистое?
– Нет.
– Покрыто чешуей?
– Нет.
– У него гладкая кожа?
– Да. Осталось пятнадцать вопросов.
– Хвостатое?
– Нет.
– Быстрое?
– Глупый вопрос. Все бывают быстрыми, когда испугаются.
– Его можно найти в море?
– Да, можно.
– Это осьминог со странными ушами, который тебе приглянулся на канале «Дискавери»?
– У тебя всего девять вопросов, а к истине ты так и не приблизилась. Мысли шире. Когда мы с братом играли в эту игру, к царству животных могло относиться почти что угодно. У тебя разве нет братьев или сестер? Ты никогда не играла в «Двадцать вопросов»?
Синяя «Тойота» перед нами резко тормозит, и я тоже бью по тормозам.
– Уф, осторожнее! Вот теперь ты и правда отвлеклась. Может, прекратим?
– Все нормально. – Меня начинает тревожить эта игра – тем более я никогда не умела в нее играть. – У него есть крылья?
– Нет.
– Сколько ног? Восемь?
– Нет.
– Шесть?
– Нет.
– Четыре?
– Нет.
– Две?
– Две? – эхом отвечает Карл.
– Две ноги. Карл, это твое «животное» – человек?
– Да. Молодец. Вот это я называю «широко мыслить».
– Это женщина?
– Да. У тебя осталось четыре вопроса.
– Она… умерла?
– Да. Можно загадывать покойников. Людей из прошлого. Погибших звезд, исторических личностей. Знакомых.
– Ее имя начинается на «Н»? – выдавливаю я.
– Нет.
Значит, не Николь.
– На «В»?
– Нет.
Не Виолетта и не Викки.
– У тебя один вопрос и целых двадцать четыре буквы алфавита впереди, – ехидничает Карл. – Такими темпами ты вряд ли победишь.
– На «Р»? – Произнести вслух имя «Рейчел» я не в состоянии.
– Вопросы кончились, – говорит Карл. – И ты на меня рычишь. Я победил.
29
Я извиняюсь перед Карлом за то, что рычала. Ну, разве не безумие? Извиняться перед серийным маньяком, который в игре «Двадцать вопросов» загадал мне имя покойницы, возможно, моей собственной сестры! У нее гладкая кожа. И ее можно найти в море.
Может, он топил своих жертв в океане?
У него снова трясется рука. Непохоже, что симулирует. «Трясучка», так это называла миссис Ти. Карл должен быть в хорошей форме, чтобы сойти за моего отца в роскошном отеле, где я забронировала номер. И в хорошем настроении, чтобы отправиться завтра на встречу, о которой он пока не догадывается. Виолетта тут ни при чем. Я готовлюсь к завтрашнему дню уже очень давно, хотя особых надежд на встречу не возлагаю.
Час спустя, когда мы оставляем машину на просторной и роскошной парковке, Карл уже вполне в духе. Я едва не подпрыгиваю от радости, когда вижу вокруг минимум шесть современных белых пикапов вроде нашего. Мы проведем здесь двое суток, и то, что наша лошадка может затеряться в стаде белых пони, весьма кстати.
– Вот это я понимаю, – говорит Карл, когда швейцар распахивает перед ним двери.
– Смотри не привыкни, – отвечаю я.
Фойе в гостинице «ЗаЗа» просторное и темное, с бордовыми акцентами, современными низкими диванчиками и затейливыми восточными коврами на полу. Карл уже назвал искусство на стенах (черно-белые фотопортреты модных хипстеров и стенную роспись с изображением гротескных человечков, явно недовольных своей ролью гостиничного декора) «дерьмом собачьим».
За стойкой слаженно и со знанием дела работают две девушки, которым собственная красота не причиняет никаких неудобств. Я выбираю девицу с гладким черным «бобом», бледной кожей, как у Леди Гага, и именем «Харриет» на бейджике. Карл подкатывает к стойке тележку, выставляя всем на обозрение наш нехитрый багаж: автомобильный холодильник, два чемодана, патриотическую подушку Карла, спальник Уолта, коричневый пакет с собачьей едой и мисками и мой рюкзак. Самого Барфли он разместил здоровым боком вперед (по моему наказу).
– Здравствуйте, меня зовут Мередит Лейн, – называю я имя с липовой кредитки и удостоверения личности, которые выкладываю на стойку. – Мы с отцом бронировали у вас номер.
Внимание Харриет целиком приковано к Карлу и Барфли.
– Они с вами? Оба?
Надеюсь, она не устоит перед мягким золотистым носом и карими глазами Барфли. Шерсть у него стала немного пушистее и мягче, да и свою роль он исполняет куда лучше, чем Карл, – тот вовсю ухмыляется огромному фотопортрету мускулистого мужчины на пляже, который держит на плечах очаровательного белокурого мальчугана. Жизнь, о которой мечтаешь.
– Да, они оба со мной.
– Простите, но с собаками нельзя. – Вид у нее и впрямь виноватый (правильно я выбрала сотрудника!).
– Это служебная собака для эмоциональной поддержки. Барфли необходим моему больному отцу, – невозмутимо отвечаю я. – У вас на сайте написано, что такие животные допускаются.
На самом деле на их сайте об этом ни слова, конечно же.
Харриет смотрит на коллегу: та деловито подбирает новый номер бизнесмену, у которого «с кровати не видно телик, мать его». Я мысленно благодарю засранца за скотское поведение: Харриет придется самой решать, как со мной поступить.
– Животное для эмоциональной поддержки, – тихо повторяю я. – Он необходим моему отцу. Завтра утром мы записаны к врачу. Барфли ехал с нами из самого Финикса, отец без него очень страдает. – Я как бы невзначай кладу руку в многочисленных кольцах рядом с водительскими правами, на которых действительно написано «Финикс», хотя я там в жизни не бывала.
– Красивые у вас кольца, – говорит Харриет. – Барфли – это пес?..
Я могла бы протащить его в номер тайком, но тогда нам пришлось бы иметь дело с горничной. Вместо этого я решила понадеяться на тот факт, что люди гораздо охотнее верят вранью, когда вранье связано со столь симпатичным зверем, как Барфли.
Карл машет Харриет ручкой. Она весело машет в ответ.
– Да, это наш пес. Кличку придумал мой папа.
– Он обучен всему необходимому?
Я не теряюсь.
– А, вы про пса! Да, конечно. С ним занимались лучшие специалисты. Может, слышали про ветерана войны в Ираке, который подбирает на улице бродячих собак и готовит их к работе с престарелыми? Он наполовину чероки, его даже приглашали в «60 минут». Скоро у него будет свое реалити-шоу!
– Здорово. Папа у вас душка! – восклицает Харриет, а потом шепотом добавляет: – У моей тети Альцгеймер.
– Рак легких… – вру я.
Пальцы Харриет деловито порхают над клавиатурой.
– Я вам сочувствую. Такая беда. Вы знаете, в онкоцентре Андерсона творят настоящие чудеса. И, кстати, здесь рядом Герман-парк. Можете сводить его туда. Пса, не отца. Еще от нас по утрам ходит бесплатный автобус до медгородка, это очень удобно. Ага, вижу, вы зарегистрировались по медицинскому тарифу. Еще вам положено десять процентов скидки по пенсионному удостоверению. Можете не предъявлять.
Кто-то ощутимо пихает меня в ногу. Барфли. Карл бросил поводок, и пес свободно бродит по вестибюлю, демонстрируя всем повязку на боку. Я озираюсь по сторонам: Карла нигде нет.
– Ой, приветик! – Харриет перегибается через стойку и набрасывается на Барфли. – И что же с тобой случилось, лапочка?
– Ему только что удалили подозрительную опухоль. Но мы надеемся на лучшее. Отец теперь еще больше к нему привязался…
Я вижу, как Харриет пытается что-то придумать, но пока не знаю, чем это закончится. Мысленно я уже закидываю вещи в багажник и сплю на колючих простынях из наждачной бумаги, предварительно стряхнув с подушки чьи-то лобковые волосы.
– Сделаем вот что, – говорит Харриет, утыкаясь в экран монитора. – На одном из последних этажей сегодня освободился большой люкс после девичника. Мне шепнули, что жених переспал с подружкой невесты… – Она закатывает глаза. – В общем, отличный номер, вам понравится. Стоить это будет так же, все равно номеру еще несколько дней пустовать. Одна из ванных комнат больше, чем моя кухня. Отличное место для вашей собачки. Из окон открывается сумасшедший вид на город, музейный квартал и парк с фонтанами. Когда смотришь вниз, кажется, что падаешь – знаете это ощущение?