О да, знаю. Еще как.
30
Я разрешаю Карлу заказать новозеландскую баранину на косточке и картошку фри с вулканической солью из гостиничного меню. Гулять так гулять! Я совсем не настроена считать – будь то деньги, дни или пуки Уолта, о которых мне исправно докладывает Карл. Мы выбрали себе по бутылочке крафтового пива. Мне приглянулась «Блонди верхом на Бомбе» пивоварни «Саутерн стар», а Карлу – «Звони в ковбелл!» от «Буффало Байу». Интересно, что пили (и курили) авторы названий…
Перед нами во всем своем эклектичном великолепии раскинулся двухкомнатный люкс: три мягких глубоких дивана, обеденный стол на шесть персон, чудесная спальня с белым плюшевым пледом на кровати, два больших телевизора. Фирменный красный цвет гостиницы присутствует здесь только на бахроме абажура и на картинах с танцующими маками.
Я то и дело с тревогой ловлю наше с Карлом отражение в больших зеркалах, обрамленных старинными рамами. Сущий ад для прыщавых подростков и толстушек (никого не хочу обидеть – просто я сама была когда-то и прыщавым подростком, и толстушкой). Ясно, зачем здесь столько зеркал – взбивать юбки из белоснежного тюля, поправлять декольте, красить надутые губки и делать пьяные селфи. Но всякий раз, когда я ловлю краем глаза отражение и не сразу признаю в нем себя, мое сердце уходит в пятки.
Конечно, первым делом я проверяю работоспособность надежного с виду замка на двери в спальню. Если он не работает, придется спать на мраморном полу запертой ванной, рядом с Барфли. А перед этим поссориться с Карлом и отнять у него спальник Уолта.
К счастью, замок исправен, и свой портативный я тоже взяла. Этого должно быть достаточно. Карл, на удивление, быстро согласился спать на раскладном диванчике в гостиной – при условии, что Уолт разместится на таком же диване в противоположном углу комнаты. Его храп начал мешать Карлу. Я констатирую это как факт. Да, Карл может казаться сколь угодно разумным, даже рациональным, но одно я знаю наверняка: он действительно видит и слышит своих призраков.
– Я очень рад, что ты перестала трястись над деньгами. – Карл запихивает в рот последний ломтик картофеля фри. – Немного успокоилась насчет своего бюджета. Если понадобится, я помогу. У меня есть заначка. – После этого заявления меня тут же охватывает желание пересчитать наличные, две тысячи долларов из которых я осмотрительно (или, наоборот, неосмотрительно) вытащила из запаски «Бьюика» и спрятала в ящик с замком.
Насколько мне известно, еще пятьсот долларов должны лежать наготове среди нижнего белья в моем чемодане – в ближайшее время я планирую пополнить ими свой изрядно похудевший бумажник. Последний сейчас лежит в сейфе в гардеробной комнате, которую уже облюбовал Барфли.
Настроение у Карла самое благостное. Спешно покончив с регистрацией, я обнаружила его в баре-ресторане с пустой рюмкой в руке и несколькими стопками четвертаков. А сейчас он допивает уже второе крафтовое пиво.
Пока я выставляла за дверь грязную посуду, Карл включил телик – шоу «Семейная вражда».
– Это для Уолта, – сообщает он, а сам предлагает выйти на балкончик и добить «Ларри Джи».
С экрана телевизора на нас обрушивается лавина неона. Взбудораженный Стив Харви в ядовито-зеленом костюме спрашивает у толстяка в гавайской рубашке, усыпанной розовыми цветами: «Что самое ценное в материнском молоке?» Толстяк отвечает: «Тара!» Нестройный хохот аудитории рождает сравнение с крыльцом, увешанным сотней разномастных «китайских колокольчиков».
– Да брось, не ломайся! Если даже кто-то учует травку, всегда можно сказать, что мне ее доктор прописал. У меня же рак легких!
– Нет, – отрезаю я. – И кстати, я не знала, что ты подслушивал мой разговор с администратором.
Нытье Карла и паясничанье Стива Харви меня добивают: спустя десять минут я сдаюсь, достаю из сумки пакетик с травкой и над раковиной в ванной забиваю крошечный косяк. Карл мгновенно укладывается на мягкий балконный шезлонг, а я встаю в открытом дверном проеме и прислоняюсь к раме.
Перед нами раскинулся Хьюстон, современный бог – побитый, но не сокрушенный.
Карл кивает на второй шезлонг. Ни за что не сяду – я должна сохранять бдительность и отслеживать любые его намерения (включая очевидное: сбросить меня с одиннадцатого этажа в круглый подсвеченный фонтан, похожий на посадочную площадку для летающих тарелок).
Зной без труда вытесняет с балкона прохладу кондиционированного воздуха из комнаты. Пот струится по моей спине, пока Карл щелкает зажигалкой и превращает кончик косяка в светлячка.
Сюрприз! В короткой вспышке света я успеваю разглядеть выгравированную букву «Н» на серебристом боку зажигалки, которую я видела в чемодане Карла под кроватью у миссис Ти. Он быстро захлопывает крышку.
– Вещица моего отца. Красивая, да? Непонятно, девчачья или мальчиковая.
– Как его звали? Твоего отца?
Карл поглаживает пальцем букву «Н».
– Все звали его Резаком. Еще со школы – и не потому, что ему отхватило руку, а потому, что он ловко орудовал охотничьим ножом. Понятия не имею, что означает буква «Н» на боку – он никогда не говорил.
Он делает глубокую затяжку и запрокидывает голову. Его профиль на фоне абстрактных линий города кажется высеченным из мрамора. Я снова вспоминаю, что Карл был и остается привлекательным мужчиной, особенно в темноте. Невольно вздрагиваю, когда его губы складываются в трубочку, и белый дым неторопливо переваливается через перила балкона.
Так затягивалась Клэр из «Карточного домика» – беспощадно расправляясь с сигаретой. Ночью они с Фрэнком выкуривали одну сигаретку на двоих, и именно по этим сценам я поняла, кто в сериале главный злодей – конечно же, она.
– Уолт ржет как сумасшедший, правда? – спрашивает Карл. – Обожает сальные шуточки. И когда Стив Харви говорит «пердимонокль». Или «душить одноглазого змея». Или «оттарабанить».
Вдруг он подскакивает, металлические ножки шезлонга скрежещут по бетону. Я быстро отступаю.
– Да расслабься ты! – Он протягивает мне косячок. Я мотаю головой.
Вот бы это биение в груди скорее прекратилось. Вот бы спросить Карла, поселилась ли с нами его призрачная подруга, запотевают ли зеркала от ее дыхания, оставляет ли ее крепкий зад округлые влажные следы на диванах. И про двух красивых одухотворенных девочек, которые спасали меня от скуки в детстве, а теперь вселяют ужас.
Вот бы приставить «глок» к его башке и узнать, зачем он спрятал под нашей лестницей эту фотографию – задолго до того, как похитить мою сестру.
Вот бы выяснить имена всех жертв Карла – и заодно все сопутствующие обстоятельства, все «где», «когда» и «почему», потому что я понятия не имею, какое именно убийство заставит его признать вину.
Рейчел бесследно исчезла. Только что была, и вот уже ее нет – так было и с Николь, и с Виолеттой, и с Викки. Я провела собственное маленькое расследование. Однако в случае с Николь остались хотя бы следы его ДНК на пятидолларовой купюре и был суд. В случае с Викки нашли место преступления, залитые кровью стены. В случае с Виолеттой были страшный пляж и лучшая подруга, которая могла о чем-то умолчать на допросе.
Вот бы спровоцировать Карла на осмысленный и продуктивный разговор, а не ждать безропотно, пока его память сама выйдет из позы эмбриона.
Я должна найти сестру, чего бы это ни стоило.
Но пока надо притормозить. Забыть о пистолете. Не перегружать Карла. Мой тренер не уставал повторять, что всегда лучше договориться, чем лезть в драку.
Создай комфортную обстановку. Доказано, что дружелюбным и терпеливым дознавателям, умеющим наладить контакт с подозреваемым, удается получить нужную информацию в четырнадцать раз быстрее. Преступники, с которыми разговаривают вежливо и уважительно, признаются в четыре раза чаще.
Однако внутри у меня все воет от осознания, что на неторопливые беседы времени нет. Впереди еще шесть дней, однако тени, бегущие за нами по песку, уже настигают. Поэтому вместо пешки я беру в руки коня.
– Однажды я видела привидение.
– Ого! И как прошла встреча?
– Мне было четырнадцать. Я вошла в кухню, а она стояла у микроволновки, разогревала макароны с сыром.
– Она что-нибудь сказала?
– Да. «Клево я тебя разыграла». И потом сразу исчезла.
– Призраки – они такие. Юморные. – Карл в своем репертуаре. Ничего толком не говорит, ни о чем не спрашивает.
– Школьный психолог считала, что это нормально, – осторожно продолжаю я. – У многих на почве тяжелой утраты случаются галлюцинации. Половина людей, потерявшие близких, по меньшей мере однажды видят или слышат покойников. Один школьник на протяжении месяца видел лицо своего друга, когда смотрел вверх и вправо. Крошечная голова парила в правом верхнем углу его поля зрения. С этой жалобой он обратился к трем окулистам.
Карл жестоко молчит.
– Тем призраком была моя родная сестра.
Он бросает окурок на пол и давит его каблуком. Встает. Эта часть вечера закончена.
– Мама сказала, я просто все выдумала, чтобы утешиться. Я и сама так считаю. – В моем голосе проскальзывает отчаяние. Надеюсь, под кайфом Карл его не заметит.
– Объяснить появление привидений можно как угодно, – говорит он. – Но правды не знает никто.
31
Обнаружив тот альбом с фотографиями на столе у учительницы, я сделала все, что положено делать в подобных ситуациях. Поговорила с родителями: спросила, откуда у нас под лестницей взялась фотография некого Карла Льюиса Фельдмана. Напомнила им, что его подозревали в совершении нескольких убийств. Рассказала, как и когда нашла близняшек и кем они для меня стали. Подружками.
Рейчел всегда была так занята.
Я говорила сбивчиво, глотая слова. Растерянный взгляд, которым обменялись родители, прошелся ножом по сердцу – буквально, как будто они взяли со стола грязный нож для масла и воткнули его мне в грудь. Лица у них были напуганные, только напугала их не моя история, а