– Карл, все нормально? Ты позавтракал?
Нет ответа. Карл немного туговат на ухо – или притворяется, не знаю. Я подхожу к мини-холодильнику в поисках апельсинового сока за 4 доллара. Найти его оказывается проще простого: половина полки пуста. Крошечные пузырьки «Титос», «Джек Дэниелс» и «Дон Хулио» (видимо, для фей), одноразовые стаканчики с дешевым вином, бутылки «Стеллы», «Бадса» и «Сэма Адамса» – все исчезло. Я специально запоминала содержимое холодильника, чтобы знать, что Карл выпьет.
Мой взгляд падает обратно на дверь ванной. Карл мог напиться, потерять сознание и даже умереть, если смешал весь этот алкоголь со своими лекарствами.
Я подлетаю к двери и громко в нее барабаню.
– Карл! Все нормально?!
Нет ответа.
Ручка легко поворачивается.
В ванной никого нет.
Из крана бежит вода.
И Карл, видимо, тоже бежит.
37
Паника охватывает меня только внизу, когда я выбегаю в вестибюль и сквозь стеклянные двери вижу на улице диско-шоу полицейских огней.
Выбираю самого молоденького швейцара – того, кто уже поглядывает на полоску гладкой белой кожи между моим топом и поясом джинсов.
– Что стряслось? – вежливо спрашиваю я.
– Да кто-то стащил с нашего фирменного автобуса череп техасского лонгхорна, – отвечает он. – Гостям не о чем волноваться. Директор вне себя от злости. Как можно потерять рога длиной десять футов?
Он кивает на даму, оживленно беседующую с двумя другими полицейскими. Вид у них унылый, и, кажется, они не из тех, кто поддерживает равенство полов.
– Мне нужны ключи от машины, – говорю я швейцару. – Вот мой парковочный талон.
– Хорошо, я сейчас ее подгоню. У вас ведь белый «Шеви» с дисками «Уорриор»? Вчера вечером я помогал вашему отцу выехать с территории и объяснил, как у нас получают машину. Мы сами пригоняем ее к выходу. Он сказал, у него рак мозга… Попросил за него молиться. И дал мне очень щедрые чаевые.
Рак мозга? Вранье или правда? Быть может, вчера в клинике Карлу сообщили плохую новость?
– Вы отдали машину моему отцу? Вчера вечером?
– Да, он хотел убедиться, что с его дистанционным ключом все нормально – не села ли батарейка. Потом я поставил машину обратно в гараж, где она сейчас и стоит в целости и сохранности.
Видимо, Карл украл запасной ключ из моей косметички. И, возможно, прямо сейчас заводит мотор.
Я не могу оторвать взгляд от крошечной, идеально квадратной бородки швейцара, явно обесцвеченной. На груди у него хиповый фирменный бейджик отеля.
«Диски “Уорриор”», говоришь? А ты наблюдательный! Эдак он и копам на опознании поможет. Нехорошо.
– Ты Гарри, да? Выдай мне ключи от машины, пожалуйста.
– У нас так не принято… – ворчит Гарри, но сам уже поворачивается к завешанной ключами стене. – Держите. Место номер триста семнадцать в гараже, вон там. – Он указывает пальцем направо. – Третий этаж. Поднимайтесь пешком, лифт сегодня не работает. Но я должен предупредить босса, что вы туда пошли.
– Конечно-конечно!
Я взлетаю по лестнице на третий этаж, открываю дверь и… замираю. В пятидесяти ярдах от меня Карл энергично роется в кузове нашего пикапа, открывая подряд все контейнеры и чемоданы. Увидев искомое, он кладет это в гостиничный мешок для грязного белья (с большой буквой «З» на боку) и принимается отсчитывать купюры от моих припрятанных двух тысяч. Услышав шаги, он поднимает голову и едва заметно усмехается, будто и не удивлен нашей встрече.
– Мы же договаривались… – говорю я.
– Я тоже так думал, пока ты не провела надо мной маленький научный эксперимент. А потом еще и наорала.
– Прости. Я должна была предупредить тебя о визите к врачу. У тебя… рак мозга?
– С чего ты взяла? Пытаешься меня запугать?
– Послушай, Карл, как тебе такой план: мы сейчас вместе едем в Галвестон, а потом я выполняю любое условие из твоего списка. Любое.
– Уолт не любит пляжи Галвестона. И вообще жару. Жара вгоняет его в депрессию.
– Вы можете посидеть в машине, пока я… встречусь кое с кем.
– Любое условие, говоришь? Любое-прелюбое?
– Да.
– Я подумаю. – Многозначительно глядя мне в глаза, он запихивает в мешок еще немного наличных и застегивает молнию. – Почему ты всегда держишь одну руку в кармане?
Название: УТОПЛЕННИЦА
Из книги «Путешествие во времени: фотографии Карла Льюиса Фельдмана»
Пляж Галвестона, 2002
Серебряно-желатиновая печать
Комментарий автора:
Всякий раз, когда я выхожу на этот пляж, меня начинают душить влажность и страх, хотя со времен галвестонского наводнения минуло уже больше ста лет. Дети строят песочные замки и пекут куличики над закопанными трупами. В одном только Галвестоне шторм истребил около шести тысяч человек, а на острове насчитали порядка двенадцати тысяч жертв. Часть трупов сбросили на дно океана, часть сожгли на погребальных кострах, часть зарыли в песок там же, где нашли. Строители до сих пор натыкаются на их кости. Этот снимок я сделал перед знаменитой гостиницей «Галвез», на пляже которой якобы бродят привидения – включая невесту, покончившую жизнь самоубийством, и святую монахиню. В 1900 году, когда на остров налетел ураган, монахини из сиротского приюта Святой Марии бельевыми веревками привязывали к себе детей. Их трупы так и нашли связанными. А век спустя я обнаружил на том самом месте, среди водорослей у берега, это платье. Лицо в складках я разглядел уже позже, только когда напечатал фотографию.
38
Мы с Барфли мочим ножки в мутной воде пляжа Сан-Луис-пасс на западе Галвестона, где предположительно ушла в темноту Виолетта Сантана. На старых полицейских фотографиях этот отрезок пляжа перетянут желтыми лентами, а песок, словно обломками пиратского корабля, усыпан пустыми пивными банками и бутылками.
Виолетта. Последняя красная точка. Сегодня я решила, что ее можно называть девочкой, ведь она и была девочкой для своих родителей. Ей только-только исполнился двадцать один год.
Я задумала встретиться с Гретхен Муллинс, бывшей однокурсницей Виолетты, еще год назад. Она была самой взрослой свидетельницей из всех, что проходили по трем делам о пропавших без вести девушках, но на мои просьбы каждый раз отвечала «нет». На четвертый раз я придумала новую историю и представилась новым именем. Сработало!
Вообще-то я планировала огорошить Карла этим воспоминанием, поэтому оставлять его в машине с включенным кондиционером и орущими на всю громкость «Зе Ху» мне не хотелось. Зато так он не сможет вмешаться в наш с Гретхен разговор и случайно (или же намеренно) раскрыть мое истинное «я». Она думает, я хочу добиться установки предупредительных знаков на пляже и с этой целью пишу статью о жертвах местных бурных течений.
Мы встречаемся на опасном отрезке пляжа, примерно в двадцати милях от того места, где Карл сделал свой самый дорогой и самый страшный снимок под названием «Утопленница».
В книге и многочисленных интервью он утверждает, что белая ткань в воде – платье, своеобразная посмертная ода жертвам галвестонского наводнения.
Я невольно содрогаюсь, глядя на мирные волны залива. Чудовище спит. Ничто не предвещает беды, как ничто не предвещало ее и в 1900-м. Технологий тогда не было. За день до урагана поднялся сильный ветер, море вздыбилось, и в газетах появилось небольшое штормовое предупреждение. Спустя сутки по улицам города поплыли трупы.
Карл говорит, что не стал вылавливать платье, а позволил ему уплыть в море. Поэтому зрителю остается лишь гадать и доверять воображению фотографа.
И вот я снова задаюсь вопросом: может, это было не платье, а легкий шарф? Может, шарфы – его фетиш? Не зря он стащил тот шарфик у Лолиты и подсунул мне в чемодан, а потом снова выкрал. Теперь он, словно злой фокусник, может в любой момент выдернуть его из кармана, накинуть бело-розовых улиток мне на шею и душить, пока от меня не останется одна бесформенная оболочка.
Мы уехали из отеля «ЗаЗа» около часа назад (извинившись и переведя им на счет триста долларов за испорченный стол). Администратор была так расстроена пропажей черепа, что наверняка и вовсе не заметила бы царапин, но я решила перестраховаться, чтобы лишний раз про нас никто не вспоминал.
Сначала я предлагала Гретхен встретиться на том знаменитом отрезке пляжа перед гостиницей «Галвез», которая отважно примостилась у самого волнореза и затеяла сомнительную интрижку с заливом. Это было бы логично: Гретхен с Виолеттой останавливались в этой гостинице. Карл тоже по меньшей мере дважды в год.
Однако Гретхен захотела встретиться здесь, где они с Виолеттой виделись в последний раз, и бросить в море букет фиалок в память о погибшей подруге. Она якобы делает это каждый год, но мне что-то не верится.
Много вы знаете цветочных магазинов, где продают фиалки? Можно ли вообще вырастить в Техасе этот нежный, прихотливый цветок? И много ли на свете людей, из года в год исправно соблюдающих подобные ритуалы? Нет, не много. Гретхен попросту работала на публику – то есть на читателей газеты, к которой я не имела никакого отношения.
Сегодня на пляже Сан-Луис-пасс почти безлюдно, если не считать парочки любителей солнечных ванн. Плавать здесь – на самой оконечности острова – опасно: подводные течения то и дело уносят купальщиков в открытое море.
Впрочем, никакие предупредительные знаки не останавливали пьяных студентов вроде Виолетты и Гретхен от купания в океане. И тогда, и сейчас молодежь продолжает лезть в воду в самых неподходящих местах, совершенно не представляя, как бороться с течением.
С разрывным течением не может бороться никто – даже олимпийские пловцы.
Не пытайся плыть против течения, уступи ему. Оно не затянет тебя на дно, скорее ты выбьешься из сил и утонешь сама. Доверься океану. Он вернет тебя на берег.
У моего тренера был четкий свод правил на любой случай. Он понятия не имел, зачем я его наняла и куда меня в итоге занесет жизнь – в горы или в открытое море. Он ничего не знал об исчезновении моей сестры. Возможно, мы бы понравились друг другу чуть больше, если бы я ему р