Часы тикают, а мы с Карлом так и не сдвинулись с места. Наше очередное прибежище – низкопробный мотель под названием «Десять звезд» неподалеку от Форт-Уэрта. Карл сидит в своей комнате и болтает с Уолтом, с Барфли, со своей насквозь промокшей воображаемой подружкой.
С тех пор как мы поели, он со мной не разговаривал. Я отказалась идти с ним в национальный заказник Биг-Тикет – любоваться на редкий техасский вид саррацении. Он как будто совсем забыл о нашей сюрреалистической беседе за жареной курицей и хочет сфоткать хищное растение на новый айфон.
– Там все так хитро устроено! – восторженно уговаривал меня Карл. Я поначалу решила, что он имеет в виду телефон.
Но на самом деле речь шла о хищной зеленой трубке, которая заманивает насекомых в свой высокий кувшинчик со сладким нектаром. Букашки либо тонут в скопившейся на дне воде, либо выбиваются из сил, пытаясь вскарабкаться по гладким стенкам.
– А потом их трупики растворяются пищеварительными ферментами растения, – сообщил мне Карл. – Просто исчезают с лица Земли, как будто их и не было.
Почему-то я сразу вспоминаю его колодец в Пайни-Вудс – зеленое корыто с высокими склизкими стенками, по которым невозможно вскарабкаться. Миллион лет эволюции серийных убийц.
– Это мое условие! – сердито заявил он, когда я отказалась ехать.
– Хватит с меня условий, – отрезала я. – Сначала расскажи, что случилось с моей сестрой.
После этой угрозы Карл окончательно замыкается в себе. Я повернула в сторону Форт-Уэрта, но понятия не имела, что буду там делать. И в результате просто остановилась рядом с этой придорожной дырой.
Я подхожу к двери и запираю ее. Цепочки нет. Мой портативный замок остался в багажнике. Да и вряд ли я смогла бы установить его одной рукой.
Кладу под подушку заряженный «глок».
Карл замер над моей кроватью. В комнате темно, если не считать жуткого голубоватого света, танцующего на его лице.
– Уолт говорит, что догадался, где твоя сестра. Вот, он записал адрес.
Я сажусь и включаю лампу. Сквозь распахнутую дверь летит зрительский гогот из «Семейной вражды».
– Ты слышишь, нет? У Уолта есть адрес! Я думал, тебе будет интересно.
Карл держит в руках две вещи: свой айфон, из-за которого он светился в темноте, и выдранный блокнотный листок. В верхней части листка красуются белые, красные и голубые звезды. Внизу что-то нацарапано, причем незнакомым почерком.
Интересно, давно Карл возится с телефоном? Энди и его «ребята» уже вычислили наш адрес?
Я протягиваю руку к листку. Он отдает не сразу – явно еще злится.
Однако Карл не соврал, на листке действительно записан адрес дома, расположенного на небольшом проселке близ Берлсона. Это недалеко. Может, милях в десяти от нашего с Рейчел дома, где я в последний раз видела ее лицо.
– Хорошо, поехали, – непринужденно говорю я. Как будто это сущие пустяки. Как будто мы едем в кино или смотреть на хищную саррацению. – Давай сюда телефон, мне надо взглянуть на карту.
– Сперва выпишись из этой дыры, – упирается Карл. – Сюда мы больше не вернемся.
Небо подернуто легкой белесой дымкой. Создает настроение, говорил мой отец, когда мы вставали с утра пораньше и шли на охоту. В таком свете легче идти по бурелому – и сложнее стрелять по милым зверюшкам.
Карл раздает указания – его очень забавляет красная стрелочка навигатора, указывающая путь.
На проселочной дороге, как я и думала, нет ни души. Бесконечная колючая проволока. Аккуратные стога сена на ровном поле. Леденящая душу тишина – словно все умерло и наступил конец света.
– Поворачивай здесь, – командует Карл. – Нам нужен тот фермерский дом на холме.
Наш пикап уверенно взбирается по длинной подъездной дорожке. На дом я даже не смотрю. Куда больше меня волнует красный сарай.
Когда мы уезжали из мотеля, я чувствовала себя опустошенной и безразличной. Теперь мне стало страшно.
– Смотри, свет в окне, – замечает Карл. – Впрочем, я предупредил хозяйку о нашем визите. Если этой поездкой ты хотела доказать свою храбрость, то сейчас самое время это сделать.
69
Я больше не донимаю Карла вопросами. Когда мы поднялись к дому, я выключила фары.
Дом самый обычный – из белого кирпича и словно бы прибитый к земле. Потрепанный жизнью красный сарай очень похож на тот, возле которого моя сестра позировала для школьного фотопортрета. Я как во сне поднимаюсь по ступеням крыльца и стучу в дверь.
Открывает женщина лет шестидесяти, в выцветшей мужской футболке, джинсах и светло-сиреневых резиновых тапочках. Наше появление ее не удивляет. Чем-то она похожа на мою мать – не столько чертами лица или тапочками, сколько отпечатавшейся на лице усталостью.
– Меня зовут миссис Уильям Шерман.
Я молчу и руки в ответ не подаю. Зато Карл весело стискивает ее ладонь и представляется.
Она приглашает нас в гостиную. На коричневом ковре – следы от пылесоса. Узорчатый диван в осенних листьях, два кресла напротив телевизора. На журнальном столике – кувшин холодного чая, три стакана и блюдо с магазинным песочным печеньем.
Женщина жестом предлагает нам сесть на осенние листья. Я трясу головой. Карл садится.
И тут-то я замечаю. В руке у Карла – фотография моей сестры на фоне красной стены. Та самая, которую он стащил из хьюстонского отеля. Несколько миль назад он потянулся на заднее сиденье – я думала, укладывал поудобнее Барфли – и достал это фото.
Карл хватает с тарелки печенье и кладет мою сестру на журнальный столик лицом вниз. Я открываю рот, но не могу издать ни звука – перед глазами только красный штампик с оборотной стороны снимка.
«Фото на пять с плюсом».
Разумеется, в свое время я проработала эту версию. Рейчел исчезла спустя год после того, как сделали школьный портрет. Фотографа порекомендовала моей маме женщина из церкви. Семь подружек Рейчел обращались к нему за услугами, и ни одна из них не исчезла.
И все же я несколько раз позвонила по номеру, указанному на штампе. Включался автоответчик – приятный женский голос с техасским выговором. Мне было тринадцать лет.
Я оставила несколько сообщений, но мне так и не перезвонили.
А теперь у меня волосы встают дыбом. Потому что на штампике указан адрес. Этот адрес.
– Объясните, что происходит.
Я говорю почти спокойно, но тринадцатилетняя девочка внутри меня громко вопит. Карл начал что-то напевать себе под нос.
Он поворачивает ко мне одну из серебристых рамок, стоящих на журнальном столике.
С фотографии мне улыбается девушка, очень похожая на мою сестру. Но это не Рейчел, я вижу ее впервые.
– Не трогайте! – Миссис Шерман бережно возвращает рамку на место (та стоит лицом к телевизору, как и кресла, – счастливая семейка, ага) и говорит: – Пойдемте лучше в сарай.
Сарай просторный и гулкий, почти пустой, с земляным полом. Над нашими головами с гудением загораются флуоресцентные лампы. Едва заметно пахнет навозом. В дальнем углу с балки свисает веревка.
– Здесь повесился мой муж. Сразу после того, как убил вашу сестру.
Миссис Шерман указывает пальцем на веревку, словно экскурсовод в музее.
– Делая портрет вашей сестры, он заметил, как она похожа на Одри. Просто глазам своим не поверил.
Моя голова взрывается пением Карла, гоготом Стива Харви и стрекотом цикад одновременно.
Нельзя выпускать из виду Карла. Он в сговоре с этой женщиной?
Карл тем временем подходит к веревке и дергает ее, испытывая на прочность.
Миссис Шерман ни на что не обращает внимания.
– Наша дочь умерла за несколько лет до того. И муж подумал, что вашу сестру нам послал сам Господь. Попросил ее навещать нас хотя бы раз в неделю. Несколько месяцев она исправно ходила в гости – из жалости, наверно, – а потом написала очень милое письмо, в котором объяснила, что больше не может приходить. Я думала, муж все понял и принял. Но нет, оказывается, он то и дело следил за Рейчел, когда та возвращалась домой на каникулы. Якобы просто хотел с ней поговорить. Когда они приехали к нам домой, она уже умерла. Крови почти не было – буквально капелька. Несчастный случай, сказал Уильям.
Миссис Шерман пытается обнять меня за плечо. Карл по-прежнему возится с веревкой. Я отталкиваю ее руку.
В голове вспыхивают картинки. Сотни картинок.
– Мистер Фельдман объяснил, что вы – ее сестра, – ласково произносит миссис Шерман. – Рейчел очень вас любила, много о вас рассказывала. Хотите взглянуть на ее могилу?
70
Карл качает веревку туда-сюда, словно маятник. С безлюдной проселочной дороги летит вой сирен.
– Вранье – дело милое, потому что к правде ведет. Это Достоевский. В сараях иногда такая жопа творится. А вот это уже Карл Фельдман.
Он хватает меня под локоть и отводит подальше от миссис Уильям Шерман, которая до сих пор гордо носит имя убийцы.
– Никуда она с вами не пойдет, – говорит он женщине. – Вы самая натуральная психопатка. А ну быстро в дом, пока я не разозлился!
Карл отпускает мой локоть. Я ничего не могу с собой поделать – сгибаюсь пополам и пытаюсь остановить бешеное биение в голове, в груди. Дыши. Щелкает дверь сарая.
Когда я поднимаю голову, миссис Шерман уже ушла, а Карл смотрит на меня и посмеивается.
– Я рассудил, что мне ты вряд ли поверишь, а уж ей-то должна. На самом деле она давно мечтала исповедаться. Говорит, что помнит твои сообщения на автоответчике. Она тогда испугалась, что ты все выяснила, и с тех пор ждала, когда же ты придешь. Ладно, возьми себя в руки. Пистолет у тебя, так? Судя по сиренам, сюда едут копы. А я не собираюсь возвращаться к миссис Ти. Извини, но все припасенные тобой деньги я забрал. Ключи, надеюсь, в замке зажигания? – Он не дожидается ответа. – Мы неплохо провели время – большую его часть. Не знаю, как тебя зовут, но я бы не отказался от такой дочери. Честно. И нет, я не ангел. Кое в чем я виноват. Просто ты не к тому прицепилась.