– Ну и ну.
Она встала и вытерла правую руку о фартук, затем протянула ее для рукопожатия. Лицо по-прежнему выглядело кислым, но хотя бы не перекошенным от ярости.
– Боюсь, вчера я произвела на вас не самое приятное впечатление, – сказала миссис Лейми. Ее тон не казался примирительным, однако был в нем намек на сожаление и готовность взять на себя некую долю вины.
– Ситуация сложная.
– И все равно мне не следовало выходить из себя. Впрочем, мистер Бартон умеет доводить людей. – На губах заиграла улыбка, но уже через мгновение она покачала головой и добавила: – Как я понимаю, его не назовешь финансово ответственным гражданином.
С этим утверждением нельзя было не согласиться, хотя Говард терпеть не мог фразу «финансовая ответственность» за ее бессмысленность и расплывчатость. При этом его заинтриговало поведение миссис Лейми, которая по-своему пыталась извиниться. Вот она копается в саду, как самый обычный человек. Видимо, успела проверить, что Говард выписал ей действующий чек.
– Добавляете удобрение? – спросил он. – А зачем вам ржавые гвозди?
– Для гортензий, – ответила миссис Лейми. – Вы занимаетесь садом?
– Да нет, не особо. Так, пара горшков с помидорами и несколько комнатных растений, вот и все.
– Если закопать ржавые гвозди вокруг корней гортензии, бутоны поменяют цвет – с розового на голубой. Из-за железа. Прямо волшебство какое-то, правда? Цвет роз тоже можно изменить, но тут работа предстоит уже более сложная и грязная. Зато результат интересный. Я, можно сказать, садовод-любитель и вот эту смесь подготовила сама. – Она показала на керамическую миску, в которой, как теперь понял Говард, разглядев ее поближе, была не рыбная эмульсия, а густая красная жидкость. – Не пугайтесь, но это кровь. – Выражение лица у миссис Лейми стало страдальческим. – Подойдет любая, хотя лучше всего действует рыбья. Прекрасное удобрение, к тому же ее легко достать на консервном заводе. Поливаю вокруг белых роз. Конечно, для полноты эффекта корни тоже хорошо бы замочить. Сафлоровые тычинки я использую, чтобы сделать из белых маргариток желтые. В прошлом году даже вырастила черную орхидею.
– Черную орхидею? – переспросил Говард. – Как вам удалось?
– С помощью чернил кальмара и обугленной древесины. – Она кивнула, словно подтверждая, что говорит чистую правду. – Цвета получаются не очень естественные, но в этом вся прелесть. Смотрите. – По клочковатой траве миссис Лейми провела гостя к стене дома, возле которой цвело целое море примул. Из темной почвы возвышались растения непривычно большого размера с непривычно мясистыми цветками коричневато-розового оттенка. Рядом пахло гнилью, как будто под домом разлагался труп какого-то зверька. – Тут помогла смесь крови и ржавчины, – объяснила миссис Лейми. – И еще парочка ингредиентов, тайну которых я не стану раскрывать.
– Поразительно.
В голову не приходили никакие другие слова, кроме, пожалуй, «какая мерзость» и «ужас» или как там еще описывали всяких монстров в журналах со страшными рассказами. Мощные бутоны намекали одновременно на что-то человеческое и неземное, а жутковатая сетка тонких голубоватых прожилок смахивала то ли на кровеносные сосуды, то ли на татуировки. Говард вспомнил про грибы, которые дядя Рой собирал в лесу возле хижины Грэма и прозвал «ведьмиными цветами», и ему вдруг представилось, как миссис Лейми пускает по ветру споры грибов, а те летят на север, через дорогу и прямиком в лес.
– Я слышала, вы куратор в музее искусств.
– Ну, не совсем. – Говард внезапно напрягся. – Я не куратор. Работаю в небольшом музее естественной истории, который балуется искусством. Теперь вот даже не знаю, стоит ли туда возвращаться. Мне здесь нравится.
– Вот как? Очень рада слышать. А я боялась, что испортила репутацию нашего городка. Вы только приехали, а я сорвалась на вас. С тех самых пор хотела извиниться.
– Ничего страшного, – сказал Говард и направился обратно к крыльцу. Он неожиданно понял, что не стоит ей доверять. Такие резкие перемены характера всегда подозрительны. Вероятно, после вчерашнего скандала у дяди Роя миссис Лейми успела сделать для себя какие-то выводы насчет Говарда. Решила, что он важная фигура, но почему?
Говард только сейчас заметил узор на ее кимоно: ветхие механические устройства и растянутые пружины, куски компьютерных и радиосхем, крошечные жучки-роботы. В целом изображения были стилизованными и трудно различимыми, однако в них отчетливо проступали элементы анатомии, где в роли внутренних органов выступали паутина, скелет или наброски на основе компьютерной графики. Можно с легкостью догадаться, кто придумал рисунок для этой ткани.
Говард вдруг вспомнил про время: если хочет вытащить Сильвию на обед, надо бы поторапливаться. Он глянул на часы и изумился.
– Простите, мне пора.
– Уже? А я так хотела показать вам мою коллекцию миниатюр. Нечасто к нам заезжают ценители.
– Зайду в другой раз.
– Хорошо. Послушайте, у меня собирается небольшая… скажем так, компания. Вечером по вторникам. Вы не представляете, сколько в округе живет художников и писателей. Некоторые ради этой встречи даже приезжают из Сан-Франциско и других южных городов. Я для них, знаете, как королева-мать, одновременно самый ярый поклонник и критик. Они и есть моя истинная коллекция миниатюр. У всех имеется потенциал, как у семян, которым требуются почва и вода. Может, заглянете к нам на интересную беседу?
– Я-то никакой не художник, – ответил Говард. – Я занимаюсь тем, что создают другие, и с умным видом об этом рассказываю.
– Умные разговоры всегда в программе вечера. Встречаемся в шесть.
– Постараюсь прийти. Мистер Хорек наверняка тоже состоит в этом клубе?
Миссис Лейми громко рассмеялась и стыдливо замахала рукой, как будто Говард отпустил неприличную шутку.
– Никто, кроме меня, не называет его мистер Хорек. Просто Хорек – и все. Вы, значит, знакомы?
– Мельком. Интересный человек.
– И довольно самоуверенный. Не позволяйте ему вам докучать. На поверхности он весь такой крепкий и лощеный, а внутри – просто котенок, который возомнил себя пантерой. У меня получается держать его на поводке, однако другим он не поддается. Он своего рода гений, талантлив во многих сферах. При этом, боюсь, напоминает испуганного декадента. – Миссис Лейми подмигнула Говарду и добавила: – Я рада, что мы с вами поговорили. Вы станете чудесным дополнением к моей компании. Вольетесь без проблем. И я надеюсь, вы не затаили никаких обид в связи с моим вчерашним бесстыдным поведением.
– Вовсе нет.
Она продолжала на него смотреть, и Говарду вдруг стало неловко, будто от него еще чего-то ждут.
– А знаете, – сказала миссис Лейми, – вы очень похожи на одного человека, с которым я была знакома много-много лет назад.
– Правда? Наверное, у меня просто такое лицо.
– Не думаю… Сходство поразительное. – В ее взгляде вдруг проступила глубокая тоска. Лишь в этот момент за все время их общения Говард увидел истинные чувства миссис Лейми. Все остальное было напоказ. Даже увлеченный рассказ о садоводстве казался фальшивым, чуть ли не абсурдным. А вот этот взгляд настоящий. Она внезапно улыбнулась, намеренно изгоняя печальный вид: – Тогда до вторника.
– До вторника.
Миссис Лейми протянула изящную руку ладонью вниз, словно ожидая, что Говард проявит галантность и поцелует ее. Он же легонько пожал руку и поспешил уйти. Перешел через дорогу, забрался в машину и завел двигатель, но пока не трогался с места. Говарда встревожил самый конец их беседы. Он не хотел вливаться ни в какую компанию, а впечатление складывалось такое, будто он дал ей торжественное обещание и во вторник вечером обязан явиться. Впрочем, можно и зайти ненадолго. Заодно побудет шпионом для дяди Роя.
Правда, теперь миссис Лейми вместе с ее клубом казалась ему скорее загадкой, чем «врагом», о котором дядя говорил за завтраком. Дядя постоянно преувеличивал и сыпал метафорами – при таком подходе опасно делать скоропалительные выводы. Всем этим странностям северного побережья может найтись вполне обыденное объяснение – жадность, надо полагать, или же накопившееся за многие годы недовольство.
Затем Говард вспомнил про алтарь в лесу и про хижину, где скрывается старик Грэм, про то, как ограбили трейлер и как пытались сжечь дом Беннета. Пришлось признаться самому себе, что пока толком ничего узнать не удалось. Чтобы не портить впечатление, уезжая, он помахал из окна миссис Лейми, закапывающей ржавые гвозди под куст гортензии. Шалтай-Болтай, словно саркастически имитируя его движения, тоже помахал с крыши Беннета.
Было еще совсем не поздно, когда они подъехали к дому Грэма на обрыве. Сильвия на пару часов вырвалась с работы и дала Говарду задание купить продукты для сэндвичей, чтобы нормально покормить беднягу Джиммерса. Они привезли с собой целую пикниковую корзину еды и напитков. Говард планировал вытянуть из Джиммерса информацию насчет Хокусая. Нужно было узнать, не забрал ли он этот рисунок; если забрал, то наверняка он захочет обсудить предложение Говарда. Впрочем, Джиммерс волен и отказаться, насильно его не заставишь.
Никто не мог распоряжаться имуществом Грэма какое-то время после его смерти, только вот оказалось, что он вовсе не умер, а значит, Джиммерс не имел никакого права копаться в вещах старика. Сам-то он, ясное дело, считал, будто оберегает чужие владения, и его усилия нельзя было не оценить.
Говард без конца обдумывал, что сказать, представлял себе разговор с воображаемым мистером Джиммерсом. Когда он вышел из машины, ветер с океана сразу проник под свитер. Полуденное солнце ярко светило оранжевым, но не грело. Мистер Джиммерс рыхлил землю на небольшом участке на обрыве, защищенном от ветра с помощью листов желтого стеклопластика. Говард и Сильвия, тяжело ступая, подошли почти вплотную, когда Джиммерс наконец их заметил и выпрямился, опираясь на тяпку. На нем были плотные резиновые сапоги и все то же ветхое твидовое пальто.