Потом все замерло, и наступила пугающая тишина – ни дядя Рой, ни Говард не рискнули пошевелиться. Однако земля под ногами вновь стала твердой. Утро продолжалось. За окном пели птицы и лаяла собака. Говард, хромая, подошел к люстре, которая до сих пор раскачивалась туда-сюда в облаке штукатурной пыли, и остановил ее.
Собака замолчала. Говард и дядя Рой думали, что сейчас все начнется заново, но было по-прежнему тихо. Вместе они прошли на кухню. На столешнице лежал разбитый на мелкие кусочки фарфоровый Шалтай-Болтай тети Эдит, выпавший из шкафчика.
– Проклятье, – тихо сказал дядя, подобрав осколок головы.
– Суперклей? – предложил Говард.
– Бесполезно. Давай соберем куски, пусть Сильвия посмотрит. – Молча они переложили все обломки в бумажный пакет. – Неплохо тряхануло, – добавил дядя Рой, имея в виду землетрясение. – Наверное, пять или шесть баллов. И эпицентр где-то недалеко. Удар был резкий. – Они вернулись в гостиную и сели, оба на взводе. Минута прошла в тишине, после чего дядя Рой спросил: – Так о чем мы говорили?
– О рыбалке, – ответил Говард. – Вы рассказывали, что Грэм хочет поймать лосося. Но откуда лосось в этом грязном пруду?
– Сейчас его нет, а вот раньше, когда воды было много, пруд соединялся притоком с Пуддинг-крик. И лосось водился круглый год – заплывет в пруд, а назад дорогу найти не может. А потом началась засуха. В общем, Грэм пытается поймать лосося независимо от того, есть он там или нет. Приноровился рыбачить с камней, что недалеко от хижины, внизу. В океане полно лосося – ну, раньше было полно. Сейчас рыбный промысел уже не тот, и дальше будет только хуже, если начнут искать нефть под морским дном. В этом тоже замешана Лейми и твой приятель Хорек. Как я и говорил, она настоящий спрут. Повсюду тянет щупальца. – Он покачал головой, рассердившись от одного только упоминания о миссис Лейми. – Так вот, прежде в ручьях водилось много рыбы – когда в них было много воды. Однако все меняется. На твои вопросы ответит Грэм. Он как раз вчера спрашивал, любишь ли ты рыбачить. Неплохо, да? Вот и я у тебя спросил.
– Какое совпадение, – сказал Говард.
– Ну, он, скорее, догадался. Предупреждаю сразу: беседовать с ним нелегко. То он с тобой, то куда-то пропадает. Иногда свет горит, а бывает, что внутри одна лишь тусклая лампочка, а то и вовсе темнота.
– Где, в хижине?
– Нет, у него в голове. Здоровье Грэма быстро ухудшается. Он слаб, как старая паутина. В том числе поэтому он и переехал из дома на обрыве в лес. Дни его уже наперечет. Он устал, вымотался. Противостояние выжало из него много сил. Просто встать и обуться – уже трудная задача. В его жизни осталась только рыбалка. Возможно, он что-то поймал, когда решил написать тебе письмо. Ты попался на крючок. – Дядя Рой подмигнул. – В хижине Грэм более-менее постоянно живет уже больше года, хотя мы и пытались сделать вид, будто он никуда не уезжал из своего дома. Нас раскусили, и тогда Джиммерс провернул уловку с самоубийством. Не очень-то впечатляюще, я бы обставил все по-другому. Грэму просто нужен отдых, он его заслужил.
Дядя зевнул и потянулся.
– Попробую немного поспать. – Он встал и направился к лестнице. – А затем, наверное, поеду в гавань на весь день. И раз ты принял решение, возможно, тебе стоит прогуляться до хижины и поболтать со стариной Грэмом. Вдруг добьешься от него каких-нибудь ответов. Хотя маловероятно.
Шаркая ногами, дядя Рой начал подниматься по лестнице. И тут распахнулась задняя дверь, с грохотом ударившись о сушильную машину.
– Отец! – крикнула Сильвия, забежав в гостиную.
Говард вскочил, сразу подумав об угнанной машине, полиции, стрельбе. Попробовал согнуть больное колено. Идти можно – не очень быстро, но…
Дядя Рой спустился, готовый рваться в бой.
– Что? Что такое? – спросил он.
Сильвия никак не могла перевести дыхание. Взгляд был полон страха и печали.
– Грэм умер.
Говард застыл, будто парализованный оттого, что жизнь остановилась. Все поменялось в одно мгновение. Одна дверь закрывается, другая откроется.
– Как? – нарушил тишину дядя Рой. – Убили?
Он натянул пальто и широкими шагами двинулся к задней двери. Говард последовал за ним. Слова «Грэм умер» бесконечно повторялись в голове. В последние дни он много чего слышал, но на этот раз слова действительно имели значение – потому что они были правдивы и потому что правда все изменила.
– Вряд ли, – ответила Сильвия. – Грэм лежал на траве в такой позе, словно упал и пытался встать. Он рыбачил. Мы позвали его, и он как раз… отключился. Было землетрясение, вы почувствовали? Может, он испугался. По-моему, ему стало плохо еще до толчков. Думаю, когда мы пришли, он уже умирал. Мы пытались его реанимировать, сделали все, что смогли… Ничего не вышло.
Они поспешили в лес по тропе. Солнце уже встало, но еще не вышло из-за деревьев, и лес выглядел темным и густым. Хотя бы тумана не было. Через несколько минут они вышли на поляну перед хижиной. Старик лежал у подножия поросшего травой холма, возле прудика. Тетя Эдит опустилась на колени рядом с Грэмом, словно охраняя его тело.
– Король мертв, – тихо произнес дядя Рой, глядя на Грэма.
Помочь ему они уже не могли. Лицо было расслабленным, точно он умер во сне и наконец-то нашел покой. Говард только сейчас понял, как сильно Грэм постарел. В последнюю их встречу Грэму было около восьмидесяти, он казался крепким и энергичным, сам пилил доски и возил тачки с камнями. Теперь он выглядел тонким и хрупким, однако морщины на лице придавали ему вид человека, выточенного ветром и океаном.
Дядя Рой мрачно кивнул Говарду:
– Давай перенесем его в хижину.
Дядя подхватил Грэма за ноги, а Говард – с другой стороны, под мышками. Поразительно, каким легким стало тело. Словно на него вовсе не действовала гравитация.
Говард шел спиной вперед, дядя Рой пыхтел от усилий, лицо покраснело. На том месте, где лежал Грэм, появились белые маргаритки – совершенно не по сезону, будто там, где скончался старик, вышла на поверхность весна. Пахло от них тоже весной, ароматом полевых цветов на ветру в залитом солнцем апреле.
Тетя Эдит несла мокрую от росы трость Грэма, сделанную из сучковатой ветви толокнянки и отполированной до кроваво-красного оттенка.
Поскальзываясь на влажном склоне холма, они наконец достигли задней части хижины и вышли на ровный участок земли. Старик все же оказался тяжелее, чем думал Говард. Колено под бинтом пульсировало болью и с трудом сгибалось.
– Помоги нам, – попросил Говард, и Сильвия ухватила Грэма под плечи.
Втроем они внесли тело на крыльцо и осторожно положили на пол. Что же дальше? Старик Грэм как будто просто спал – таким умиротворенным он выглядел. А у Говарда появилось ощущение странной близости, словно перед ним лежал его мертвый отец. О своем собственном папе он практически ничего не помнил и знал его только по фотографиям, с которых смотрел далекий и забытый мужчина.
Говард вдруг почувствовал, что был здесь раньше. Уже стоял на этом деревянном крыльце и смотрел на мертвого человека. Правда, в его воспоминаниях мертвецом был он сам. Это Говард лежал на спине, всматриваясь в лица тех, кто остался жить в мире, где его больше нет, в воображаемом пейзаже на киноэкране. На мгновение он и вовсе забыл, кто он – живой Говард Бартон или мертвый Майкл Грэм. Он качнул головой и чуть не упал. Его подхватил дядя Рой, но к тому моменту Говард уже пришел в себя и выпрямился. Голова кружилась – видимо, от напряжения.
– За домом есть лопаты, – сказал дядя Рой, без сил падая в кресло.
Тетя Эдит разгладила и застегнула пиджак на Грэме, провела рукой по волосам. Говард, хромая рядом с Сильвией, сходил за лопатами, и вдвоем они начали копать могилу в огороде, стараясь не задеть грядки с салатом и луком, хотя растения были какими-то блеклыми и болезненными на вид.
Через пару минут дядя Рой предложил ненадолго сменить Говарда, и тот с благодарностью передал ему лопату. Колено стало буквально несгибаемым, как плотный картон, и Говард, припадая на одну ногу, отошел к крыльцу и сел рядом с тетей Эдит. Все чувства странным образом обострились, выделяя каждый звук и запах. Что-то произошло, и дело тут было не только в смерти Грэма.
Сама мысль о том, что они хоронят Грэма, внезапно показалась Говарду правильной и естественной. И неважно, насколько это законно. Ждать не было смысла. Воздух так и полнился ощущением безотлагательности, как будто земля изголодалась по его телу – не в жутком, а в самом прозаичном смысле.
Говард вновь взглянул на труп, как бы издалека, и на долю секунды ему показалось, что тело состоит из темной почвы, мелких веток и мульчи, а сверху его покрывают растения – кислица и мох, – оплетая всю массу тонкими корнями. Все крыльцо усыпали желуди и листья дуба, сквозь щели между досками пола прорастали усики вьющихся кустарников, обвивая грудь и руки Грэма плотным слоем.
Говард встал и тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Он отчетливо слышал звуки леса: гуляющий в верхушках деревьев ветер и шорох подлеска. Жизнь била ключом, кто-то ползал, выбирался из нор и зарослей. Над деревьями поднялось солнце; лучи попали на огород, согрели лицо Говарда и, выглядывая из-за навеса крыльца, окутали старину Грэма золотистым сиянием. На его теле не было ни мха, ни лиан – на обшарпанных досках просто лежало тело старого мертвого человека.
Настала пора снова браться за лопату, физические усилия должны помочь. Дяде такая работа давалась тяжело – весь вспотел, хотя утро стояло прохладное. Он уже снял пальто и бросил его на тачку. Сильвия усердно копала и теперь стояла в яме. Она выбрасывала наружу землю с самого дна, а дядя Рой стачивал почву по краям, двигаясь вширь. На Говарда неожиданно навалилась страшная усталость, и все-таки он попытался взять себя в руки. Смерть Грэма вдобавок к землетрясению выбила его из колеи.
– Пойдем-ка в дом, – сказала Говарду тетя Эдит. – Вид у тебя неважный.
Она открыла дверь хижины и зашла внутрь, Говард за ней. Посреди комнаты на столе лежал букет коричневато-зеленых и фиолетовых, как кровоподтек, лилий. Цветы источали тошнотворный запах. Тетя Эдит со злостью схватила букет, проскочила мимо Говарда на крыльцо и швырнула их с такой силой, что тяжелые, напитанные влагой лепестки разлетелись в воздухе. Тетя вернулась в дом и открыла окна, чтобы проветрить.