– Гвен такая остроумная, – сказал Говарду Хорек. – Поэтому ее стихи пользуются успехом. – Он весело подмигнул. – Правда, ей не нравится, когда мужчины ее трогают, – даже если это Гленвуд Тачи. Гленвуд и Гвен – пара, только она вечно боится, как бы он не разжег в ней неизведанную страсть. Ее поэзия такого не выдержит.
Мистер Тачи вышел из кухни с кислым видом, а художник вынул мундштук изо рта и сказал, изображая женский голос:
– Не трогай меня, Тачи.
Миссис Лейми резко вздохнула и поинтересовалась, все ли в порядке у госпожи Банди.
– Старая шлюха! – бросила ей поэтесса и скрылась в том же коридоре, куда десятью минутами ранее ушел преподобный Уайт.
Миссис Лейми выглядела по-настоящему обиженной и даже сбитой с толку, точно мать, оскорбленная родной дочерью. Вскоре из дальнего угла дома послышался смех, от которого мистер Тачи и миссис Лейми одинаково рассердились. Художник подмигнул Хорьку, а Говард встал и подхватил трость.
– Шампанское там? – спросил он у хозяйки дома, кивком указывая в сторону кухни.
– В ведерке со льдом. Наливай, не стесняйся.
Ведро он нашел на столешнице. Говард наполнил бокал, но пить не стал, осмотрелся вокруг. Стеклянная дверь вела на крыльцо, а за ним, если он правильно помнил, был задний двор и проулок. Слева от проулка – Укайя-стрит, Литтл-Лейк и обрыв, справа – растерзанный «фольксваген» и выход к Мэйн. Можно было пойти к Литтл-Лейк, по направлению к шоссе, и быстро добраться до Пайн-стрит, где Сильвия сегодня торговала кристаллами и травяным чаем.
За Говардом никто не последовал, в гостиной продолжался разговор. Он осмотрел кухню: дверь в кладовку, раковина, стиральная и сушильная машины. Все было аккуратно расставлено, на стене висел металлический короб с аптечкой и огнетушитель. Линолеум был натерт воском и блестел, как стекло. Оглянувшись напоследок, Говард открыл заднюю дверь – снял цепочку и сдвинул щеколду, после чего сделал вид, будто рассматривает блестящие медные кастрюли и сковороды.
– Любите готовить, мистер Бартон? – спросила миссис Лейми, стоя на входе. К ней вроде бы вернулось хорошее расположение духа.
– Я в основном питаюсь консервами, – ответил Говард. – Замечательный набор кастрюль! Только у меня они, наверное, будут стоять без дела.
– Ну, сказать по правде, у меня они тоже пропадают без дела. Чаще всего я покупаю готовую еду в отделе кулинарии. На домашние заботы времени не хватает. Кухню тем не менее оформлял один из самых выдающихся декораторов западного побережья, из Пало-Альто. Вам нравится?
– Прекрасно, – искренне сказал Говард. – Плитка болотного цвета замечательная. И отлично сочетается с белым линолеумом. Как вам удается поддерживать все в таком идеальном состоянии? В чем ваш секрет?
– Не готовить на собственной кухне и вообще как можно реже сюда заходить. Декоратор сам на этом настаивал. Он специально приехал, чтобы изучить климат и местность. Неделю провел в городе, прежде чем заняться моей кухней. Старался исследовать мое личное пространство, отдельные частички моего бытия. Процесс, заверяю вас, был сложным, однако результат, как мне кажется, превзошел все ожидания. Я многому научилась у этого человека, в том числе разным способам восприятия.
Миссис Лейми замолчала, словно подбирая нужные слова.
– Говард, последние несколько дней я присматривалась к вашему пространству, к тому, какое место вы занимаете в местной, как бы это сказать… в местной вселенной. Я очень проницательна и безошибочно оцениваю людей и их пороки. Однако вы для меня загадка.
Она с некоторым удивлением посмотрела на трость, будто только сейчас ее заметила, рассеянно повернулась к раковине, пустила воду и сполоснула и так чистую фарфоровую посуду.
Говард повел плечами, не зная, что сказать насчет своего «пространства». К чему она ведет?
– Вы все тут живете в каком-то странном мире, – произнес он. – Когда я только сюда приехал, то был чужаком, туристом. Наверное, отчасти поэтому я и решил к вам заглянуть. Узнать людей, завести новые знакомства. Не хочу быть единственным живым парнем в Нью-Йорке, – с улыбкой добавил Говард.
– В Нью-Йорке? – озадаченно переспросила Лейми.
– Это из фильма. – Говард пытался представить, что на его месте сделал бы дядя Рой. Он поднял бокал с шампанским и спросил, глядя в сторону гостиной: – Что там такое?
Миссис Лейми обернулась, не представляя, чего ожидать, а Говард воспользовался моментом и вылил шампанское в раковину. Луна сияла высоко в небе, на улице стало немного светлее. Шалтай-Болтай бешено махал им рукой с крыши Беннета. Говард не собирался привлекать к игрушке внимание, но миссис Лейми отреагировала.
– Невыносимо, – сказала она. – Оскорбляет взор.
– Первоклассное шампанское. – С хитрой улыбкой Говард налил себе еще. – Никак не могу остановиться.
– Да бросьте!.. – Миссис Лейми просияла. – Какая у вас необычная трость. Для красоты?
– Не совсем. Я на самом деле хромаю. Немного травмировал колено.
– Позволите взглянуть? Удивительная вещь.
– Конечно. Держите. – Говард подал трость миссис Лейми, понимая, что не стоило этого делать, но как отказаться, он тоже не знал. Вряд ли осмотр трости приведет к неприятностям.
В этот момент на кухню вошла госпожа Банди и взяла миссис Лейми под руку. Лицо у нее раскраснелось, волосы были растрепаны.
– У Гленвуда великолепная идея, – сказала поэтесса и, хихикая, прошептала что-то на ухо миссис Лейми.
– Ах какой озорник! – отозвалась хозяйка.
Банди отпустила ее руку и теперь подхватила за локоть Говарда.
– Никакой он не скромняга.
Ее блузка цвета хаки была расстегнута до пупка, а бюстгальтера под ней и вовсе не оказалось. Банди соблазнительно потерлась о руку Говарда и, откинув волосы с лица, бросила на него призывный взгляд. Пальцами левой руки она пробежалась по его торсу, слегка щекоча, и Говард кривовато ухмыльнулся.
– Он не очень-то смел в этом плане, – с улыбкой сказала миссис Лейми, машинально облизнув губы.
– Хорек принес камеру, – сообщила Банди. – Можем все снять на видео. – Она поправила блузку и как будто случайно еще сильнее ее расстегнула.
– Я даже не знаю… – пробормотал Говард и сразу подумал про заднюю дверь. Хорошо, что он успел ее открыть. Был шанс сбежать. Прямо сейчас…
– Ах вот вы о чем подумали, – со смехом проговорила Банди. – Он и правда озорник!
– Идем! – крикнул кто-то из гостиной. Возле кухни появился Тачи с камерой Хорька в руках. Банди распахнула блузку, а к Говарду сзади подошел преподобный Уайт с молотком. Лицо его было красным от алкоголя.
Увидев молоток, Говард чуть не бросился наутек, однако госпожа Банди вдруг завопила:
– Пошли! – и вытащила Говарда в гостиную.
– Куда? – крикнул он, стараясь не выказывать страх.
– Убивать Шалтая-Болтая! – с визгом ответила Банди и повела Говарда вместе с остальными на темную улицу.
Глава 22
– Хорек, ты идешь или нет? – насмешливым тоном спросил Тачи, остановившись на крыльце и глядя в дом. Хорек встал и пошел к остальным, качая головой. Преподобный Уайт направил видеокамеру на художника Джейсона, который, взяв Тачи под руку, изобразил красивую позу – повернулся в профиль и сунул в рот мундштук.
– Зловредные проказы не по мне, – ответил Хорек. – Боюсь, такие выходки меня вообще не трогают. Сплошное легкомыслие, а толку ноль. В пьяные потасовки я не ввязываюсь. – Голос звучал обиженно, словно он думал, что над ним издеваются.
– Бить будет Говард! – крикнула Гвендолин Банди.
– Бей, бей! – со смехом поддержал преподобный Уайт. – Хотя как бить, если ты так и лезешь к нему в штаны? – Он ущипнул Банди за бок, а она обернулась и игриво шлепнула Уайта.
– Ну давай, Хоречек, – сказала Гвендолин. – Разве ты не хочешь посмотреть на силача Говарда? Он же просто вылитый детектив-тихоня со стальными кулаками. Мне такие нравятся. Пьет скотч прямо из бутылки и зовет женщин дамами. Вот кто по-мужски расправится с Шалтаем-Болтаем, беспощадно! Так ведь, Говард? – Она ухмыльнулась и облизала губы, щелкнув языком. Изо рта пахло шампанским.
– Конечно, – отозвался Говард. – Никакой пощады. – И все же он замер на крыльце, вспомнив про трость Грэма – точнее, уже свою трость, – и заглянул через окно в ярко освещенную гостиную, где на диване сидел с надутым видом Хорек. Куда же миссис Лейми переложила трость? Она радостно ему помахала, точно мамаша, отправляющая стайку детей играть в «охоту на мусор».
Оставшись без трости, Говард начал паниковать. С его стороны и так было глупо прийти сюда, хотя он и сам не понимал почему, а упустить трость из виду – глупо вдвойне.
– Забыл трость. – Он хлопнул себя по лбу. – Пойду заберу.
– Потом, – настойчиво сказала госпожа Банди. – Тут недалеко, просто перейти улицу. Мы долго не задержимся. Своего рода партизанский налет. А затем вернемся и поиграем с твоей тростью.
Говард с неохотой позволил увести себя через палисадник миссис Лейми. Он понятия не имел, что за веселая забава им предстоит, но шли они действительно через дорогу. С моря дул холодный ветер, на улице все быстро замерзнут.
– Меня тошнит от самодельных игрушек на газоне, – сказал Тачи.
– Сделай так, чтобы тебя вырвало, Глен, – попросила Банди. – Обожаю перформансы.
– Я вам устрою перформанс! – Тачи перебежал через дорогу и пнул ногой деревянный цветок.
– Эй! – от неожиданности завопил Говард. Впрочем, его восклицание затерялось в пьяных воплях преподобного Уайта, бежавшего с камерой вслед за Тачи. Банди выдернула из земли длинные деревянные тюльпаны и бросила один Джейсону. Они начали изображать фехтовальный поединок на стеблях и скакать по лужайке, топча клумбы.
Наконец все немного угомонились и теперь тихонько хихикали и подначивали друг друга. Говард просто стоял и смотрел. Он не знал, как их остановить, поскольку, как и Хорек, не любил ввязываться в пьяные потасовки и не хотел остаться без трости. Их фиглярство напомнило Говарду о тех временах, когда он, будучи подростком, вместе с друзьями забрасывал чужие газоны туалетной бумагой, только здесь явно чувствовалась серьезность намерений и злобный умысел. Похоже, садик Беннета хотели разнести не из чисто идиотской подлости, а с некой целью, которая Говарду была не совсем понятна.