Все устройство держалось на пружинах, которые были прикреплены к чему-то вроде мебельных ножек в виде когтистых лап, сжимающих шар. Говард не сильно удивился, заметив, что опоры действительно вырезаны в форме деревьев с тяжелыми, искривленными корнями у основания, из которых, точно листья из веток, вылезали пружины. Корпус аппарата тоже был украшен лозами и листьями, а также значком «Гильдии Святого Георгия». Даже на пружинах и заклепках имелись крошечные орнаменты, и в серебристом свете фонаря Говарду померещилось, что он видит перед собой нечто живое и растущее, вроде старинного сада в миниатюре или тщательно продуманного архетипа всех садов и дремучих лесов.
Два дня назад, когда Говард по глупости повернул руль аппарата, в темноте сарая он толком ничего не рассмотрел. Теперь же он четко видел все детали, тем более с удобного ракурса, и его восприятие не затуманивали сомнения. Что-то среди кучи украшений и невероятных приспособлений вопреки всему намекало на упорядоченный хаос. Аппарат, несомненно, был кульминацией творчества Джона Рёскина, великим шедевром «Гильдии Святого Георгия» и главным результатом работы таинственного Братства прерафаэлитов.
Эдит и Сильвия сели на скамейку у стены рядом с миссис Лейми. Она глядела на аппарат, так и не выпуская из рук кости, однако взгляд ее простирался куда-то вдаль, будто устройство это было окном в другой мир. Говард надеялся, что в том мире она найдет покой и безопасность. Как ни странно, он не чувствовал ненависти по отношению к миссис Лейми. Сейчас перед ним сидела одинокая старая женщина, в жизни которой все пошло наперекосяк из-за жадности и увлечения магией. Узрев мощь бумажного Грааля и рассмотрев аппарат Джиммерса, Говард стал понимать, какие замыслы лежали в основе поступков миссис Лейми.
Джиммерс отошел от стола и скрестил руки.
– Не могу с точностью сказать… – начал он, опять тревожась из-за запуска устройства.
– Точность нам и не нужна, – перебил его Рой. – Зато не помешает немного неопределенности.
– Смотрите только, чтобы ваши призраки не угнали мой грузовик, – усмехнулся Беннет, толкнув локтем Лу Гибба.
Дядя Рой погасил газовые лампы, и в комнате стало темно.
– Запускай, – обратился он к Джиммерсу.
Мистер Джиммерс немного помедлил и, собравшись с мыслями, с силой крутанул руль, разгоняя его все быстрее и быстрее. Потом взялся за рычаг и сжал резиновые груши между лампочками, отчего аппарат стал издавать хлюпающие звуки, наподобие прыгающей по воде лягушки.
Говард уже знал, что он сейчас увидит и услышит: преломляющийся свет, шаги вдалеке, гул, звук беседы механических людей. Он вдруг вспомнил про призраков из «студебекера» и привидение на лестнице у дяди Роя. Неужели здесь то же самое? Уловка столетней давности?
Подул холодный ветерок, температура в помещении разом упала на десять градусов, задняя дверь хлопнула с таким грохотом, что Говард даже подпрыгнул. Подсвеченная дымка превратилась в туманное видение, которое покружило и зависло над столом. Все собравшиеся вокруг аппарата отступили назад, в темноту, и машинально прижались друг к другу. Сильвия встала со скамейки и подошла к Говарду, с изумлением выглядывая из-за его плеча.
Волшебная лоза миссис Лейми упала на пол. Элоиза тоже поднялась и смотрела на происходящее, словно не веря своим глазам. Она наклонилась поднять кости, немного отступила назад и что-то пробормотала себе под нос. Джиммерс вскинул руку, прося ее остановиться, и Эдит положила ладонь на плечо Элоизы.
Из бурлящего облака, порожденного аппаратом, появились размытые очертания, затем они стали четче и больше, словно белый туман из устройства был освещенной небесной аллеей, лишенной времени и пространства, откуда к ним неслась некая неуправляемая сила.
В туманном видении материализовалась человеческая фигура из мерцающих снежинок, и загадочное существо заговорило – на непонятном наречии, прерывисто, будто не очень хорошо знало этот язык. Потом из аппарата вырвалось сразу множество голосов. Поначалу они звучали нестройно, напоминая некий акустический калейдоскоп, затем слились в единое целое – в голос одинокого, старого и озлобленного мужчины, произносящего заготовленную речь перед большой аудиторией.
– Выгоревшее солнце! – рокотал он. – Увядшая трава! Слепец! – Мужчина сделал паузу, чтобы успокоиться, и вдруг в растерянности осмотрелся, будто сам не понял, куда попал. Он вытянул перед собой мерцающие руки и посмотрел на тыльную сторону ладоней, через силу сжал кулаки. Широко взмахнув обеими руками, он продолжил авторитетным тоном: – Если вы попросите меня привести хоть какую-либо мыслимую причину этих вещей в соответствии с вашими современными верованиями, я ничего не смогу вам ответить, но я вправе сказать, какое значение все это имело бы для людей из прошлого!
Старик вновь замолчал и посмотрел на небольшую группу мужчин и женщин, собравшихся за пределами света фонаря. Трудно было понять, видит он их или нет, и все же он как будто обращался к ним напрямую, и его голос был полон уверенности. Дядя Рой раскрыл рот от удивления, а мистер Джиммерс наблюдал за происходящим с таким видом, словно это зрелище оправдывало все его существование. Миссис Лейми сощурила глаза и дышала так тяжело, словно пробежала марафон.
Перед ними было призрачное лицо самого Джона Рёскина, седовласого старого мужчины с широко распахнутыми глазами пророка и провидца. Его взгляд остановился на Элоизе Лейми. Будто загипнотизированная, она наклонилась вперед и протянула руку, надеясь, вероятно, что Рёскин возьмет ее и вместе они укроются в темноте этой ветреной ночи.
В тишине вдруг послышалось гудение пчел, и на мгновение очертания призрака дрогнули и исчезли, а его голос пропал – у аппарата кончился заряд. Миссис Лейми бросила на Джиммерса взгляд, полный страшной тревоги, и Джиммерс поспешил снова раскрутить руль. Почти сразу вновь проявилось четкое изображение – каждый волосок на голове Рёскина сиял белым светом.
Внезапно завыла сирена, заглушая пчелиный гул. Говард подумал, что этот стонущий звук издает само устройство, по какой-то причине перегревшееся или вышедшее из-под контроля. Затем послышался рокот двигателя и шелест шин по гравию. Сирена выла на улице возле музея. По следу миссис Лейми и угнанного фургона явилась полиция.
Дверь музея распахнулась в тот самый момент, когда призрак Джона Рёскина, уже почти осязаемый, хотя все такой же белесый, как лунный свет, протянул вперед обе руки, то ли указывая на миссис Лейми, то ли подчеркивая какую-то важную фразу и умоляя своих последователей не обращать внимания на трех мужчин, застывших в дверном проеме, а слушать его самого и его страстную речь.
– Каждый вздох в половине стран мира отравлен чумным ветром, – сказал Рёскин. – В лондонском тумане сам по себе воздух чист, а вы смешиваете его с грязью и давитесь собственной мерзостью.
Миссис Лейми с громким стоном откинула одеяло, оставшись в грязном порванном платье, вырвалась из рук Эдит, оттолкнула в сторону Джиммерса и выскочила в круг света от аппарата. Она неуклюже залезла на край стола, все еще сжимая в руках кости, и потянулась к изображению Рёскина, который продолжать вещать что-то о чумных ветрах и апокалиптичных ураганах. Рёскин повернул голову и глянул на Элоизу, будто на едва видимый призрак. Его голос дрогнул, глаза широко распахнулись.
Она пошатнулась на краю стола, чуть не упала, а потом вдруг зависла в воздухе как бы под действием некой странной силы, способной преодолеть гравитацию. Джиммерс закричал, стараясь уберечь Элоизу от падения, и его рука промелькнула на фоне призрачного света. Но он почти сразу взвыл и резко отдернул руку, точно кто-то едва не схватил его, пытаясь утащить за собой.
В этот момент миссис Лейми со спокойным выражением лица очень медленно поднялась над столом, запрокинув голову назад и едва не задевая лицом одну из опор, поддерживающих балки под крышей. Ее омывала электрически-белая аура, которая пульсировала и крутилась, втягивая в себя края светящегося призрака Джона Рёскина, пока его вытянутое лицо не зависло рядом с ее собственным. Рёскин словно спрятался за Элоизой, выглядывая из-за ее плеча. Казалось, теперь он разговаривал лишь с ней, шептал что-то на ухо, и только она одна могла его услышать.
Элоиза крикнула и раскинула руки в стороны, отбрасывая кости Иосифа Аримафейского; они ударились о дальнюю стену и со стуком упали на пол. Окутанную вихрем призрачного света Элоизу тянуло вверх, прямо к крыше.
Дядя Рой раскрыл рот от изумления, трое мужчин в дверном проеме – полицейский и медики – замерли в оцепенении с таким видом, будто внезапно попали на луну в самом разгаре какого-то инопланетного ритуала.
Призрак из аппарата на миг содрогнулся, свет пошел волнами, а затем разлетелся в стороны, точно взорванный петардой снежок. Осколки сияния рассыпались туманными спиралями, а потусторонний голос Джона Рёскина выкрикнул что-то в последний раз и затих.
Мистер Джиммерс бросился на помощь миссис Лейми, которая упала на стол и теперь лежала на краю, словно спящая кошка, положив голову на одну из ножек прибора.
– Стоять! – приказал полицейский.
Это был тот самый коп из гавани, только теперь он выглядел крайне озадаченным. Врачи скорой помощи затащили внутрь каталку, переложили на нее миссис Лейми и проверили ее жизненные показатели. Тело старухи обмякло, как у куклы, из которой достали половину набивки.
– Умерла? – едва слышно спросил Джиммерс.
– Нет, без сознания, – ответил врач.
Элоиза пошевелилась и открыла глаза. Ее лицо не выражало никаких эмоций и было похоже на резиновую маску. Она начала что-то бормотать, еле двигая губами, а пальцы на покрытой простыней каталке дергались, словно выдергивая крошечные сорняки из клумбы с цветами.
– Миссис Лейми? – обратился к ней один из медиков, глядя в глаза. Он провел рукой перед лицом Элоизы, пощелкал пальцами… Она смотрела куда-то в потолок и никак не реагировала. Врач посмотрел на полицейского и качнул головой.