Лист откладывают в сторону, открывается следующая бумага: “2. Список членов коллегии наркомата здравоохранения”. Рука ставит галочки против фамилий.
По ночному городу едут воронки. Они выезжают одновременно из распахнувшихся дверей гаража и рассеиваются по городу.
…Глухой ночной час. Безветрие. Снег, который шел весь вечер, словно устал. В ночной тишине отчетливый шум приближающихся машин. Подъехали два автомобиля. Из одного выбежало восемь одетых в полушубки солдат, из другого – двое в противочумных костюмах. Солдаты оцепили двор, выстроились коридором, по которому пробежали в подъезд двое в противочумных костюмах. Исчезли в подъезде.
Григорьев, председатель коллегии, спит в своей квартире. Звонок в дверь. Поднимается с подушки голова его жены в папильотках.
– Воля, звонят! Воля! – В глазах ужас.
– М-м, – мычит спросонья Григорьев. – М-м.
– Воля! Звонят! – Жена садится в постели. – Открывать?
– Что? – проснулся Григорьев. – Кто звонит?
– Не знаю. Открывать? – спрашивает жена, уже натягивая на себя халат.
– Спроси, кто там? – окончательно проснувшись, говорит Григорьев.
– Да нет, не ходи, я сам открою, – останавливает Григорьев жену, выходит в коридор, рывком открывает дверь и отшатывается перед двумя фигурами в противочумных костюмах. Глухой голос спрашивает:
– Товарищ Григорьев?
– Я, Григорьев.
– Просим вас срочно одеться и последовать за нами.
– В чем дело? Что случилось? – пытается выяснить Григорьев.
– Все разъяснения вы получите на месте. Можете сказать вашим домашним, что вас вызвали в срочную командировку.
Жена просовывает голову в прихожую и, увидев двух чучел в противочумных костюмах, оглушительно визжит.
– Собирайтесь быстрее, без вещей. Мы ждем вас за дверью, – сообщает таинственно-глухим голосом маска, и входная дверь закрывается.
…Двое в противочумных костюмах – за дверью, один справа, другой слева от двери. Дверь открывается, выходит Григорьев в шубе и шапке. Один из стоящих у двери натягивает на Григорьева маску. Григорьев от неожиданности отпрыгивает в сторону.
– Не волнуйтесь, Всеволод Александрович. Все разъяснения вы получите ровно через десять минут, – успокаивает Григорьева маска и, нежно взяв его под руки, спускается вниз по лестнице.
Выход из подъезда. Григорьева сажают в воронок. Машина отъезжает. В окне первого этажа – изумленное старушечье лицо с двумя упавшими жидкими косицами. Старуха высунулась в форточку, глаза ее выпучены от изумления.
…Гроздь звонков у двери коммунальной квартиры, рядом с каждым звонком – табличка с фамилией: Редькины, Цинциперы, Журкины, Родионовы, Сперанские.
Человек в полушубке долго блуждает пальцем по кнопкам и, наконец, нажимает нужный: Журкиным. Нажал – но отзвука никакого не услышал. Нажал еще трижды. Прислушался. Пролетом ниже стоят двое в противочумных костюмах. Он их не видит, но слышит разговор и обращается к ним:
– Вы туда звонили? Может, звонок не работает?
– Жми еще! Звонок небось в комнату проведен, – посоветовали с лестницы.
Человек в полушубке терпеливо ждет. Наконец послышались шаги, загрохотал замок.
Взлохмаченная голова Иды Абрамовны появляется в дверном проеме. Человек в полушубке сует ей под нос какой-то невнятный документ. Ида отшатнулась.
– Мне срочно нужен товарищ Журкин, – очень вежливо попросил полушубок, поставив ногу на порог.
– А в чем, собственно, дело?
– Вы жена Алексея Ивановича? – поинтересовался тип.
– Да. Я его супруга, – с достоинством подтвердила Ида.
– Тогда побыстрее, – приказал почти грубо тип, и Ида припустила в комнату. Алексей Иванович уже влезал в штаны.
– Что там происходит? – спросил он встревоженно у жены.
– За тобой пришли! – с ужасом ответила Ида.
– Кто? – повис вопрос, уже содержащий в себе ответ.
– Там двое. – Ида села на табуретку, перевела дух и собралась с мыслями. – Алёша, выслушай меня внимательно. Произошла какая-то ошибка. Я совершенно уверена, что все разъяснится и тебя отпустят.
Двое в костюмах входят в комнату.
– Ида, вещи собери, – просит Алексей Иванович.
– Алёша, какие вещи? Тебя отпустят! – заклинательно воскликнула Ида.
– Теплые вещи. Носки шерстяные, свитер серый, белье… – перечисляет Алексей Иванович, а Ида тем временем уже перебирает носки, но, как на грех, все рваные.
Перед полуоткрытой входной дверью человек в полушубке курит, а в чуть приоткрытой двери, в узкой щелке, сверкает чей-то наблюдательный глаз.
Алексей Иванович в теплом пальто с маленьким чемоданчиком выходит из комнаты в сопровождении Иды.
– Товарищ Журкин! Без вещей! Без вещей!
– Да в чем дело-то? – спросил запоздало Журкин.
– Извините за вторжение, – ласково улыбается тип в полушубке, вертя в руках свой документ, – мы вас надолго не задержим. Необходимо ваше присутствие… Я не уполномочен… вам на месте объяснят.
– Вот видишь, Лёша, видишь! – Ида припала к драповой груди мужа, он потрепал ее по войлочной голове и вышел.
Захлопнулась дверь за Алексеем Ивановичем, и на лестничной клетке две цепкие руки натянули на него защитную маску.
– Ах! – захлебнулся было Алексей Иванович.
– Спокойно! Спокойно, товарищ Журкин. Прошу вниз, в машину.
Заурчала отъезжающая машина.
…На высоко взбитых подушках полулежит доктор Коссель. Вид у него озабоченный и усталый.
– Дина! Дина! Ложись спать!
В кресле, уставившись в портрет молодого человека в летной форме, сидит старуха с прекрасно-безумным лицом. Она в ночной рубахе, шпильки зажаты в руке, седые волосы бедно свисают на плечи.
– Дина! Ложись спать, дорогая! – повторяет Коссель.
Старуха качает головой – не в ответ мужу, а как бы своим мыслям.
– Нет, нет, нет, – шепчет она.
Старый Коссель спустил ноги на пол.
По длинному коридору дома Нирнзее идут трое. Один в полушубке, двое в противочумных костюмах. Звонят в квартиру.
– Смотри-ка, как поздно пришли, – бормочет Коссель.
Этот звонок не испугал старика, он привык ко всяким ночным беспокойствам. Натягивает халат и шлепает открывать. Жена его не двигается с места.
– Что вам угодно, голубчик? – спрашивает он у парня в полушубке.
Парень протянул документ, но Коссель отвел его руку в сторону.
– Что вам угодно? – переспросил он.
– Вас срочно вызывают, – сообщил парень.
– Кто болен, простите? – поинтересовался старик.
Парень снова повертел документ.
– Да вы пройдите, пройдите, я возьму очки, я без них совершенно ничего не вижу.
Коссель нацепил очки и посмотрел наконец в документ.
– Так, так, понятно. Так что вам угодно? – осведомился старик.
– Вас срочно вызывают, – повторил парень, которому уже надоел этот непонятливый старик.
– Что ж, срочно так срочно. Вам, однако, придется подождать, пока я соберусь. Знаете, люди к старости становятся такими медлительными. – Коссель твердо взял жену за плечо. – Дина, пойди ляг.
Дина послушно встает с кресла и идет к постели.
Коссель одевается. Парень уставился на портрет в траурной рамке.
– Сын ваш? – спросил парень. – Полярный летчик? Тот самый Коссель, о котором в газетах писали?
– Тот самый.
Коссель надевает круглую меховую шапку и шубу с шалевым воротником и становится похож на провинциального священника. Жена обратилась к нему неожиданно внятно:
– Приходи скорей. Я не могу быть одна.
– Я скоро, скоро… – И, недосказав чего-то, проглотив слова, которые уже были на языке, поцеловал сухую головку старухи и вышел.
– Я свет здесь погашу? – спросил он перед дверью.
– Не надо! Оставь! – раздался голос жены.
Комната Петровских. Ночь. По комнате ходит немолодая женщина, укачивает плачущего ребенка. У окна останавливается, видит, как во двор въезжает воронок и разворачивается возле их подъезда.
– Федя! Федя! – кричит женщина. – Посмотри! К нам!
Пожилой муж Федор подходит к окну.
– У нас уже были. Других людей, что ли, нет?
– У других дочку не забирали. Ты что, не понимаешь?
Федор смотрит в окно – из машины выходят четверо, трое идут к подъезду.
Ребенок плачет.
– Быстро уходи, Федя.
– Ты что? Как?
– Черным ходом. Скорее. Ты прям как малый ребенок…
Ребенок кричит.
Федор надевает пальто, хватает меховой треух.
Звонок в дверь.
– Беги на Ленинградский и поезжай в Бологое к тете Клаве. Отсидишься там. Да что ты стоишь как пень? Быстрей, говорю!
Сует ему деньги.
Он идет по коридору, открывает крюк у черного входа и выходит.
Звонок трезвонит вовсю…
…Вертятся ручки аппаратов, трещат телефоны, ложатся на суровые казенные столы бумаги листы, растут стопки папок.
Чья-то рука обводит кружочками фамилии в большом списке членов коллегии Наркомздрава. Ставит галочки. Только одна фамилия не обведена – Есинский.
…Коридор гостиницы “Москва”. Двое мужчин в масках тащат бак с дезраствором. Двое других опрыскивают номера. Идет дезинфекция. Еще двое рассматривают книгу со списком проживающих в номерах. Те же кружочки и крестики. Две фамилии обведены жирно красным карандашом – Анадурдыева, Котиков. Один сотрудник спрашивает другого:
– А с этой что делать? Выбыла.
– А-а, депутат Верховного Совета. Аверин, звони в ихние кассы. Там их по списку билетами снабжают. Будем с поезда сымать.
– А Котиков?
– Парикмахер, что ли? Да у него выходной, за ним еще утром машину послали…
– На Соколиную?
– Нет, там еще не готово было. Отправили пока к Сорину, в Екатерининскую… Там сейчас трое – Майер, Сорин и парикмахер этот. Заперты в приемном отделении…
…Темные окна домов. В темноте лежит человек. Слышит хлопок дверцы внизу, у подъезда. Встает, идет к окну. Это полковник Павлюк. Прислушивается. Хлопает лифт рядом. Звонок в дверь. Павлюк выходит из своего кабинета, идет в комнату жены.
– Что это? – спрашивает она у мужа.