ем-то невозможным, немыслимым, невероятным, не предусмотренным его мудрыми, тысячи лет оттачиваемыми, инстинктами.
На глазах Лэйда он вновь поднял свою смертоносную лапу — гораздо медленнее, чем мог — и вновь обрушил её на тело Уилла. Может, из-за этой несвойственной ему медлительности Лэйд увидел всё в мелочах, с той безжалостной острой чёткостью, которую не дают даже патентованные объективы «Триплет Кук[122]».
Удар, который должен был распороть лежавшего Уилла, как ветошь, вышибить жизнь из тощего тела, не достиг цели. Не потому, что Пульче промахнулся. А потом что его когти беззвучно погрузились в обтянутую дорожным пиджаком узкую грудь Уилла и, не встретив никакого сопротивления, вышибли деревянную щепу из пола, на котором он лежал. Прошли насквозь. Будто Уилла вовсе не существовало.
Пульче, заворчав от удивления, высвободил лапу из расколотых половиц, поднял её — даже выше, чем необходимо было для удара — и вновь обрушил вниз. И когти вновь прошли сквозь Уилла, как коса проходит сквозь клочья холодного утреннего тумана, рассекая их, но не повреждая.
Нелепица. Бессмыслица. Это было похоже на ожившую страницу с приключениями «Жёлтого малыша» из воскресных выпусков «Нью-Йорк джорнал», где вечно происходит всякий вздор, но которые пользуются неизменной популярностью у мальчишек. Однако Лэйд видел это даже отчётливее, чем желал. И судя по изумлённому виду Пульче, внезапно утратившему свою животную ярость, видел не он один. Уилл вжался в пол, крепко зажмурив глаза, и ждал удара — того удара, который должен был оборвать его жизнь. Не подозревая, что пропустил его.
Пульче собирался ударить в третий раз, когда Лэйд окликнул его.
— Эй ты, дрянная вошь! Иди сюда! Или моя кровь слишком крепка для тебя? Может, ты годен лишь для того, чтоб обитать в матросских матрасах?
Пульче рывком развернулся к нему. В нём оставалось слишком мало человеческого, может, даже недостаточно для того, чтоб понимать обращённую к нему человеческую речь, но Лэйду на какой-то миг он показался именно человеком, а не опьянённой кровью тварью — ошарашенным, сбитым с толку, даже испуганным. Таким, каким он видел его когда-то, много лет назад. Забавно — он думал, что почти забыл этот образ…
— Стой, — приказал он глухо, — Иначе пожалеешь.
Пульче презрительно фыркнул. Должно быть, амулет Лэйда, который он держал в выставленной вперёд руке, не впечатлил его. И неудивительно. Эта игрушка едва ли способна была впечатлить даже ребёнка — слишком примитивна, слишком неказиста. Пульче забыл о той стороне Нового Бангора, живым воплощением которой сам являлся — иногда суть вещей может отличаться от их формы.
— Стой! — повторил Лэйд, — Я не хочу причинять тебе вред, но, если придётся…
Пульче метнулся к нему, одним огромным прыжком преодолев груду мусора и выставив перед собой когти. Смертоносный прыжок богомола, который невозможно разглядеть, прежде чем раздастся стон выпотрошенной жертвы. Но та человеческая часть, что пробудилась на миг в сознании исполинской блохи, неизбежно исказила траекторию, подарив Лэйду лишние полсекунды. И этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы сжать хрустнувшую в кулаке куклу, превращая её в том, чем она была прежде — ворох никчёмных щепок, костей и перьев.
Пульче неожиданно замер, точно врезался в невидимый барьер. Его суставчатые лапы с хрустом напряглись и задрожали, словно на плечи взгромоздили дополнительную нагрузку в сотни фунтов, а выпученные глаза надулись ещё больше, отчего зрачки в них сделались почти прозрачны. Это могло походить на удивление, странно выглядевшее на лице, которое не было ни лицом человека, ни лицом насекомого. Но Лэйд знал, что это было не удивление. Другое чувство, которое Пульче не испытывал так давно, что, верно, даже не узнал его сперва.
Это была боль.
Тело Пульче хрустнуло, мощные ноги подломились. Он беспокойно дёрнул головой, но не смог сделать шага, точно какая-то сила пригвоздила его к полу. Его правая лапа, занесённая для удара, вдруг переломилась пополам, точно сухая ветка, и обвисла. С негромким треском лопающихся хитиновых пластин его тело стало съёживаться, точно оказавшись в невидимом паровом прессе. Заскрежетав, точно стальной вал от непомерной нагрузки, сломался искривлённый, выдающийся из спины острыми осколками, позвоночник. Из лопнувшей грудной клетки на пол хлестнуло пронзительно пахнущей жёлтой гемолимфой.
Лэйд не позволял пальцам разжаться, напротив, стискивал их ещё сильнее, несмотря на то, что острые концы проволоки впивались под ногти, а острия гвоздей пробили кожу. Он не испытывал злорадства, но знал, что не вправе остановиться.
И он не остановился, пока с оглушительным хрустом Пульче не превратился в изломанный, трепещущий ком хитина и мяса, из которого торчали обломки его суставчатых костей. Где-то в глубине угадывалась голова — бесформенная бородавка с потухшими глазами и острым бессильно поникшим жалом, на котором ещё виднелись следы крови. И пусть кровь эта была не человеческой и порядком старой, Лэйда замутило.
Вот что бывает с вшами, потерявшими осторожность и поддавшимися голоду. Рано или поздно их просто раздавят ногтем.
— Уилл, вы целы?
Уилл поднялся на ноги неуверенно, колени у него подрагивали — ни дать ни взять, выстоял на ринге полные двенадцать раундов. Лэйд с облегчением убедился, что тот как будто цел. Если чему-то и был причинён ущерб, так это его костюму — за время короткого бегства тот испачкался столь сильно, что больше походил на хламиду китобоя, чем на облачение юного джентльмена. Удар Пульче, который должен был размозжить его затылок, прошёл мимо. Иногда так бывает — стечение обстоятельств, случайный просчёт, каприз судьбы…
Я видел, сказал Лэйд сам себе, роняя в пыль бесполезный, превратившийся в труху, амулет. Я видел всё собственными глазами.
Лапу, проходящую сквозь тело.
Ты видел это, Лэйд Лайвстоун, хоть уже сейчас малодушно боишься себе в этом признаться, ищешь какие-то объяснения, ещё даже толком не поняв, свидетелем чего стал, какие-то нюансы, причины, детали…
Но ты видел.
— Я в порядке, Чабб.
Кажется, он даже не обмочился, подумал Лэйд, отряхивая брюки от клочьев паутины. Чёрт возьми, я сам бы испачкал штаны, если бы моча в моём мочевом пузыре не превратилась в лёд.
— Как вам история? — невозмутимо поинтересовался он, — Готов поспорить, старикашка Вергилий ничего такого не предлагал в своём экскурсионном туре! Определённо, мне пора забросить бакалейные хлопоты и подумать о концессии. «Захватывающие приключения в тёмном мире Нового Бангора! Всего пять шиллингов за сеанс! Три с половиной — если вас сожрёт огромная блоха…»
Уилл натянуто улыбнулся.
— Это ведь не было частью задуманного, да?
Он думал, что у Уилла уйдёт ещё какое-то время, чтобы вернуть себе навык членораздельной речи, однако тот удивительно быстро пришёл в себя, разве что пальцы немного подрагивали, а с лица не спешила уходить творожная бледность.
— Не было, — согласился Лэйд, протирая носовым платком кровоточащие ладони, — Я хотел показать вам уныние и гнев, объединённые в одном, явить, как говорится у балаганных фокусником, двойственность человеческой природы. И явил.
— Честно говоря, в какой-то момент я думал, что мне конец, — Уилл испустил сдавленный нервный смешок, с отвращением косясь на искорёженный и ещё дёргающийся остов Пульче, похожий на то, что обыкновенно остаётся от москита после встречи с газетой, — Какое счастье, что он промахнулся!
Да, мрачно подумал Лэйд, какое счастье. Он помог Уиллу отряхнуть пиджак от пыли, внутренне ожидая, что его руки, стоит им только прикоснуться к его потрёпанному пиджаку, провалятся насквозь, как когти Пульче. Однако этого не случилось. Уилл, может, и покрылся призрачной бледностью, но призраком определённо не был, пальцы Лэйда ощущали складки на его костюме и плоть под тканью. Может, это Пульче обернулся призраком? Однако нутро его, пульсирующее болью, всё ещё походило на треснувший кокосовый орех, наполненный бродящим обжигающим варевом, в котором плавали обломки костей — ощутимое подтверждение тому, что лапа, нанёсшая ему удар, была вполне материальной.
Хватит, приказал себе Лэйд, кряхтя, чтоб подобрать с пола свою трость, удобно устроившуюся среди обломков. Я подумаю об этом позже. Когда смогу позволить себе такую возможность.
— Что ж, полагаю, экскурсию по пятому кругу ада на этом можно считать оконченной, — произнёс он с преувеличенной бодростью, — К тому же, не знаю, как вас, а меня чертовски утомила архитектура Олд-Донована. Вы даже не представляете, сколько неприятных вещей прячутся за всеми этими мраморными фасадами и помпезными фронтонами. Сколько гнилых тайн прячется за самыми почтенным и уважаемыми фамилиями, сколько шкафов трещат от натуги, пытаясь уместить в себе бесчисленное множество скелетов… Вы готовы, Уилл?
Уилл недоверчиво поднял на него взгляд.
— Вы… хотите продолжить, мистер Лайвстоун?
Лэйд пожал плечами.
— Отчего бы и нет? Солнце в зените, до вечера ещё далеко. Чтобы не выбиться из графика, нам надо успеть посетить за сегодня и шестой круг, прибежище лжеучителей и еретиков. Впрочем, если вы не считаете это нужным…
Лэйд сделал вид, будто копается в кармане, ища портмоне. Уилл правильно понял этот жест.
— Нет, — сказал он поспешно, — Я в порядке. Буду рад продолжить прогулку в вашей компании! Если вы… я имею в виду, если вам позволит здоровье.
Лэйд с трудом сдержал желание обрушить на светлую голову Уилла какое-нибудь заковыристое полинезийское ругательство из числа тех, которые он, как и полагается рачительному хозяину, приберегал на особый случай.
Остолоп! Упрямец! Сопляк!
Должно быть, сам не понимает, как близко к смерти был и какой причуде Нового Бангора обязан своим чудесным спасением. Как не понимал и сам Лэйд.
Что ж, подумал Лэйд, пытаясь размеренными медленными вдохами унять ворочающуюся в животе боль, про лавочников Хукахука в Миддлдэке поговаривают, будто единственное, что они готовы отпустить посетителю бесплатно, так это улыбку.