Лэйд улыбнулся.
— Ерунда. Свежий воздух быстро приведёт меня в порядок. Не будем задерживаться.
Удивительно, но покинув обитель Пульче, он в самом деле почувствовал себя лучше. Боль немного унялась, по крайней мере, в достаточной степени, чтобы он, опираясь на трость, мог двинуться дальше. Но сперва…
Уилл с озадаченным видом наблюдал за тем, как Лэйд, плотно закрыв за собой дверь, вонзил в притолоку несколько потемневших от времени медных булавок, после чего испачканным в саже пальцем вывел на ступенях несколько едва угадываемых в пыли символов, а под конец окропил их жидкостью из маленькой склянки.
— Зачем это, мистер Лайвстоун? — спросил он, осторожно, точно боясь помешать сложному ритуалу, деталей которого не понимал.
— Если держишь под кроватью в стеклянной банке ядовитое насекомое, не лишним будет убедиться в том, что её крышка надёжно заперта, — Лэйд отряхнул пальцы и спрятал склянку в карман, — Слышали бы вы, как отчитала меня однажды матушка, когда обнаружила на обеденном столе парочку крупных стеатод![123]
— Но разве…
— Я вернусь сюда через полгода. Со склянкой крови в саквояже. А ещё — с новой цепью, револьвером и парочкой дополнительных амулетов. Признаться, не ожидал от Почтенного Коронзона такой каверзы, возможно, я оскорбил его ненароком или не проявил должного почтения во время своих предыдущих изысканий. А может, старик просто решил позабавиться, у него такое иногда случается…
Уилл с опаской уставился на запертую дверь.
— Но ведь мистер Пульче…
Слово, которое он намеревался произнести, было столь очевидно, что Лэйду не составило труда его угадать.
— Мёртв? Нет. Насекомые удивительно живучи, Уилл. Мистеру Брауну приходилось и хуже.
— И вы… Вы по доброй воле поможете ему? Принесёте ему кровь? После того, как он едва не убил вас?
Лэйд пожал плечами.
— С моей стороны будет жестоко лишать его единственной радости, не так ли? Сами знаете, от голода он впадает в тоску. Что вы так смотрите? Удивлены? Когда будете в моём возрасте, поймёте, совесть может быть докучливее самого взыскательного кредитора…
— Но подкармливать его!.. — вырвалось у Уилла, — Мистер Лайвстоун, вы либо благородны, как Святой Пётр, либо безумны как Святой Киприан[124]!
Лэйду не хотелось отвечать. Солнце Нового Бангора быстро сделалось из теплового и ласкового досадливо жгущим, обжигающим, но он подмигнул ему, как приятелю.
— Эту услугу я оказываю не Пульче, а другому человеку. Тому, которым он когда-то был, пока не сделался полноправным подданным Нового Бангора.
— Значит, эти слова о предательстве и… — Уилл внезапно смутился, — Простите, мистер Лайвстоун.
Лэйд небрежно махнул рукой.
— Ерунда. Скажем так, мистер Пульче в некотором роде имеет право претендовать на услугу с моей стороны. Беда лишь в том, что единственное, что я могу ему предложить — две пинты несвежей коровьей крови… Так что сложно сказать, кого из нас эта услуга гнетёт больше.
Уилл, кажется, собирался что-то сказать, даже глазами зашарил, точно по невидимой полке со словами. Чтобы не дать ему такой возможности, Лэйд быстро сказал:
— Кажется, я зря отпустил кэб. Совсем не подумал о том, до чего непросто будет поймать экипаж в Олд-Доноване, а пусть нас ожидает не близкий, по какой-то прихоти еретики и лжеучителя Нового Бангора предпочитают селиться на окраине…
Часть вторая — Глава 6
— В мире есть много вещей, созданных для того, чтобы нагонять на человека тоску и уныние. Рисовый пудинг и книги Джона Эйскофа, воскресные проповеди и Шотландские горы. Но если всего этого вашей жизнерадостной душе покажется мало, чтоб преисполниться уныния, отправляйтесь в Лонг-Джон. Если в мире и существует полюс тоски и меланхолии, без сомнения, он расположен здесь, в самой серёдке Лонг-Джона!
— Вы преувеличиваете, мистер Лайвстоун, — возразил Уилл, но без должной уверенности в голосе, — Возможно, Лонг-Джон и не лучшее место для прогулки, но если выбирать между ним и Айронглоу…
— Самая большая опасность, которая подстерегает вас в Айронглоу — забыть дома чековую книжку. Здесь же немудрено сломать шею, сверзившись в глубокую промоину, или заработать столбняк, оцарапавшись ржавым гвоздём… — наставительно заметил Лэйд, — Не говоря уже о том, что какой-нибудь камень из ветхой, как борода Моисея, кровли запросто может расшибить вам голову. Кроме того, крайне не рекомендую отлучаться далеко от меня. Лонг-Джон, конечно, спокоен, как мертвецкая, но знаете ведь, как говорят — при должном везении можно найти алмаз в коробке из-под булавок…
Уилл беспокойно оглянулся, точно пытаясь отыскать взглядом опасность в окружающем их пейзаже, чем вызвал у Лэйда потаённую ухмылку. Чтобы разглядеть в дебрях Лонг-Джона следы жизни, требовалось обладать зоркостью орла, а кроме того, иметь в этом неделе некоторый опыт. Ни того, ни другого у Уилла определённо не имелось.
— Здесь опасно?
— Если вы имеете в виду дурную компанию, я бы назвал риск умеренным. Лонг-Джон — вотчина китобоев, как вам известно. А уж где появляется эта публика, оттуда бежит всё живое, включая те формы жизни, которые Господь Бог не одарил при сотворении ногами.
Нет, они никого не выживают со своей территории, у них, наверно, и понятия-то никакого нет о территории, границах, феодах или ареалах обитания, просто сосуществование с ними связано с некоторым количеством неприятных бытовых аспектов.
— Вот как?
— Китобой запросто может оторвать от вашего пиджака пуговицу только лишь потому, что увидит в ней часть неизречённого пророчества, или ущипнуть за нос, отводя какую-то одному ему видимую беду. Бывают и более конфузливые случаи. На моих глазах какой-то китобой сорвал с юной леди юбку — только лишь по той причине, что она сделала четырнадцать шагов, пересекая дорогу, а навстречу ей попался серый кот, и всё это произошло в восемь минут седьмого. Не спрашивайте, какое это имеет значение — для китобоев имеет. Ещё в более незавидном положении оказался один мой приятель из Миддлдэка, у которого китобой на глазах у прохожих похитил вставную челюсть. Ужасный конфуз! Подозреваю, эта челюсть ныне украшает какой-нибудь самодельный алтарь или же висит, подвязанная бечёвкой, на груди какого-нибудь коллеги Капитана Ахава, надраенная, точно Орден Британской Империи, и свидетельствуя о высоком статусе её носителя в неведомой нам жреческой иерархии…
— Но почему китобои выбрали Лонг-Джон?
Потому, что тот, должно быть, напоминает им кладбище китов, подумал Лэйд.
Сам он обнаружил это сходство давным-давно, впервые увидев одинаковые осевшие серые туши складов, громоздящиеся неровными шеренгами — и впрямь разлагающиеся остовы китов, выброшенные немилосердным океаном на твёрдый берег. Сравнение это, впрочем, он не любил — стоило его вспомнить, как начинало казаться, будто весь Лонг-Джон пропах не водорослями и ржавчиной, а гниющей на солнце жирной ворванью, жёлтой и рыхлой, как разварившееся мыло… И хоть Лэйд знал, что все эти туши из камня и лежат тут уже много, много лет, его взгляд всякий раз машинально скользил между ними, будто рассчитывая увидеть крошечные фигурки китобоев, потрясающих гарпунами, перепачканным в ворвани и вгрызающихся в мёртвую плоть морских исполинов.
Он с трудом подавил желание прижать к лицу носовой платок. Воображение подчас выкидывало и не такие фокусы.
— А где ещё лжеучителя и еретики могут найти прибежище, как не под боком у цивилизации? — ответил он вопросом на вопрос, — Лонг-Джон — идеальная резервация для подобного рода публики, здесь они чувствуют себя привольнее, чем собрание пэров в Вестминстерском дворце. Согласитесь, здесь царит умиротворяющая обстановка.
— Скорее, обстановка запустения и разрухи, — пробормотал Уилл, опасливо косясь на ржавый позвоночник водосточной трубы, нависший поперёк улицы и выглядящий исполинским трухлявым деревом, готовым обрушиться вниз в любой момент, — Отчего все эти здания оказались брошены? Неужели из-за китобоев?
— Отчасти, — признал Лэйд, — Но в первую очередь из-за моря. Эти трухлявые коробки, которые вы благородно поименовали зданиями, суть старые склады. Десятки, сотни складов. Взгляните какая кладка — бетон, кирпич! Настоящие крепости! Уму непостижимо, сколько трудов, времени и ресурсов ушло на все эти мавзолеи…
Уилл уважительно кивнул. Склады, даже в столь скверном и трухлявом состоянии, на близком расстоянии производили внушительное впечатление — ни дать, ни взять, грозные бастионы сродни тем, что в старые времена охраняли вход в гавань. Только бастионы, не дождавшиеся своей войны, но проигравшие битву тому, что тысячекратно сильнее самых дальнобойных орудий — самому времени. Вблизи на их каменных китовьих боках становились видны бесчисленные повреждения, точно кровоточащие дыры, оставленные зубами хищных касаток. Провалы в кирпичных кладках, лишайные пятна мха на ввалившихся бетонных боках, покосившиеся остовы дверей и забитые Бог весть сколько лет назад окна.
Кое-где можно было разглядеть следы былой жизни, но следы истёртые, едва читаемые, как углубления на влажном прибрежном песке. Разъеденные ржавчиной цистерны с ввалившимися боками. Остовы грузовых локомобилей, бессильно привалившиеся к стенам и потерявшие былой лоск — похожие на мертвецов, убитых проказой. Почерневшие от креозота и масла кабельные барабаны, беспорядочно валяющиеся в переулках и напоминающие увеличенные во много раз катушки для ниток. Со стен, кое-где едва не задевая голов пешеходов, свисали гибкие хвосты гальванических проводов, отчего Лэйд рефлекторно вжимал голову в плечи — невольно казалось, это хвосты мёртвых змей в истлевших каучуковых шкурах покачиваются перед глазами…
Мёртвый город, брошенный своими обитателями, немой памятник ушедшей эпохи, он не сохранил той особой элегантности, которую сохраняют потемневшие от времени бронзовые адмиралы на постаментах, сделавшись чем-то сродни изгрызенной собакой кости, никчёмным предметом на обочине жизни, до которого нет дела ни прежним хозяевам, ни прохожим.