Бумажный тигр (II. Форма) — страница 60 из 123

Уилл засмеялся — должно быть, успел себе что-то такое представить. Но почти сразу нахмурился.

— А вы, значит, приняли его предложение? Странно.

— Почему?

— Вы не показались мне корыстолюбивым человеком, мистер Лайвстоун.

За всё время их знакомства Уилл не проявлял качеств умелого льстеца, напротив, проявлял прямолинейность даже там, где она противоречила его интересам. Однако Лэйд по какой-то причине не ощутил от этого комплимента ни малейшего удовлетворения.

— Все торгаши скаредны по своей природе, Уилл. А торгаши из Хукахука славятся на весь остров. Поверьте, по сравнению с нами даже баронет мистер Кроули показался бы разнузданным транжирой.

— Кто?

— Господи, вы и «Ярмарку Тщеславия» не читали? — изумился Лэйд, отчего-то уязвлённый так, будто состоял в кровном родстве с самим Теккереем[134], - Ну, знаете ли… Вам не худо было бы по крайней мере изредка отрываться от мольберта, чтобы перевернуть страницу-другую!

Ему удалось смутить Уилла, но не сконфузить.

— Боюсь, у меня много пробелов в образовании. Я весьма… неравномерно черпаю знания.

— Оно и заметно, — проворчал Лэйд, — Ладно, о скаредности… Знаете, ничто не прилипает к человеку лучше, чем маскировочное одеяние. И мы, люди, полагающие себя британскими джентльменами, достигли в этом искусстве такого умения, что легко положим на обе лопатки какого-нибудь разукрашенного охрой дикаря, подкрадывающегося к добыче. Каждому случаю мы готовим надлежащее маскировочное облачение, хоть сами не всегда это замечаем. Отправляясь в Эксмур[135] на оленью охоту, мы надеваем соответствующую шляпу[136], а возвращаясь в Лондон, непринуждённо и легко меняем её на котелок, не обращая внимания на то, что лишь надеваем новый костюм, который призван маскировать наше присутствие среди окружения. Я так привык играть роль прижимистого лавочника, что иногда сам забываю, где кончается Чабб из Хукахука и начинаюсь я сам. Как бы то ни было, я позволил мистеру Страуту уговорить себя не из жадности. Была и другая причина.

«Какая?» — наверняка спросит сейчас Уилл. Так уж строен — не сможет не спросить.

— Какая? — спросил Уилл.

— Скажем так… — Лэйду пришлось сделать небольшую паузу, преодолевая провал в мостовой диаметром по меньшей мере две фута, — Скажем так, публика, с которой я вынужден иметь деловые сношения, весьма… своеобразна.

— Уж могу представить! — невольно вырвалось у Уилла, — О, простите.

— Это вполне очевидно. И знаете, я порядочно устал за эти годы, оказывая этим людям услуги. Я устал быть шпионом, сводником, наёмным убийцей, курьером, глашатаем, гробовщиком, нотариусом, сыщиком и судьёй. Поэтому возможность поработать на дипломатической ниве показалась мне сулящей приятное разнообразие. Кроме того, как бы я ни относился к монете, посулы мистера Страута были достаточно щедры. Две сотни фунтов. Столько моя лавка не выручает даже за удачный год. Так что да, я достаточно легко позволил себя уговорить.

— И вы получили эти деньги?

— Нет, — спокойно ответил Лэйд, — Не получил, хоть и потратил чертовски много времени, пытаясь столковаться с Ленивой Салли. Я перепробовал бесчисленное множество ритуалов — распространённых, тайных и даже самолично придуманных. Я оставлял записки и знаки, я рисовал самые причудливые глифы на покосившихся стенах Лонг-Джона, я взывал к ней на жутких языках, не созданных для человеческого горла и не звучавших уже тысячи лет. Тщетно. Никакого ответа. Я чувствовал себя коммивояжёром, который колотится в запертую дверь старой девы, предлагая лучшие на острове мужские кальсоны или трубочный табак. Я использовал многие практики и обряды. Громоздкую в своей торжественности гоэтию, древнегерманское розенкрейцерство, пафосную теургию, позабытый мартинизм… Все эти обряды приносили лишь усталость. Кроме того, мой костюм безобразно пропах миррой, лауданумом и фимиамом, отчего у меня раскалывалась голова. Ленивая Салли не собиралась отвечать на мои призывы. Она не вступала в спор или переговоры, ей, кажется, проще было попросту меня не замечать.

— Может, её просто не существует? — неуверенно предположил Уилл.

Лэйду оставалось лишь вздохнуть.

— Это мы с вами уже проходили вчера. Всех губернаторов Нового Бангора не существует. Вопрос лишь в том, в каком качестве их не существует здесь и сейчас…

— Но китобои, насколько я понимаю…

— Они не верят ни в Танивхе, ни в Ленивую Салли, ни в Брейрбрука, ни в прочих. Для них существует лишь Левиафан — благой и чудовищный всевладетель, чью волю и настроение они пытаются читать по зыбкой ряби реальности. Вот только Ленивой Салли нет до этого никакого дела. Они с китобоями полностью устраивают друг друга.

— Удивительный союз, — невольно вырвалось у Уилла.

— Это потому, что вы не семейный человек, — мягко заметил Лэйд, — Иначе знали бы, что счастье не всегда лежит в обоюдной страсти и неистовой любви. Иногда счастью куда спокойнее там, где ему попросту не мешают и не теребят по пустякам, как домашнему коту… Ну да вернёмся к нашей истории. Я так и не докричался до Ленивой Салли. Я попросту не был ей интересен. Более того, после нескольких наиболее… бесцеремонных ритуалов, которые должны были привлечь её внимание, вернувшись домой, я обнаружил на простыне в собственной спальне три кровавых пятна на простыне. Эти пятна образовывали равносторонний треугольник, внутри которого были два скрещённых волоса.

— Что это означало? — насторожённо спросил Уилл.

Лэйд хмыкнул.

— Не имею ни малейшего представления. Но в тот же день я вернул полученный от мистера Страута задаток и почувствовал глубокое удовлетворение. Для меня это дело закончилось и я поблагодарил судьбу, что не был в должной степени упорен, чтоб в самом деле познакомиться с Ленивой Салли, молчаливой хозяйкой Лонг-Джона.

Уилл оглянулся. Они с Лэйдом как раз миновали россыпь ржавых труб, которые когда-то, должно быть, были котельной станцией или насосом, но теперь представляли собой подобие окаменевшего скелета какого-то доисторического и жуткого ящера.

— Судя по окружающему пейзажу, Ост-Индская Компания не смогла найти вам замену и, верно, осталась не при делах?

— В конечном итоге да. Хотя её управляющий, мистер Страут, к сожалению, оказался более упорен, чем я. Отчаявшись решить дело по кроссарианским порядкам, он в конце концов решил его так, как Компания привыкла решать свои проблемы в Мадрасе, Канпуре, Кантоне и прочих туземных городах, жители которых недостаточно умны и дальновидны, чтобы понять предлагаемые им метрополией блага.

— Только не говорите, что…

Лэйд пожал плечами.

— Самая обычная практика в Британской Полинезии. Для этого Компании не пришлось даже заручаться поддержкой полка морской пехоты на острове, у неё для таких случаев есть собственные… службы. Да, я говорю о частной армии Ост-Индской Компании, которая служит как раз для такого рода работы — в тех местах, где аборигены оказываются недостаточно уступчивы или недостаточно умны. Это не сборище грязных разбойников, набранных из местных крестьян, это вымуштрованные профессионалы своего дела с армейской выправкой, которым не впервой нести блага цивилизации упрямым в своём невежестве дикарям. Они вошли в Лонг-Джон как-то на закате, две или три дюжины человек, все вооружены английским оружием, чтобы показать китобоям, что им лучше подыскать себе дыру подальше отсюда. Это не было наступлением, не было карательной экспедицией, лишь своего рода показательной акцией, стремительной и хорошо спланированной. Той ночью погибло около десятка китобоев. Может, больше. Кто станет их считать, верно? Но первая акция стала и последней.

— Почему? — живо поинтересовался Уилл.

— Да потому, что на следующий день некому оказалось отдавать им приказы. После той ночи кабинет мистера Страута впервые оказался пустым.

— Он… исчез? — несмело уточнил Уилл.

Лэйд кивнул.

— Ну, в общем-то, да. Никто не видел, как он выходил из здания, окна остались закрыты, ни записок, ни следов борьбы… Местное представительство Компании оказалось в немалом затруднении. Пропажа служащего такого ранга, уполномоченного управляющего всего острова, это, как вы понимаете, из ряда вон выходящая ситуация. К счастью, в скором времени она разрешилась. Как оказалось, мистер Страут не исчез. Более того, он по-прежнему оставался в своём кабинете. Или кабинет — в нём… Знаете, когда дело касается кроссарианства, иногда бывает сложно разобраться в деталях.

— Я… не понял, мистер Лайвстоун.

— Его бывшие подчинённые тоже. Заметили лишь когда кто-то случайно сломал стул пропавшего шефа — и лишился чувств, увидев растекающуюся по полу кровь.

— Как… как это понимать?

— Про некоторых колониальных бюрократов принято говорить — он, мол, является частью своего кабинета. Безобидная острота, и только. В случае с мистером Страутом она обрела вполне явственный смысл. Дело в том, что он в самом деле стал частью своего кабинета.

Во взгляде Уилла мелькнуло что-то похожее на ужас.

— Я не понимаю, мистер Лайвстоун.

«Понимаешь, — мысленно ответил ему Лэйд, — Ещё как понимаешь, просто боишься осмыслить, ощущая краем сознания могущество Левиафана, воплощённое в Его слугах».

— Специальная комиссия из спешно нанятых Компанией на условиях полной секретности учёных и врачей, обследовав целую неделю рабочий кабинет мистера Страута, доложила интересные и в то же время жуткие наблюдения. Мебель в кабинете была сделана не из красного дерева, как когда-то, а из натуральной кости. Кости мистера Страута. Многочисленные гобелены представляли собой полотна из его растянутой кожи. Слизистые оболочки его тела обернулись коврами и портьерами. Драпировки оказались сотканы из его сухожилий. Но это не самое страшное их наблюдение. Самое страшное заключалось в том, что несмотря на свою ужасную судьбу, мистер Страут всё ещё оставался жив.