Вопросов было много, они мучили Лэйда почти весь остаток ночи, заставляя его ворочаться на своей холостяцкой скрипучей кровати, и скрип этот казался отзвуками снующих в подполе крыс, спешащих воспользоваться отсутствием хозяина, чтоб попробовать на зуб каждый куль и мешок…
Итак, Канцелярия хочет, чтоб этот человек убрался из Нового Бангора. Весьма размытая постановка вопроса, признал Лэйд, и странная формулировка. Ладно, допустим, иногда Ему надоедают некоторые из его гостей, как иногда бывает с детьми и их игрушками. Он наигрался или разочарован или по какой-то причине просто невзлюбил своё новое приобретение. Одно только это могло показаться невероятным само по себе.
Новый Бангор регулярно обеспечивал себя свежим мясом, у него были десятки, сотни пленников, со многими из которых Лэйду даже доводилось свести знакомство. Ни один из них не смог покинуть проклятой земли. А ведь среди них встречались самые разные люди
самого разного возраста и воззрений, включая тех, чьё общество показалось бы невыносимым даже малярийному москиту. Ни один из них не мог похвастаться тем, что надоел Ему. Ни один.
И, словно одна только эта мысль была недостаточно мучительна, за ней маячила и вторая, окончательно лишившая его сна этой ночью. Ещё более жуткая, чем первая.
Если Он по какой-то причине решил освободить одного из своих пленников, ему требовалось лишь разомкнуть невидимый замок. Отпереть кандалы, приковывавшие его к острову. Что ж, на тот случай, если пленник оказался бы недостаточно понятлив, чтобы осознать свою удачу, Он мог бы разориться на три пенса — стоимость конверта и пары марок — чтобы послать возвещающий свободу листок ему лично в руки. Вместо этого он отчего-то вверил это дело Канцелярии, с которой Он состоит в довольно сложных отношениях. И, как будто этого мало, Канцелярия по какой-то причине решила прибегнуть к помощи стороннего специалиста — случай, прецеденты которого Лэйду также были неизвестны.
А значит…
Значит, человек, которому Он подарил свободу, по какой-то причине не желал этой свободой воспользоваться.
Безумная, жуткая мысль, которую подсознание Лэйда безотчётно отодвигало подальше, как отодвигают обычно какую-то колючую или острую штуку, лежащую на столе. Но эта мысль возвращалась — снова, снова и снова, до тех пор, пока мостовая Хейвуд-стрит не заалела в лучах рассвета и под окнами не заскрипел фургон молочника.
Человек, не желающий покинуть остров по доброй воле. Это звучало нелепо. Это звучало… бессмысленно.
И могло означать только одно. Человек, чей билет на «Мемфиду», бережно свёрнутый, лежал в портмоне Лэйда, был безумен.
Только безумец, оказавшись в Новом Бангоре, не сообразит, куда его занесло и не заметит — то, что внешне кажется вполне тривиальным колониальным владением Британского Содружества, таит внутри картины более страшные и зловещие, чем полотна Босха. Только безумец, осознав масштабы постигшего его бедствия, не попытается покинуть острова любым возможным путём, пусть бы даже и вплавь на своём дорожном саквояже. Без сомнения, этот человек, чьего имени Лэйд всё ещё не знал, должен быть безумным.
Но все его умозаключения полетели в тартарары, едва лишь гость оказался в его кабинете. Первым делом он машинально отметил, что дорожный костюм гостя был порядком запылён и не нов, но при этом выглажен и опрятен, кроме того, вполне подходил для тропического климата — признак здравомыслящего джентльмена. Ладно, вынужден был признать он, допустим не все психопаты разгуливают по острову в ночных сорочках или нагишом, некоторые из них могут производить вполне благообразное впечатление, прежде чем попытаются освежевать себя ножом или выкинут ещё какой-нибудь номер в духе Бедлама. Но уже это было звоночком — звоночком, насторожившим Лэйда не меньше, чем звоночек колокольчика над дверью в «Бакалейных товарах Лайвстоуна и Торпса».
Кроме того, джентльмен, зашедший в его кабинет, вёл себя в высшей степени благопристойно. Был вежлив, спокоен, обходителен и, несмотря на некоторую старомодную цветистость языка, странную для его моложавого вида, выглядел вполне здравомыслящим. По крайней мере, у Лэйда не возникло желания держать руку поближе к верхнему ящику его письменного стола, в котором лежал револьвер.
Если это и безумец, то, несомненно, особой породы, которая прежде Лэйду не встречалась.
— Значит, вы от полковника Уизерса? — спросил он, едва только гость устроился в кресле напротив его стола, — Как он поживает? Не видел его уже двести лет. Всё так же мучается от ревматизма?
Гость улыбнулся. Некоторые лица улыбка не красит или странным образом преображает, но этому гостю улыбка безусловно шла. Может, потому, что лицо его было юным и безусым, а улыбка — искренней. Такое сочетание всегда хорошо выглядит.
— Я не так давно имею удовольствие быть знакомым с полковником Уизерсом, но, честно говоря, у меня возникло ощущение, что скорее ревматизм будет мучиться им, чем наоборот.
Неплохо, мысленно одобрил Лэйд. Играли бы мы сейчас в бридж с джентльменами из Хейвуд-Треста, уже приписал бы тебе над чертой премию в пятьдесят очков. Только не думай, будто завоевал этим моё расположение. Поверь, я буду следить за тобой внимательнее, чем за ящиком с лакричными конфетами, когда в лавке крутится дюжина детей.
— Мы с полковником старые приятели, — заметил Лэйд, сам не зная, какой тон следует придать голосу в этой обстановке, поэтому остановился на вежливо-нейтральном, — Надеюсь, полковник хорошо отзывался обо мне.
Гость кивнул. Уже без улыбки, напротив, мгновенно сделавшись серьёзным. Удивительно, но и это выражение ему шло.
— Необычайно хорошо, сэр. Он дал вам наилучшие рекомендации.
Наилучшие рекомендации верховной крысы. Прелестно. Лэйд улыбнулся бы, если б не опасался, что улыбка получится кислой, как лимонный сок из «Седого нарвала».
— Могу я осведомиться, в каком качестве меня рекомендовал полковник Уизерс? — только и спросил он.
— В качестве гида, — с готовностью отозвался гость, — Лучшего на свете гида по Новому Бангору.
Молод, подумал Лэйд, украдкой рассматривая гостя. Куда моложе, чем я представлял. Лет двадцать или двадцать с небольшим. Впрочем, трудно точно сказать. Эта его серьёзная манера держать себя, редко встречающаяся среди юношей викторианской эпохи, да ещё в сочетании с нарочито старомодной речью, которой отродясь не слыхивали в Миддлдэке и которая, скорее, звучала в салонах времён Георга Второго — всё это заставляет его казаться старше своих лет. Но всё равно мальчишка, хоть и держится как какой-нибудь чёртов лорд Фонтлерой[15].
Лэйд подмечал и другие детали, как те, что бросаются в глаза, так и мелкие, почти неприметные со стороны, но которые опытный лавочник видит издалека и которые в совершенстве умеет трактовать на зависть любому охотнику, детективу или следопыту.
Не офицер и не имеет военной службы за плечами — сидит на стуле сутулясь, хоть и пытается это скрыть. Судя по всему, много времени провёл за письменным столом или верстаком. Скорее, первое. Глаза заметно щурятся, когда он разглядывает обстановку кабинета, а слабое зрение — бич многих кабинетных работников. Об этом же говорили и пальцы. Нервные, гибкие, даже на подлокотниках кресла они плясали, точно пытаясь нащупать привычный им, но отсутствующий инструмент.
Музыкант? Врач? Секретарь? Всё не то, слишком молод, сущий школяр-переросток. Взгляд, впрочем, приятный. Без наглости, но внимательный, всматривающийся. Словно ищущий в каждом предмете, на который он натыкался, какое-то внутреннее вкрапление. Может, ювелир или подмастерье?.. На миг Лэйд испытал даже подобие сочувствия — его кабинет, обставленный в лучших образцах делового стиля Хукахука, едва ли мог предложить гостю что-то, что по-настоящему заслуживало изучения. Ведь не вываливать же перед ним, в самом деле, все те странные вещи, что лежат в секретных тайниках, замаскированных ящичках и под двойным дном в сундуках, вещи, которые никаким образом не могли оказаться в кабинете уважаемого в Миддлдэке лавочника мистера Лайвстоуна…
Лэйд прочистил горло.
— Полагаю, полковник Уизерс слишком благоволит мне, дав подобную рекомендацию. Я в самом деле немало прожил на острове и знаком со многими его нравами и традициями, но полагать себя самым большим знатоком достопримечательностей мне не позволяет совесть. Я всего лишь лавочник, а не член Королевского Общества Гидов. Уверяю, в Новом Бангоре найдётся немало людей, которые дадут мне фору.
— Возможно, — согласился гость, — Но ни один из них не располагает тем качеством, которое мне необходимо. Ни один из них не является Бангорским Тигром.
Лэйд едва не вздрогнул, точно от выстрела. Хвала Господу, предусмотрительно закрыл дверь в кабинет, иначе сказанное непременно коснулось бы прелестных ушек мисс Прайс, что породило бы такое количество проблем и сложностей, что по сравнению с этим составление ежегодной фискальной декларации показалось бы ему рождественскими праздниками.
Что ж, мрачно подумал он, сам сутулясь за столом, проверку можно считать пройденной. Этот тип в дорожном костюме, щедро украшенном пылью Миддлдэка, одним только словом показал, что знает о Лэйде куда больше, чем стоило знать случайному посетителю. Чёрт побери, гораздо больше.
— Меня зовут Лэйд Лайвстоун, — произнёс он раздельно, вышло весьма сухо и негостеприимно, но сейчас ему было плевать на такт, — Если вам угодно именовать меня иначе, можете звать меня Чабб, как многие жители Хукахука. И никак иначе.
— Простите, — спохватился гость, в самом деле принявший виноватый вид, — Мне следовало догадаться, что… Да, это было крайне нетактично с моей стороны. Простите меня пожалуйста, мистер Лайвстоун. Как и мою вопиющую невежливость, ведь я, в некотором роде вторгнувшись в ваш дом и отрекомендовавшись, до сих пор не представился. Меня зовут Уильям.
— Уильям, значит, — медленно произнёс Лэйд, будто привыкая к этому имени.