Лэйд вонзил лезвие ножа в розовую шею, в ту её часть, где виднелось, ещё не скрытое шерстью, фиолетовое русло вен. Кожа, как он и предполагал, оказалась мягкой, даже дряблой. А кровь, хлынувшая из раны, вполне человеческой — красной.
Лейтон заверещал, пытаясь отпрыгнуть. Полуослепший, оглушённый внезапностью, он понадеялся на мощное тело, которое привык считать своим, но которое ещё не принадлежало ему в полной мере. Сильное, гибкое, выносливое, оно двигалось не так, как было ему привычно, и в этот решающий миг оступилось.
Лейтон врезался в стену, ожесточённо щёлкая зубами, но его шипение уже не казалось Лэйду шипением ядовитой змеи. Оно было испуганным и жалким, как шипение газа, выбирающегося из лопнувшего сифона. Лэйд оборвал его, вогнав нож ему под подбородок.
Он оказался прав, нож для бумаг оказался и в самом деле скверным оружием. Уже от второго удара его лезвие согнулось, едва не отломившись от черенка, но сейчас это уже не играло значительной роли. Не для мистера Лейтона.
Третий, четвёртый, пятый… Он раз за разом вонзал нож в раздувшуюся глотку. Иногда оно протыкало гортань, отчего раздавался громкий хруст. Иногда попадало в вену — и тогда лицо Лэйда окатывало горячей кровью со сгустками шерсти.
Лейтон выл, ожесточённо суча всеми лапами, но движения эти были бесконтрольными, почти хаотичными. За спиной Лэйда эти когти иссекали на части стеллажи, поднимали в воздух обрывки паласа, вышибали из стен буфетной доски. Один из этих слепых ударов едва не стал роковым для него — лишь втянув голову в плечи, он смог уберечь её от страшного удара, который, пожалуй, с лёгкостью отделил бы её от тела.
Но этот удар был лишь счастливой случайностью, бессильной спасти Лейтона. Опрокинутый на спину, он судорожно бился, полосуя когтями воздух, щёлкая пастью и истошно воя. С каждым ударом ножа его шея всё сильнее походила на старую водосточную трубу. Усиливая это сходство, где-то в глубине скрежетали, втягивая воздух, разорванные клочья трахеи.
С каждым ударом Лейтон слабел. Смертоносные когти, которыми он пытался дотянуться до Лэйда, делались всё неувереннее, пока в какой-то миг их выпады не превратились в беспорядочную дрожь. Тело Лейтона трепыхалось, хвост, так и не успевший покрыться шерстью, ожесточённо бил об пол, на обнажённых клыках шипела, сползая клочьями, слюна. Но глаз Лейтона, расширившийся от боли, огромный, с неестественно раздувшейся радужкой и вертикальным зрачком, медленно тускнел. Он уже не напоминал луну, теперь это было стремительно сереющее матовое зеркало, в глубине которого Лэйд видел своё отражение, взъерошенное и резкое, отчаянно работающее ножом.
Он должен закончить. Должен убедиться, что дьявольская тварь, взявшая хитрость у Лейтона и силу у демона, больше не причинит вреда, что…
Когда что-то мягко коснулось плеча Лэйда, он едва не полоснул вслепую ножом. Но это была не лапа Лейтона — лапы Лейтона распростёрлись на изорванном в клочья паласе, полупрозрачные когти с едва слышимым скрежетом втягивались в них. Это была мисс ван Хольц.
— Довольно, — сказала она, — Он ведь уже мёртв.
Только тогда он понял, что тело, чью глотку он продолжал ожесточённо полосовать, превращая во влажно булькающее месиво, уже не шевелится, а дрожь, сотрясающая его члены, не более чем агония. Мистер Лейтон, начальник кадровой службы «Биржевой компании Крамби», только что выбыл из штата.
Лэйд с трудом поднялся на ноги. Перепачканные кровью и прилипшей к ним шерстью, руки его дрожали, а пальцы отказывались подчиняться. Ему потребовалось по меньшей мере десять секунд, чтобы заставить их разжаться, выронив на пол изогнутый, лишившийся половины лезвия, нож. Единственный глаз Лейтона взирал на него не со злостью, как при жизни, а как-то задумчиво, будто бы сосредоточенно разглядывая. Лэйд хотел было плюнуть в него, но не стал. В глотке и так было отчаянно сухо.
— Вы чуть было всё не испортили, — заметила мисс ван Хольц, — Вот к чему, скажите на милость, вам потребовалось это говорить? «Четыре! Четыре головы!». Чёрт! Вы же могли его предупредить! А если бы я промахнулась?
— Страсть к дешёвой драматургии у меня в крови, — пробормотал Лэйд, позволяя ей усадить себя на перевёрнутый стеллаж, — Сэнди считает, это всё от дешёвых пьес, что я смотрю.
— Кто такая Сэнди?
— Неважно. Уфф, кажется, нога не сломана, но опереться на неё я не смогу ещё долго. Вы можете посмотреть, что у меня с грудью?
Её ловкие пальцы, привыкшие управляться с клавишами печатной машинки, на ощупь были твёрдыми и прохладными. Они деловито развели в стороны грязные окровавленные лохмотья, в которые превратилась его рубашка, и осторожно коснулись раны.
— Выглядит скверно. Я наложу повязку. Посидите минуту.
Ей потребовалась не минута, а куда больше. Но Лэйд не торопил её. Блаженно обмякшее тело воспринимало боль отстранённо, на самой границе ощущений. Наверно, скоро спасительное онемение исчезнет, и тогда она возьмётся за старого Лэйда всерьёз. И, чёрт возьми, не в первый раз. Он должен сообразить кое-что, пока его голова хоть что-то варит.
— Почему он сказал это? — мисс ван Хольц пришлось отрезать рукав до локтя у своего платья, чтобы соорудить повязку. Но вопросы, которые тяготили Лэйда, должно быть, всё это время беспокоили и её, точно докучливые, бьющиеся об оконное стекло насекомые, — Как он сказал…
— Он сказал, будто всё это время я ощущал себя богом, находясь в безопасности. Я — и ещё Крамби. Хотел бы я знать, что он имел в виду. Но ещё больше меня заботит другое.
— Сломанное ребро?
— Нет. Он сказал ещё кое-что. «Ему понадобятся люди, чтобы навести здесь порядок». Лейтон хотел не просто убить меня и Крамби. Он намеревался предложить свои услуги демону. И чтоб меня черти сожрали, если я понимаю его желание.
— Может, он был не в себе? — предположила мисс ван Хольц, — Это превращение не могло не отразиться на его рассудке. Что-то вроде мозговой горячки или…
— Нет, — возразил Лэйд, — Он был возбуждён, но, как мне показалось, пребывал в уме. Просто знал что-то, чего мы не знаем. Но, полагаю, вполне можем узнать. У нас есть кодовое слово, не так ли? С ним мы можем расшифровать послание Розенберга?
Мисс ван Хольц поколебалась.
— Думаю, что да. Я умею работать с ключом, хоть прежде и не практиковалась. «Абраксас», — она произнесла это слово резко, будто отстучала на машинке, и Лэйду даже показалось, что сразу после него должен прозвучать мелодичный звоночек, как у всех машинок с переходом на новую строку, — Забавно. В первый раз я думала, что мне показалось, но сейчас… Знаете вы или нет, мистер Лайвстоун, но вы опять вздрогнули, услышав его. Абраксас! Абраксас!
— Прекратите, пожалуйста! — Лэйд поморщился, — И без того тошно.
Мисс ван Хольц смерила его задумчивым взглядом.
— Мне кажется, это слово отпирает не только шифр, — произнесла она, — Но и вас тоже.
Лэйд отмахнулся.
— Только лишь один из мрачных старых шкафов моей памяти. Воспоминание дурное, не стану скрывать, вот только оно никак не относится ни к этой истории, ни к нам с вами.
— Воспоминание о промахе? Об ошибке?
— Нет, — ответил Лэйд, помедлив, — Просто об одном плохом случае. Ошибся не я, а… другой человек. Мой коллега по демонологическому ремеслу по прозвищу Шляпник. Он именовал себя Профессором Абраксасом, полагая, что это добавляет ему очков респектабельности и, в сущности, был совершенно прав. Вот только он тут не при чём, он ушёл из ремесла ещё много лет тому назад, до того, как мистер Олдридж основал своё злосчастное предприятие.
— Но вы как-то были к этому причастны?
Лэйд поморщился.
— Возможно. Но у меня сейчас слишком много хлопот, чтобы я в придачу нагружал свой мозг никчёмными совпадениями. Дайте мне ключ и объясните, как с ним работать.
Мисс ван Хольц протянула ему письмо Розенберга, состоящее из бессмысленного нагромождения литер, и картонный квадрат с ячейками-буквами, принадлежавший прежде Синклеру. Лэйд не сразу разобрался в методе Виженера, но, когда разобрался, дело быстро пошло на лад.
— Дайте мне лист бумаги и карандаш, я буду переводить на ходу.
Минуту или две карандаш ползал, поскрипывая, по листу бумаги. Лэйд бормотал себе под нос, крутил квадрат, иногда возвращался обратно к некоторым словам, ругался вполголоса… В сущности, мисс ван Хольц была права, не такое уж и сложное дело. Не сложнее решения субботних кроссвордов в «Серебряном Рупоре». Проклятый «Абраксас» преобразовывал месиво из букв в слова чертовски споро. К исходу третьей минуты Лэйд вздохнул и отложил карандаш в сторону. В нём больше не было нужды.
— Что ж, — пробормотал он, перечитав написанное по меньшей мере дважды, — И вправду интересно. Как вы считаете?
Мисс ван Хольц, вероятно, читала куда быстрее него — тоже профессиональный, отточенный годами службы, навык. Но ей требовалось время на осмысление и она замерла за его плечом, покусывая губу.
— Да, — пробормотала она, — Чрезвычайно интересно.
Лэйд со вздохом поднялся. Грудь под повязкой болела при каждом вздохе, нога по-прежнему ощущалась наполовину деревянной, но он знал, что на какое-то время ему придётся свыкнуться с этими ощущениями.
— Другого выхода нет, — произнёс он, — Боюсь, нам придётся навестить мистера Розенберга, хочет он того или нет. Надеюсь, его здоровье позволит ему принять нас.
Глава 20
Кабинет Розенберга располагался на третьем этаже, недалеко от лестницы, Лэйд никогда бы не думал, что его поиски могут представлять сложности для человека, обладающего хоть каким бы то ни было зрением и сносной памятью. Но он ошибался. Демон, медленно перекраивавший здание по своему усмотрению, приложил достаточно сил, чтобы усложнить ориентирование настолько сложным, насколько это возможно.
Лэйд готов был поклясться, что лестница удлинилась самое малое вдвое. Некоторые ступени остались каменными, благородный мрамор лишь превратился в сухой серый базальт. Некоторые непомерно разрослись, кроша соседей, образуя местами жуткие конструкции, похожие на статуи, выточенные слепым и безумным существом. Кое-где это были грубые, едва обтёсанные менгиры