Его голова превратилась в мясистый бурдюк, поросший короткой жёсткой шерстью, выпирающий из ссохшейся груди, но в передней его части как будто угадывалось некоторое сходство с лицом, из которого он был сотворён. Глаза Розенберга, утопленные в этом бурдюке, внимательно наблюдали за Лэйдом. Все шесть чёрных паучьих глаз. Лишившиеся век, округлые, эти обсидиановые бусины каким-то образом сохранили не только осмысленное выражение, но и были знакомы Лэйду. Может, потому, что центральную пару украшали очки Розенберга. Глубоко вросшие в хитин, треснувшие, они придавали взгляду огромного паука странное, почти человеческое выражение.
— Хитёр как паук… — пробормотал Лэйд, покачав головой, — Да, мне стоило догадаться.
Бурдюк, венчающий паучье тело, дёрнулся — слабая попытка изобразить человеческий кивок.
— Едва ли остальным придётся легче. Синклер, Кольридж и Лейтон уже получили своё. Но поверьте, остальным недолго осталось ждать. Мне почти досадно, что я не увижу, во что превращается мисс ван Хольц. О, её коллекция грехов необычайно богата, мне не терпится узнать, каким образом демон использует её. Что, вам ведь тоже нравится мисс ван Хольц, а? Уверен, вы положили на неё глаз, Лэйд. Потерпите немного, я думаю, в самом скором времени она продемонстрирует вам новое обличье.
Розенберг рассмеялся и в этот раз Лэйд невольно поддался назад. Потому что смех исходил не из человеческого рта. А из пасти размером с мяч для крикета, распахнувшейся в нижней части головы и украшенной крючковатыми, раздвигающимися в стороны, хелицерами. Но больше всего Лэйда напугало не это — ему приходилось видеть куда более зубастые аппараты — а то, что в этой пасти, на фоне белёсых и алых хитиновых бугров он разглядел вкрапления серебра — искусственные зубы Розенберга.
— А что на счёт меня?
Розенберг издал чавкающий звук, который, переведи его кто-то на человеческий язык, мог бы изображать вздох сожаления.
— Вы — нет. Для двух человек в этом здании демон вынужден сделать исключение.
— Для меня и для Крамби.
Розенберг улыбнулся. Хелицеры разошлись в стороны, из розовой глотки на то, что прежде было подбородком, выплеснулся желудочный сок — полупрозрачная матовая жидкость. Но Лэйд каким-то образом понял, что это было улыбкой.
— Для вас и для Крамби, — подтвердил он, — Вам не суждено превратиться в пауков, как мне, ссохнуться, исторгнуть кишки или иным образом послужить для его развлечения.
— Почему мы двое? — резко спросил Лэйд, — Почему из двухсот душ в этом здании демон выделил нас с Крамби? Что за спасительный амулет бережёт нас?
— Амулет… — выпуклые паучьи глаза Розенберга на миг затуманились, обратившись шестью чёрными зеркалами, — Не подумайте, что вы в привилегированном положении, Лэйд. Если демон не собирается вас убить, это не значит, что он не желает этого. Отчаянно желает, уж можете мне поверить. Просто… вы не в его власти, только и всего.
— Поэтому вы подговорили Лейтона убить нас обоих. Потому что надеялись, будто сделав то, что бессилен в силу каких-то причин сделать сам демон, заслужите его благосклонность. А может, и прощение.
Хелицеры заскрежетали, принимая неестественное положение на лице Розенберга, далеко разойдясь в стороны.
— Может, вы и закоснелый лавочник, Лэйд, но вы не безнадёжны. Видите, как ловко вы учитесь на ходу азам карьерного продвижения в крупной компании? Послушайте доброго совета, примите предложение Крамби. Может, ваш кабинет даже будет по соседству, а?
— И будет представлять собой бассейн с кипящей ртутью, — пробормотал Лэйд, — Благодарю покорно. Вот только вы ничего не объяснили, мистер Розенберг. По крайней мере, я не вижу, чтобы сказанное вами что-то меняло в общей картине. Демон убивает захваченных им заложников, обрекая их на мучительную смерть. Допустим, каждая смерть не случайна. Он обставляет её, используя слабости и грехи своих жертв. Возможно, воображает себя высшим судьёй или желает разыграть макабрическую сценку из Страшного Суда в его дьявольской интерпретации.
Глаза Розенберга заёрзали на своих местах. Золотая оправка, вросшая в хитин, опасно затрещала.
— Вы так ничего и не поняли. Это не казнь.
— Тогда что? Что это?
— Месть, — тихо произнёс Розенберг, — Это его месть. Он вынужден был терпеть годы, понимаете это? Годы, проведённые в бесправном положении, годы унижений и бессилия. То, что он творит с нами, это наказание. Страшное, но вполне заслуженное. Именно поэтому мы все не умерли мгновенно. Он нарочно затягивает это, чтобы мы могли взглянуть друг на друга. Чтобы до нас медленно доходило, какой ущерб мы ему причинили. Чёртов Крамби. Чёртов недоумок. Если бы я знал, на что он нас обрекает, я бы вышиб ему мозги ещё тогда, два года назад…
Лэйд ощутил, как немеют стиснутые в кулаки пальцы. Он забыл разжать их.
Так значит, демон мстит им? Два года назад!.. Тот момент, когда Крамби сделался оперативным директором, сместив на этом посту самого Олдриджа. Выжил его из конторы, сам сделавшись её номинальным главой. Этим он оскорбил демона? Нет, не складывается. Даже если тот по какой-то причине возжелал мести, свою ярость он направил бы на Крамби. Допустим, от его злости перепало бы и прочим членам оперативного совета, которые допустили это, но отчего в таком случае демон вымещает её на простых служащих, всем этом мышином воинстве из клерков, машинисток и делопроизводителей? В чём их вина?
— У нас есть шанс спастись?
Розенберг покачал головой. Это движение удалось ему, хоть и с болезненным хрустом.
— Не думаю. Демон бессилен убить вас или Крамби, это верно. Его власть на вас не распространяется. Но не забывайте, что он властен над пространством, в котором вы заключены, и над всем, что в нём находится.
— Испортившиеся консервы. Меняющиеся комнаты. Воздух…
— Не только стены. Не только воздух. Он — единственный и полноправный хозяин всего здесь. Это его мир — во всех смыслах. Он диктует законы бытия и правила. Если ему не удастся умертвить вас обоих чужими руками… Это не значит, что он отпустит вас восвояси. Просто ему придётся немного затянуть процесс, только и всего. Удушье, голод… я уверен, у него про запас припрятано немало способов уморить вас или медленно свести с ума. Чёрт возьми, он может даже ничего не предпринимать, спокойно попивая кофе или что там полагается пить демонам! Ещё несколько дней такой жизни и вы с Крамби будете счастливы сами выскочить в окно!
Лэйд надеялся, что не переменился в лице. Нельзя было выказывать слабость, пусть даже не перед лицом демона, а перед лицом человекоподобного паука, шесть чёрных глаз которого внимательно разглядывали его.
— Как он получил эту власть? — спросил он, — Как подчинил всех вас и всё сущее? Значит, всё-таки был какой-то ритуал? Договор? Или…
Розенберг медленно покачал головой. Некоторые его глаза казались безучастными, равнодушно-задумчивыми, как у всякого насекомого. Но та пара, что была украшена треснувшими очками, смотрела прямо на Лэйда.
— Это пусть расскажет вам Крамби. Если у него хватит духу. Я и так уже выдал вам достаточно, Лэйд Лайвстоун. Вы же помните, что я и сам рассчитываю на некоторую услугу с вашей стороны?
Лэйд неохотно кивнул.
— Я не отказываюсь от своих обязательств. Что вам угодно?
Одна из лап Розенберга, сухо зашелестев, оторвалась от распухшего брюха, махнув в сторону письменного стола. Стол, медленно убивавший его, был пуст и, лишённый бумаг, карточек и папок, выглядел почти сиротливо. Однако некоторые вещи, как заметил Лэйд, на нём всё ещё остались. Фотокарточка в серебряной рамке, по-прежнему стоящая на углу, и…
— Воспользуйтесь этим.
Револьвер. Револьвер Розенберга, непринуждённо лежащий на столешнице, точно массивное пресс-папье. Понятно, отчего он не взял его в руки — лапы паука не имели пальцев и едва ли могли справиться со спусковым крючком.
— Вы хотите, чтобы я выстрелил в вас?
— Огромный паук с трудом кивнул.
— В голову. По меньшей мере трижды. Знаете, многие насекомые необычайно живучи, а я бы не хотел… — Розенберг сглотнул жижу, служившую ему слюной, — Не хотел рисковать. Не в моём положении.
Лэйд каким-то образом ощутил тяжесть револьвера, даже не прикоснувшись к нему. Большой и сложный механизм, выглядящий вполне надёжным.
— Почему?
Розенберг некоторое время молчал. Его тело содрогалось, смятое брюхо едва заметно пульсировало. Там, под хитиновым покровом, проистекали какие-то процессы, лежащие за пределами человеческой анатомии, и Лэйд не хотел знать, какие.
— Потому что я ненавижу вас, Лэйд, — произнёс Розенберг совершенно спокойно, — Вы могли спасти нас, всех нас, но предпочли ничего не заметить. И даже когда заметили, не смогли ничего предпринять. Не вы причина того, во что превратилась «Биржевая компания Крамби» и её служащие, этого случилось без вашего участия. Но я не могу вам простить вашей беспомощности и слабости. Я привык презирать слабость в любых её проявлениях, в нашем деле она ведёт к гибели. А вы оказались слабы. И мне приятно будет знать, что вы погибнете, пусть и после меня.
— Значит, то, что вы рассказали мне, это ложь?
— Я рассказал вам то, что не сопоставимо хуже, чем ложь — две паучьи лапки Розенберга потёрли друг друга, издав сухой шелест хитина, — Я рассказал вам часть правды. Поверьте моему опыту, ничто не приводит к катастрофическим последствиям столь же надёжно, как человек, мнящий себя информированным, но не имеющий представление о всей картине происходящего в целом. С этой частью правды я вас и оставлю. Стреляйте, Лэйд. Я обойдусь без последних слов.
Огромный паук откинулся назад, выпятив свою сухую узловатую грудь и раскинув в стороны лапы. Но Лэйд даже не протянул руки к оружию.
— Если вы думаете, что я в самом деле это сделаю, то чертовски заблуждаетесь. Я не стану стрелять. По крайней мере, не до того момента, как вы выложите мне всё, что вам известно.
Улыбка огромного паука выглядела устрашающей и зловещей, хелицеры, кривые хитиновые ножи, заскрежетали друг о друга.