Лэйд со вздохом поднял копьё, уцелевшее в схватке. Он сам сделал его из деревянного торшера, вогнав в основание тяжёлый, выломанный из стены, гвоздь, но полагаться на него в серьёзном деле не стоило — это оружие не внушало ему надежды. Кроме того, у него был существенный изъян, куда более существенный, чем неудобное для броска древко и существенно сдвинутый в сторону острия баланс, превращавший метательный снаряд в подобие древнеримского пилума. Будучи изготовленным из тронутых скверной материалов, он и сам был подвержен трансформации, медленной, но неизбежной, как и все прочие вещи в царстве демона. Лэйд пристально осмотрел копьё, прежде чем положить его на плечо. Наконечник-гвоздь не претерпел видимых изменений, зато древко заметно потяжелело и утратило свою изначальную симметричность, а лакированное дерево расцвело серебряными прожилками, напоминающими не то мох, не то сеть капилляров. В скором времени наверняка превратится в какую-нибудь дрянь, которую даже противно будет взять в руки, но до тех пор ещё послужит ему и дай Бог, чтобы не подвело…
Но больше всего заботило его не оружие. А бутылка, торчащая в груде мусора, от которой он не мог оторвать взгляда. Отброшенная ногой твари, она к облегчению Лэйда не разбилась и даже сохранила большую часть своего содержимого.
Это опять может оказаться азотная кислота. Или чистый спирт, как позавчера. Или ртуть. Нечеловеческая фантазия демона подчас заставляла его наполнять бутылки самыми разными жидкостями, лишь малая часть из которых годилась для употребления.
Лэйд встряхнул бутылку и понюхал. Эта жидкость не была вином, она уже прошла трансформацию, но он и не надеялся обнаружить вино. Довольно будет и того, если она не окажется ядом. Жажда ворочалась в груди тяжёлой слизкой жабой, высушивая слизистую и превращая слюну в смолу.
Из-за сильнейшего запаха аниса и миндаля жидкость напоминала какую-то аптечную микстуру. Сделав глоток, едва не заставивший его застонать от наслаждения и выпить залпом всё содержимое, Лэйд пришёл к выводу, что жидкость масляниста, приторна, местами кисловата и отдаёт полынью, но, по всей видимости, безвредна. Или же убьёт его спустя несколько часов — этой вероятности он тоже не мог исключать.
Плевать. Главное, есть, чем утолить мучившую его жажду.
Лэйд не стал пить взахлёб, опустошая бутылку. Джентльмен тем и отличается, что даже оказавшись на необитаемом острове, вдали от цивилизации, не утратит манер и достоинства. Выискав казавшийся безопасным угол, Лэйд устроился там, поставив своё неказистое копьё так, чтобы можно было дотянуться рукой, и расстрелив на коленях чистую тряпицу.
Свёрток с сухарями внушал некоторую надежду своей основательностью, но Лэйд отчётливо ощущал, как тот тает, уменьшаясь день ото дня. Четыре сухаря в день — паёк, который он сам себе установил. Отчаянно маленький, недостаточный для того чтоб утолить точащее его чувство голода, лишь немного прибить его, сделав терпимым. Каждый сухарь был сокровищем, чью ценность невозможно было выразить ни деньгами, ни драгоценными камнями, ни даже платиновыми слитками. Лэйд осторожнейшим образом переломил сухарь надвое, подобрав пальцем крошки, и принялся медленно есть, запивая жидкостью из бутылки, аккуратно и степенно, будто присутствовал на званом ужине у архиепископа.
Может, сухари не самое питательное блюдо на свете, кроме того, они обладают столь незначительными гастрономическими достоинствами, что почтенный мистер Хиггс не отвёл им ни одного абзаца в своём монументальном труде, однако именно они хранили его от голодной смерти на протяжении последнего времени, когда вся прочая провизия окончательно пришла в негодность.
Иногда, блуждая по миру, который прежде именовался «Биржевой компанией Крамби», Лэйд делал самые странные находки, некоторые из которых выглядели причудливо, некоторые — пугающе и странно, а некоторые были попросту опасны.
Найденная им банка консервированной ветчины неестественно раздулась, источая из дыр окрашенную ржавчиной воду. Буханка хлеба поросла плесенью, но не обычной, а переливающейся всеми цветами радуги и едва слышно потрескивающей. Пухлый ананас, на первый взгляд не тронутый скверной и сохранивший свой естественный цвет, отрастил из нижней части пучок извивающихся щупальцев, украшенных на концах тончайшими перламутровыми шипами.
Всё съестное, что было в здании, превратилось в отраву или, в лучшем случае, не годилось в пищу. Всё, за исключением благословенных сухарей мисс ван Хольц. Лэйд разыскал их, хоть и поплатился за это парой неглубоких ран и чувствительным ожогом предплечья. Если бы не они…
Услышав шум в коридоре, Лэйд мгновенно положил руку на копьё, другой рукой прикрыв драгоценные сухари — его ухо безошибочно распознало в этом шуме треск обломков под чьими-то ногами. Ногами, обладатель которых определённо не значился в списке приглашённых Лэйдом к обеду гостей.
Существо, выбравшееся через пролом в стене, было грузным и тяжёлым. Ворча и сипя, точно изношенный паровой трактор, оно с трудом ворочало глыбообразной головой на бычьей шее, и стоило большого труда представить, что и оно когда-то было человеком. Ноги, огромные, точно колонны, несли скособоченный, вывернутый под неестественным углом, торс, руки же, напротив, атрофировались до того, что походили на свисающие сухие ветки. Ещё одно чудовище, размерами и пропорциями напомнившее Лэйду скелет аллозавра, открытый Чарльзом Маршем, фотографии которого с большой помпой печатались не так давно в газетах.
Ощутив присутствие Лэйда, существо опустило голову, вперив в него тягучий взгляд близко посаженных глаз, внутри которых радужка и зрачок слились в бесформенные дрожащие пятна. Из бесформенных отверстий в морде вырвались струйки пара. Но это не было ни приглашением к битве, ни угрозой. Постояв несколько секунд в неподвижности, тварь изрыгнула из себя гортанный птичий возглас, заворчала и ушла прочь, тяжело ступая слоновьими лапами.
Повезло. Лэйд отставил копьё, с неудовольствием ощутив, как дрожат пальцы. Может, она была не голодна, насытив своё противоестественное тело столь же противоестественной пищей, вполне приемлемой для её нечеловеческого метаболизма. А может… Может, в глубине этого чудовища всё ещё дремали зачатки человеческого сознания, которые не посчитали Лэйда врагом. Как бы то ни было, Лэйд вернулся к трапезе лишь после того, как создание удалилось достаточно далеко. Может, демон по каким-то причинам не в силах повредить ему, но о его отпрысках этого не скажешь.
Когда-то Лэйд пытался заговаривать с ними, надеясь на то, что под звериным обликом уцелело что-то нетронутое демоном. Иногда ему отвечали, но чаще всего это были мольбы о помощи, которые Лэйд был бессилен удовлетворить, бессильные проклятья или состоящая из беспорядочного нагромождения слов бессмыслица.
Огромный ком мутной слизи, в глубине которой плавали, беспечно гоняясь друг за другом, золотые рыбки — он негромко напевал рождественские куплеты, а увидев Лэйда, спросил у него табаку. Сросшиеся спинами сиамские близнецы, исполняющие какой-то страшный танец в галерее второго этажа и воющие по-собачьи. Скелет в кладовке для швабр, кости которого ползали друг по другу, собираясь в самые странные и не свойственные с точки зрения анатомии, сочетания…
Доев сухарь, Лэйд запил его последним глотком жидкости из найденной бутылки и коротко вздохнул. После хорошего обеда позволительно посидеть с трубочкой в кресле, лениво попыхивая, с газетой на коленях, но в его положении он едва ли мог себе это позволить. Надо подниматься и идти дальше. Прорубаться, прощупывать дорогу в этом бесконечно чужом всему человеческому мире, медленно переваривающем сам себя и те крохи первозданной материи, что в нём ещё оставались.
Крамби. Лэйд с трудом встал, ощущая, до чего ненадёжно удерживают его ноги. Спасение или гибель, но они заключены в Крамби, человеке, который вольно или невольно стал краеугольным камнем всей этой скверной истории. Человеке, на котором замыкаются невидимые ему связи. Вот только…
Лэйд устало усмехнулся сам себе. Найти Крамби в этом первозданном хаосе было не проще, чем иголку для галстука внутри соломенной кучи. Вполне может быть, что его уже нет в живых, и даже верный Коу не смог ему помочь. Съеден, растоптан, выпотрошен или умерщвлён каким-нибудь иным образом. И даже если судьба вопреки воле демона каким-то образом его хранила, он мог помешаться, сойти с ума и превратится в одного из безумцев, слепо бродящих по коридорам, которые уже давно не были коридорами.
Лэйд завернул оставшиеся сухари и спрятал в мешок, сшитый из чьего-то бархатного пиджака. Свой собственный он давно потерял, тот расползся по швам, превратившись в рванину. Рубашка пошла на портянки, которыми он обматывал измозоленные, сочащиеся кровью, ноги. Среди служащих Крамби, в большинстве своём молодых и хорошо сложенных, было не так-то много джентльменов его комплекции, поэтому ему пришлось довольствоваться чьим-то сюртуком, порядком ношенным, но всё ещё достаточно крепким.
Надо идти. Забыть про ноющие ноги, про ворчащий живот, немало не удовлетворённый тем жалким сухарём, который он получил на обед, про вечно томящую его жажду. Тем паче надо забыть про трусливые мысли, тающими искорками всё чаще мелькающие в сознании.
Ему надо было найти Крамби ещё раньше, пока была возможность. Но он опустошил свои небольшие запасы времени, ломая голову над загадкой, у которой не было решения, пытаясь заручиться помощью людей, которые не были ему союзниками. Лейтон, Розенберг, мисс ван Хольц… Каждый из них, несомненно, знал правду, если не всю, то малую её часть, но даже этой части отчаянно не доставало Лэйду, чтобы сложить воедино проклятую головоломку.
Слишком много времени было потеряно в бесцельных размышлениях и бессмысленных попытках. Едва только оставив мёртвую мисс ван Хольц, Лэйд попытался добраться до него, но поздно. Окружение менялось быстрее, чем он мог вообразить, а может, это память изменила ему, рисуя фальшивые пути. Он потратил полчаса, добираясь до третьего этажа, но, оказавшись там, обнаружил, что всё это время расчищал путь к лабиринту, своей сложностью превосходящему и логово Минотавра и прославленный лонглитский парк