Считал молодым, легкомысленным и честолюбивым parvenu[8], озабоченным лишь тем, как преумножить родительский капитал и весьма неразборчивым в средствах, но время позволило мне осознать свою ошибку. Видит Бог, за последние годы ты много сделал — для Конторы и для меня лично. Я глубоко убеждён, что к тому времени, как ты сделаешься единовластным владельцем Конторы, вас обоих ждёт блестящее будущее, уже не сдерживаемое старыми корягами вроде меня.
Извини, я раскис и потерял ход мысли. Напиши мне, как поживает мой славный корабль, как обстоят дела на борту и в каком состоянии такелаж. Розенберг всё ещё тот же самодовольный негодяй? Цени его и оберегай, я всё ещё убеждён, что он гениальный аналитик и лучшего человека тебе в Новом Бангоре не сыскать. Лейтон всё так же интригует? Приструни его, если необходимо, иной раз он берёт лишку. Мисс ван Хольц всё так же хороша собой?
Обязательно напиши мне об этом, но сейчас я хотел сказать тебе о другом.
Я знаю, некоторые посмеивались надо мной, хоть и за глаза, считая старым чудаком. Мой уход, пожалуй, подбросил прилично дров в этот костёр. Что ж, после этого письма ты точно убедишься, что старика Олдриджа пора отправлять в Бедлам!
Мой милый Энджамин… Ты молодой и здравомыслящий человек, иначе я бы нипочём не оставил бы на тебя штурвал нашей шхуны, той самой, на алтарь которой положил всю свою жизнь и которой суждено долгое и успешное плавание. Но даже ты знаешь — далеко не все вещи, происходящие вокруг нас, можно объяснить холодной логикой и фундаментальными законами мироздания. Есть среди них и трещины, в которых обитают вещи в высшей степени таинственные, жутковатые, а иногда и откровенно опасные. Впрочем, кому я об этом говорю! Ты ведь и сам должен знать об этом, потому что
Строка не была окончена, порывисто обрывалась, не оставив даже кляксы. Следующая, начавшаяся из пустоты, явственно изменила написанию, буквы заметно поплыли, утратив свойственный им уверенный наклон. Человек, писавший это, находился в состоянии душевного волнения — для того, чтоб определить это, не требовалось быть патентованным графологом, подумал Лэйд, вполне сгодился бы и мелкий лавочник.
К делу. К делу. Будем честны друг с другом, мой мальчик, едва ли мне суждено когда-нибудь вновь подняться на палубу и положить руку на штурвал. Но как твой старый компаньон, чувствующий в себе ответственность за твою судьбу и горячо благодарный тебе, считаю себя обязанным тебя предупредить.
Чёрт, отвык писать, а мысли путаются. Но я непременно закончу.
Если кода-нибудь «О и К» столкнётся с проблемами, объяснить которые будут бессильны здравый смысл и логика, если ты почувствуешь, что сбит с толку, растерян и испуган вещами, которые здравомыслящий джентльмен остерегается произносить вслух, и сам злой рок сгущается вокруг мачт, знай, на этом острове есть лишь один человек, который в силах тебе помочь.
Его зовут Лэйд Лайвстоун, у него бакалейная лавка где-то в дальнем углу Миддлдэка. Он грубиян и часто выглядит неотёсанным болваном, это верно. Однако не доверяй первому впечатлению. В некоторых кругах посвящённых, куда ты, благодарение Богу, не заглядывал, он также известен как Бангорский Тигр. Человек, умеющий договариваться с островом и его злыми силами. Если положение в самом деле станет опасным, обратись к нему. Условные слова — консервированные корнишоны сорта «Королевские особые пикантные», производства «Овощной компании братьев Герт». И моли судьбу, чтобы не было слишком поздно.
Я сознаю, что этим жалким советом едва ли смогу выплатить весь тот долг перед тобой, но больше, видишь ли, в моих активах ничего нет. Надеюсь, тебе никогда не придётся им воспользоваться, а все мои жалкие старческие страхи, выплеснутые на бумагу, разлетятся сухой безвредной пылью.
С памятью обо всём, что ты для меня сделал — твой компаньон и старший товарищ Жеймс Атрик Олдридж
Лэйд усмехнулся, протягивая письмо обратно Крамби.
— Грубиян и неотёсанный болван? Чёрт возьми, кажется, мы с вашим компаньоном и верно близко знакомы. По крайней мере, он весьма хорошо меня знает.
Крамби покраснел. Должно быть, только сейчас сообразил, что эту бумагу не стоило отдавать в руки Лэйда — она определённо не предназначалась для посторонних глаз.
— Прошу прощения, сэр. Я не хотел, чтобы…
— Всё в порядке, — заверил его Лэйд, — Не стану переживать по этому поводу. Знаете, на этом острове сыщется по меньшей мере несколько дюжин человек, именовавшим меня куда более едко, причём не обязательно за глаза. Проходимец, мошенник, фокусник, шарлатан. Полагаю, многие из их числа собственноручно написали на меня донос в Канцелярию, кабы сами не опасались её вечноголодных крыс! Впрочем, неважно. Не стану скрывать, эта писулька весьма интересна. Я готов поклясться на святой книге, что никогда в жизни не вёл дел ни с мистером Олдриджем, ни с его родственниками, доверенными лицами или прочими субъектами! Более того, я уверен, что его нога никогда не переступала порога этой лавки.
Он возложил руку на талмуд в старинном переплёте, занимавший почётное место на его столе, однако торжественность момента невольно нарушил сам Крамби, озадаченно скосивший глаза.
— Сэр, но ведь эта книга не Библия, насколько я могу судить, это…
— Это «Большая поваренная книга Хиггса», — холодно отозвался Лэйд, — И поверьте, она привела к покаянию куда больше душ, чем ветхие притчи о кутежах сэра Соломона или сорокалетних странствиях компании оборванных джентльменов по Синайской пустыне.
Крамби неуверенно кашлянул.
— Конечно. Что же до дела, которое привело меня сюда, я…
— О деле, которое привело вас сюда, я буду беседовать лично с мистером Олдриджем, вашим почтенным компаньоном, — Лэйд улыбнулся посетителю улыбкой, которую в Хейвуд-Тресте называли «Чабб опять сидит на трефах», — Я вижу, вы не очень-то сознаёте, какими вещами я занимаюсь и какой репутацией пользуюсь в… некоторых кругах. Так вот, эти вещи могут показаться странными, но они не терпят недосказанностей, неточностей и оговорок. И не терпят посредников.
Крамби вздёрнул голову. Ноздри его затрепетали, взгляд сделался холодным и острым.
— Я не посредник, — отчётливо и твёрдо произнёс он, — Не какой-нибудь курьер или посыльный, годный только доставить заказ. Я — Энджамин Крамби, полномочный представитель «Биржевой компании Олдриджа и Крамби», её оперативный директор, уполномоченный вести дела от её имени. Мне не требуется согласие компаньона, чтобы принимать решения!
Ну надо же. Лэйд едва не ухмыльнулся. Кажется, Мистер-с-Платиновой-Цепочкой в самом деле имеет под своей дорогой изящно скроенной шкуркой кое-какие мышцы. Мало того, осмелел настолько, что решился показывать зубы, не представляя даже, что те не идут ни в какое сравнение с тигриными клыками хозяина кабинета.
— Послушайте, мистер Крамби… — мягко и проникновенно сказал он, глядя на посетителя, — Говоря начистоту, мне плевать на ваши полномочия и то, кого вы представляете. Я не веду дел с посредниками. Я вообще не веду дел. Код, который вы назвали, устарел не потому, что я придумал новый ему на замену, а потому, что я больше не занимаюсь такого рода услугами. Вышел из дела ещё десять лет тому назад.
Крамби не отступил, но сбавил тон.
— Извините, мистер Лайвстоун, я не знал об этом. И уж конечно не осмелился бы вас побеспокоить, но…
Он не дерзил, не заискивал, не пытался произвести впечатления. Смущённый молодой человек, оказавшийся в непривычной и неудобной ситуации, немного сбитый с толку чужим напором и тщетно ищущий нужные слова. Его проблемой было то, что он, кажется, и сам не знал, какие из вертящихся на языке слов — нужные…
Лэйд против воли смягчился. Этому кабинету приходилось знать многих людей, от самых простых и заурядных, мало чем отличавшихся от обычных посетителей бакалейной лавки, ищущих египетских маслин, до таких, которые, надо думать, до глубины души потрясли бы впечатлительную мисс Прайс. А то и оставили без сна на долгие ночи.
Среди них попадались вполне здравомыслящие люди, но были и такие, которых Лэйд относил к неприятной публике. С этих, последних, ему обыкновенно приходилось сбивать спесь, зачастую весьма грубым и жёстким образом. Не потому, что это приносило ему удовольствие — никчёмная добыча для дремлющего внутри тигра — но потому, что это зачастую было единственной возможностью спасти их жизни.
Эти люди, тщащиеся обрести защиту в высоких манерах, дорогих одеяниях, потайных револьверах, страховых ордерах и кроссарианских символах, зачастую не понимали самого главного. Если жизнь толкнула их в «Бакалейные товары Лайвстоуна и Торпа», значит, дела их по-настоящему скверны.
— Ничем не могу вам помочь, — сухо произнёс он, — Ваш мистер Олдридж, судя по письму, разумный и здравомыслящий джентльмен. Если он в самом деле считает, что вашему предприятию нужна помощь Бангорского Тигра, более того, каким-то образом знает, кто я такой и какие услуги представляю, пусть явится ко мне собственнолично. Уверен, мы с ним договоримся обо всём наилучшим образом. А пока… Не смею задерживать! — Лэйд широким жестом указал гостю на дверь кабинета, после чего понизил голос до доверительного шёпота, — И вот ещё что… Послушайте совета опытного человека. Не налегайте на корнишоны. От них поутру бывает отчаянная изжога!
Крамби нахмурился. Наверно, ощутил себя мальчишкой-коммивояжёром, которого небрежно вышвырнули за дверь, даже не взглянув на патентованные щётки для постельного белья, которые он предлагал. Джентльмены в костюмах от Кальвино всегда излишне нервно реагируют на подобное. Может, они и вертят миллионами в своих конторах, но им не хватает главного — настоящего терпения и железного упорства. Эти качества можно выработать в себе лишь тяжёлым трудом лавочника.
Крамби не двинулся к выходу. Остался на прежнем месте, сцепив пальцы на животе и нахмурившись. Великий Боже, неужели придётся выставлять его силой? Это определённо будет безобразная сцена, которая обеспечит Хукахука пересудами на неделю вперёд, а бедная Сэнди…