Лэйд поморщился. Он никогда не испытывал слабости к подобным деталям и не находил их интересными. Фронтоны, галереи, мулюры[151], шотландские бароны… Существо, бывшее истинным зодчим Нового Бангора, создавшим его из собственной плоти, перекроив и перекрутив ткань реальности, всегда отличалось некоторой эклектичностью по части архитектуры.
Так, оно запросто смешало бристольский византизм[152] чопорного Айронглоу с давящим псевдоготическим величием Олд-Донована, а фабричную застройку Коппертауна с кичливым модерном Редруфа. Что же до его родного Миддлдэка, тот вобрал в себя столько стилей и направлений, что разобрать их было не проще, чем компоненты в казане с ирландской похлёбкой.
— Крайне интересно, — выдавил из себя Лэйд, — Но лучше отбросим детали тем, кто в них разбирается. Если бы я смог отличить дорическую колонну от ионической, я бы содержал архитекторское бюро, а не бакалейную лавку! Гораздо больше меня интересует то, кому это здание принадлежало до того, как сделаться вашей штаб-квартирой.
Розенберг кивнул, поняв его с полуслова.
— Без проблем. Но учтите, до нас здесь побывало порядочно народу, даже на перечисление уйдёт время… Начнём с начала. Первым собственником здания значится акционерное общество «Коринф», на чьи средства оно и было возведено. Увы, компания разорилась вскоре после того, как успела распаковать чемоданы и прибить вывеску.
— Чем она занималась? — быстро спросил Лэйд.
В краткий миг тишины, который потребовался мистеру Розенберга для ответа, он словно услышал грубый, как лопающиеся хрящи, смешок Полуночной Суки.
Вызов демонов, богопротивные ритуалы, обряды на крови! По пятницам — кровопускания по льготной цене и клубные жертвоприношения! Чем ещё может заниматься акционерное общество «Коринф»?.. Не будь большим идиотом, чем обычно, Лэйд Лайвстоун!..
Розенберг поджал губы.
— Ничего примечательного, оптовая торговля пряностями и специями. Розовый перец, мадагаскарская ваниль, мускатный цвет, куркума… Неудивительно, что я до сих пор иногда ощущаю эти запахи в самых дальних уголках здания!
Лэйд улыбнулся.
— Дальше, будьте добры.
— «Коринф» разорился в восемьсот шестом, а уже в восемьсот восьмом здесь квартировал судья Джеймисон со своим аппаратом из помощников, приставов и секретарей. Не имел удовольствия быть с ним знакомым, он умер лет за двадцать до моего рождения, но, говорят, отчаянный был джентльмен, отправил на виселицу человек двести. По большей части рыбаков и разбойников.
Лэйд рассеянно слушал, не пытаясь перебивать, лишь делая ободряющие жесты рукой. Дальше, мол.
— Так… Судья скончался в двадцать втором году, если не ошибаюсь, в последние годы он сильно болел почками. На смену ему пришёл торговец книгами мистер Тринидад. Кажется, он использовал Контору и под магазин и под склад и под личные помещения. Не знаю, что за книгами он торговал, но продержался лишь три года, по двадцать шестой включительно. Судя по ордеру, выселен за долги, а весь его товар конфискован. Так-с… Следующие десять лет здание существовало в качестве пансионата миссис Люэрти. Не спрашивайте у меня, что это за дама, у меня нет ни малейшего представления. Сдавала меблированные комнаты постояльцам, предпочитая одиноких джентльменов и банковских служащих. Но в тридцать седьмом один из её постояльцев погиб при недобрых обстоятельствах, а именно — изволил повеситься прямо в своём номере. Терпимо для обычной гостиницы, но совершенно неприемлемо для пансиона. В том же году мисс Люэрти продала дом на тридцать процентов дешевле его истинной стоимости и спешно отбыла обратно в Англию.
— С удовольствием последовал бы её примеру, — пробормотал Лэйд, — Помнится, пинта старого доброго лондонского смога в своё время действовала на меня лучше, чем все патентованные таблетки от несварения.
Розенберг не мог понять сокрытой в этих словах горькой иронии, однако несколько секунд разглядывал Лэйда поверх очков, о чём-то размышляя.
— Так, дальше… За следующие двенадцать лет здесь переменили до черта вывесок. Ювелирная лавка, газовое оборудование, издание газеты «Королевский советник» — разорилась — букмекерская контора, ресторан, парикмахерская… Вам нужны фамилии и даты?
Лэйд поспешно помахал рукой.
— Не сейчас. Я ищу лишь общие… знаки. Знаете, всякого рода странные случаи, трагические происшествия, нелепые совпадения…
Розенберг хмыкнул.
— Как желаете. Следующие восемь лет — период вселенского благоденствия и затишья. В здании, выселив всех предшественников, обитают «Благочестивые Праведники». Ни одной смерти, ни одного вызова полиции, ни одной жалобы. Отрадная пора.
— Праведники… — пробормотал Лэйд, — Интересное название. Самые жуткие дела обычно совершаются за самыми благопристойными вывесками.
— Святая правда, — согласился Розенберг, — Мой дед в молодости служил фискальным агентом. В жизни не догадаетесь, что он обнаружил, проводя проверку в одной благотворительной организации, выдающей себя за сиротский приют.
— Орудия пыток? Останки замученных до смерти жертв?
— Хуже, — Розенберг многозначительно кивнул, понизив голос, — Куда хуже. По меньшей мере две дюжины неучтённых шляп без отметки[153].
— Жуткая история, — согласился Лэйд, — Так что там с этими «Праведниками»? Какое-то религиозное общество?
— Да, но вполне невинного толка. Кажется, конгрегационисты из числа последователей Броуна[154]. Небольшая секта, решившая организовать общину вдалеке от родной земли. Скорее всего, это были безобидные чудаки, собиравшиеся по воскресеньями, чтоб почитать Святое Писание да посудачить за трубочкой.
У Лэйда был свой взгляд на то, что считать невинным чудачеством.
За вывеской религиозного общества вполне могла скрываться кроссарианская ложа того или иного толка, некоторые ритуалы и традиции которой показались бы мистеру Розенбергу не просто противоестественными, но и отвратительными. И добро, если это было бы общество адептов Монзессера, распевающие хвалебные гимны в его честь и посвящающие друг друга в разные странно звучащие чины. А если последователи Мортлэйка, Князя Цепей? Или, того хуже, Карнифакса? Будь это так, случайный фискал, забравшийся бы в подвал этого уютного особняка, обнаружил бы тут совсем не неучтённые шляпы. О нет, не шляпы…
— Значит, «Праведники» задержались здесь только на восемь лет? И чем закончился период их правления? Пожар? Убийство? Может, за них взялась Канцелярия?
Удивление во взгляде Розенберга бессильны были скрыть даже очки в золотой оправе.
— Господи, нет! Отчего бы? Просто съехали, продав помещение. Может, отыскали себе более праведное местечко, подальше от Майринка, как знать? С пятьдесят восьмого по семьдесят пятый здесь располагался ресторан немецкой кухни с названием, которое, воле ваша, я выговорить не могу. Но уверен, что в эти годы всё здесь пропахло тушёной капустой до такой степени, что ни один демон сюда бы и носу не показал. И только в семьдесят пятом, двадцать лет назад, начинается новейшая его история.
— Его приобрела «Биржевая компания Олдридж и Крамби»?
— С вашего позволения, тогда она звалась просто «Олдридж», — Розенберг легко объединил разрозненные листы со своего стола обратно в папку, — Мистер Крамби сделался его частью лишь тринадцатью годами спустя. Это здание обошлось в восемь тысяч фунтов. Как по мне, несуразно много, учитывая его состояние и возраст. С другой стороны, нельзя не отметить вполне удачное расположение.
— Здесь не происходило каких-то существенных перемен за это время? — уточнил Лэйд, — Перестройки, капитальные ремонты?
— Нет, насколько мне известно.
— Случались пожары?
Розенберг скрестил пальцы.
— Благодарение Господу, ни разу.
— Убийства? Странные смерти?
— Только тот досадный случай в пансионе миссис Люэрти шестьдесят лет назад.
— Несчастные случаи среди служащих?
— Вам лучше уточнить это у Лейтона, кадровые вопросы — это по его части.
Розенберг отложил папку. Взгляд его, несколько раз пройдясь по кабинету и дважды с неудовольствием кратко остановившись на Лэйде, как на части явно лишней и непривычной, зацепился за какую-то деталь в обстановке и впервые за всё время немного потеплел.
Проследив его направление, Лэйд обнаружил на письменном столе Розенберга фотокарточку, которую тот разглядывал. Небольшая, в строгой рамке, она напоминала собой те фотокарточки, что часто встречались ему в кабинетах начальников среднего звена и старших клерков и которые были позволены сотрудникам для украшения рабочего стола.
Интересно, что разглядывает Розенберг с такой теплотой? Фото любимой тётушки? Лэйд едва не фыркнул. Холодоного, сосредоточенного на работе Розенберга едва ли можно было назвать семейным человеком. Улыбку невесты? Едва ли такой человек вообще мог быть женат. Может, там запечатлён его домашний кот?
Лэйд приблизился на шаг, но бросить взгляд на неё не успел — Розенберг поспешно отодвинул фотокарточку в глухую тень на своём столе, не освещаемую фонарём. Кажется, это была даже не фотокарточка, а фотопластина — изображение тех времён, когда изображение наносилось на стекло, а не на бумагу. В любом случае, Лэйд не счёл себя вправе задавать вопросы. Тем более, что у него было много других, куда более насущных.
— Значит, вы сами никаких трагических случаев под этой крышей не помните? — осведомился Лэйд.
Розенберг тяжело пожал плечами.
— Только те три на прошлой неделе.
— Секретарша, которая потеряла лицо, механик, переломавший себе руки и ещё какой-то тип, напившийся кислоты, — кивнул Лэйд, — Я помню. Значит, это всё?
Розенберг усмехнулся.
— А чего вы ожидали? Поножовщины? Дуэлей? Разнузданных оргий? Это биржевая компания, мистер Лайвстоун, а не подпольная бильярдная где-нибудь в Шипси. Самыми частыми несчастьями здесь на протяжении многих лет были опрокинутая чернильница или сломанный ноготь.