— Кто тогда? — спросил он, — Если никто из названных, то…
Розенберг вздохнул.
— Вы не так сообразительны, как мне показалось при знакомстве, — пробормотал он, — Надеюсь, что демонолог из вас получше, чем торговец шерстью. Ещё не поняли? Это Крамби. Мистер Крамби, уполномоченный владелец «Биржевой компании Крамби».
— Ну и сколько времени у вас уйдёт, чтобы задать следующий вопрос, хотел бы я знать?
Только тогда Лэйд сообразил, что последние несколько секунд провёл молча, с выпученными глазами, бессмысленно глядя на Розенберга. Ему пришлось потратить ещё три или четыре, чтобы облизнуть пересохшие губы.
— Вы это всерьёз?
Розенберг возвёл глаза вверх, как это делают люди, утомлённые чужой глупостью, но слишком хорошо воспитанные, чтобы дать волю мучающим их чувствам.
— Вам когда-нибудь приходилось проводить ревизию, мистер Лайвстоун? Я имею в виде не ревизию муки, сахара, пшена или чем там ещё торгует ваша лавчонка, а настоящую ревизию? С изучением квартальных финансовых отчётов, выемкой документов, распахиванием всех несгораемых шкафов и въедливым дотошным аудитом их содержимого?
Лэйд покачал головой.
— Не доводилось.
— И хорошо. Нервная, тяжёлая работа, к тому же, отчаянно вредит печени и нервной системе. К счастью, у меня есть хорошее средство на тот случай, если фискалы нагрянут к нам с обстоятельной проверкой. Я всегда держу его под рукой, прямо в письменном столе.
Розенберг запустил руку в ящик. Лэйд ожидал, что он достанет пузырёк с пилюлями или свинцовый компресс или что-нибудь ещё из числа вещей того рода, которые ожидаешь увидеть в столе начальника финансового отдела биржевой компании. Может даже, аптечную склянку, до верху набитую рыбьим порошком. Но то, что достал Розенберг, отличалось куда большими габаритами. И блестело не как стекло, а как хорошо смазанная сталь.
— Насколько могу судить, это револьвер, — сухо произнёс Лэйд, — И на вашем месте я бы не очень-то вертел этой штукой.
Розенберг улыбнулся и легко кивнул Лэйду, точно давая понять, что понял шутку.
— Не разбираюсь в оружии, но этот выглядит надёжным. Я купил его за десять шиллингов в Шипспоттинге, но даже не знаю, как он называется. Такой тяжёлый, что можно использовать вместо пресс-папье. И, кажется, мощный. Мне нужен был мощный револьвер. Видите ли, у меня толстый и прочный череп, как у медведя, вздумай я застрелиться из какого-нибудь «велодога»[155], это была бы жалкая картина. Нет, мне нужно оружие, которое сможет разнести мой череп надёжно и быстро. Продавец заверил меня, что этому револьверу такая задача вполне по силам.
Розенберг держал оружие неумело, не так, как держат его люди, умеющие обращаться с подобного рода механизмами, но крепко и, как показалось Лэйду, даже с какой-то толикой уважительности. Сколько времени у него может уйти, чтобы направить его на гостя в своём кабинете, взвести курок и сделать выстрел? Пальцы у него ловкие в противовес тяжёлой фигуре, может управиться и за полторы, пожалуй…
Никак не успеть, понял Лэйд, ощущая солёный пепельный привкус под языком. Даже если он прямо сейчас вытащит свой жалкий нож, ему потребуется много времени, чтоб обойти письменный стол, разделяющий их. И даже если он управится за секунду…
Розенберг усмехнулся. Не то угадал ход его мысли, не то просто наслаждался выражением растерянности на лице.
— Не беспокойтесь, мистер Лайвстоун, я же сказал, это средство я приберёг для себя. На случай, если к нам заявится финансовый аудит с полной проверкой. Я, видите ли, не из тех, кто приспособлен к жизни на каторге. Святая наивность, — Розенберг покачал головой, — Знай я, что окажусь в месте, до которого фискалам не дотянуться никогда в жизни, даже если они раздобудут эскадренный броненосец и боевые дирижабли… Вы ещё не поняли?
— Начинаю догадываться. Вид оружия чертовски стимулирует мыслительные процессы. Как и мочевой пузырь.
— Слышали про корабль под названием «Мэри Роуз», мистер Лайвстоун? Флагман королевского флота, величественная трёхпалубная каракка[156] при девяноста новеньких пушках. В тысяча пятьсот сорок пятом году она накренилась, черпнула воду через распахнутые пушечные порты и мгновенно ушла ко дну, унося на дно, в беспросветный мрак, почти весь свой экипаж. «Биржевая компания Крамби», боюсь, уготована та же судьба. И если из кают-компании ещё слышна музыка, то только лишь для того, чтоб заглушить журчание забортной воды в трюмах. Мы держимся на плаву только лишь потому, что запертые сейфы и несгораемые шкафы обеспечивают нам некоторый запас положительной плавучести. Но стоит ревизии их распахнуть… Пф-ф-фф! — он изобразил пальцами что-то вроде взрыва. Вышло неуклюже — в одной из его рук всё ещё был зажат револьвер, — На каторгу отправится весь оперативный совет в полном составе. Я, этот несчастный идиот Лейтон, Синклер, Коу, сам Крамби. Ну, мисс ван Хольц, надо думать, эта участь не коснётся, в конце концов, она всего лишь машинистка, верно? Мисс ван Хольц получит выходное пособие и быстро отыщет себе новый корабль!
— Я думал, что…
— Что «Биржевая компания Крамби» — надёжное и уважаемое предприятие? Смею вас заверить, когда-то так и было. Прежде чем Крамби принялся проводить в жизнь своё видение дела. За последние два года он разрушил всё, что мистер Олдридж возводил на протяжении многих лет.
— И как ему это удалось?
Розенберг снял с носа очки, чтобы в очередной раз протереть их.
— А как дураку-капитану удалось утопить флагман английского флота? Рискованные сделки без обеспечения, подозрительные векселя, недальновидная политика… Он не мог держаться того курса, которого держался мистер Олдридж, у него не хватало для этого выдержки, не хватало ума. Зато он обожал всякого рода дерзкие манёвры, воображая, будто агрессивная политика поможет нам совершить экспансию на рынке. Всё то, что он нёс за ужином, полная чушь, призванная законопатить уши тем служащим, которые начинают что-то подозревать! Компания доживает последние недели, в нашем корпусе десятки брешей, сквозь которые хлещет вода, и всякие спасательные операции давно утратили смысл. До сих пор жалею, что позволил себя увлечь, не сбежал к «Фолкс и Данхилл», когда была возможность… Теперь-то уже, конечно, всё кончено. Компания идёт на дно, и мы все вместе с ней.
— Постойте… — Лэйд отчаянно пытался поймать нужную мысль среди облака бесформенных мысленных обломков, круживших вокруг него, — Почему в таком случае мистер Олдридж не помешал ему?
— Я думал, вы знаете. Потому что удалился от дел ещё два года назад, бросив штурвал и скрывшись на необитаемом острове.
Лэйд нетерпеливо кивнул.
— После очередного кризиса, из которого вы с трудом вынырнули, я помню. Но он сохранил своё положение старшего компаньона, а значит, обладал правом вето на любые решения Крамби, не так ли?
— Да, — согласился Розенберг, — Обладал. Именно так. Но так ни разу им и не воспользовался.
— Но вы могли поговорить с ним… объяснить…
— Не мог, — сухо отозвался Розенберг, — За все эти два года мистер Олдридж ни разу не побывал здесь.
Кажется, Крамби говорил что-то подобное, вспомнил Лэйд, ещё во время их поездки в локомобиле. Кризис девяносто третьего года едва не свёл мистера Олдриджа в могилу, тот несколько недель провёл в жестокой лихорадке, а когда оправился, будто в единый миг перегорел к собственному детищу. Ушёл на покой и больше никогда не появлялся в Конторе.
Лэйд пожалел, что сам не носит очки. Может, протирая хрупкое стекло, проще сосредотачиваться, задавать мысли какое-то осмысленное направление вместо невразумительных манёвров, которые та выписывает, запертая в невидимой, стиснутой стенками черепа, акватории…
— Но он оставался в курсе дел, не так ли? Крамби сказал, вы отправляли ему отчёты и…
— Отправляли, — мягко сказал Розенберг, — В первый же год помимо ежеквартальных отчётов и сводок я направил ему почти три дюжины пакетов и депеш. Извещал о состоянии компании, о непозволительных рисках, которые мы несём, о тенденциях и опасностях… Знаете, сколько ответов я получил?
— Догадываюсь, — пробормотал Лэйд, — Немного?
— Ни одного. Так же без ответа остались письма и телеграммы. Ни единого клочка бумаги в ответ, чёрт возьми. Я бы использовал и голубиную почту, если бы не был уверен, что Госсворт по указанию мистера Олдриджа скорее испечёт из проклятых голубей пирог, чем соблаговолит дать ответ. Мистер Олдридж не только покинул капитанский пост, он, кажется, утратил всякий интерес к своему детищу. Будто перегорел в один миг или заболел чёрной меланхолией или… Несколько раз я пытался сам прорваться к нему, но безрезультатно. Госсворт неизменно извещал меня о том, что мистер Олдридж по досадному стечению обстоятельств как раз пребывает с визитом где-то в Редруфе. Или спит. Или отлучился отобедать. Или что-нибудь ещё, в зависимости от времени суток и погоды.
— Но… Он был жив? — осторожно спросил Лэйд.
Розенберг усмехнулся.
— Несомненно. Иногда я даже видел его силуэт в окнах гостиничного номера. Мистер Олдридж был жив, просто не горел желанием видеть никого из нас. Можете спросить об этом Лейтона, тот, кажется, предпринял больше всего попыток. В конце концов нам пришлось смириться с таким положением вещей. Признать, что наша шхуна утратила своего капитана и несётся теперь, подстёгиваемая не здравым рассудком старого мистера Олдриджа, а безумными амбициями мистера Крамби. И скоро мы все понесём расплату за это.
— Недальновидное управление капиталом — серьёзный порок, — вынужден был признать Лэйд, — Но, согласитесь, сговор с демоном проходит по немного другой категории дел. По крайней мере, насколько мне известно, Канцелярия имеет именно такой взгляд на вещи.
К немалому облегчению Лэйда Розенберг, покрутив в руках револьвер, убрал его в ящик стола.
— Демон стал бы идеальным сообщником для Крамби. Потому что только демон мог спасти его от незавидной участи. Даже если бы Коу по его приказу облил здание бензином и поджог, перед этим выпотрошив сейфы, это его не спасло. Ведь кроме документов есть и люди — мы — бесчисленные свидетели его глупости. Возможно, мистеру Коу удалось бы задушить удавкой кого-то из нас ночью на улице, но всех вместе?.. Нет, Крамби могло спасти только одно. Если бы всё здание, весь его несчастный корабль, провалилось сквозь землю. Со всеми своими шкафами, архивами и людьми.