— Исключено, — Лейтон по-учительски строго покачал головой, — За любой такой поступок им пришлось бы оставить службу без выходного пособия. Мы здесь не терпим ни суеверий, ни оккультизма, ни прочих фокусов, мистер Крамби дал на этот счёт самые ясные указания.
— И родственниками они друг другу тоже не приходились?
— Разумеется, нет. Мы избегаем принимать на службу родственников. Это скверно воздействует на рабочие отношения в коллективе.
Пусто. Лэйд поймал себя на том, что сокрушая очередной предмет обстановки, больше выплёскивает ярость, чем руководствуется поиском сокрытых знаков. Может, это не было достойно видного демонолога, но это приносило облегчение.
Почему он решил, что между первыми жертвами должна быть связь? Почему он вообще вознамерился считать их жертвами? Если бы ярость демона в самом деле была направлена против них, ему достаточно было подождать неделю, чтоб утянуть их вместе с прочими двумя сотнями душ в своё царство и тут уже поквитаться с ними за все обиды.
Эти четверо в самом деле были сектантами, членами какой-то тайной ложи? Водитель, секретарша, делопроизводитель и мастер? Нелепо. С тем же успехом можно проверять связь «Биржевой компании Крамби» с торговлей специями, что велась тут сто лет назад, или искать канувшие втуне запонки мистера Олдриджа.
— Вы сказали… — сокрушив два стула подряд, Лэйд вынужден был взять небольшую передышку, чтобы восстановить дыхание, — Вы, кажется, назвали одного из них пьянчужкой.
Лейтон скорбно опустил глаза, как полагается хорошо воспитанному джентльмену.
— Совершенно верно. Мистера Роуза, делопроизводителя. Боюсь, он в самом деле иногда был непрочь запрокинуть за воротник и предавался этому хобби чаще, чем это считается терпимым. Он никогда не делал этого на работе, иначе, конечно, я мгновенно избавился бы от него. Достаточно и того, что, мучимый винными чарами, он частенько совершал ошибки в ведении дел и на одном только этом израсходовал уйму казённой бумаги… Между прочим, я думаю, именно поэтому он и приложился к бутылке с кислотой, найденной им в Конторе — принял её за алкоголь.
— А другие? Они тоже чем-то злоупотребляли? Алкоголь или, может…
— Нет. Исключено. Мисс Киннэрд и мистер Макгоун и капли в рот не брали, а мистер Фринч, водитель, к тому же состоял в обществе трезвости. Что, впрочем, не мешало ему почём зря гонять служебный локомобиль в личных целях и спускать половину выделяемых на него средств.
— Что на счёт мисс Киннэрд? — наугад спросил Лэйд, — Я слышал, она… Скажем так, уделяла своей красоте немного больше времени, чем служебным обязанностям. У неё в самом деле была такая проблема?
Лейтон метнул в его сторону неприязненный взгляд, даже не пытавшись сокрыть его напускным изумлением.
— Мисс Киннэрд была персональным секретарём мистера Крамби, он самолично её нанял и, видимо, находил её рабочие качества вполне удовлетворительными. Не уверен, что имею право обсуждать его мнение по этой части.
— А этот, четвёртый… — Лэйд вяло махнул рукой, — Макгоэн, мастер. Тоже имел привычку прихорашиваться весь день напролёт?
— Нет, — сдержанно ответил Лейтон, не подав виду, что понял шутку, — Но, справедливости ради, лучше бы он посвящал больше времени этому, чем своей непосредственной работе. Если я и держал мистера Макгоэна на службе, то только из уважения к его почтенному возрасту. Он, видите ли, неважно разбирался в современной технике и уничтожил за время своей службы два насоса, четыре пишущих машинки и уйму прочего оборудования. Я бы с удовольствием спровадил его на пенсию!
Такото кау[201], Чабб. Твоё чутьё, точно сонная муха, в силах лишь бесцельно кружить по комнате, повинуясь невесть каким ароматам, но оно не способно вывести тебя на след. Ты запутался и смущён. Твои органы чувств работают с перебоями, затмевая друг друга.
Ты провёл много часов в поисках силы, у которой оказался в заложниках, но не смог не только вступить в переговоры с ней, как намеревался, но оказался бессилен даже записаться к ней на приём.
Это значит, когда она проявит себя в следующий раз, заставив заплатить новыми жизнями, ты не сможешь сказать «Что ж, джентльмены, я сделал всё, что смог» и удалиться с чистой совестью, захватив с собой зонтик и котелок…
— Ещё вопросы, мистер Лайвстоун?
В голосе Лейтона даже самое чуткое ухо не уловило бы насмешливых интонаций. Возможно, он в самом деле хотел помочь, а вовсе не наслаждался его беспомощностью, но Лэйду вдруг отчаянно захотелось сграбастать его за мосластую шею, притянуть к себе и отвесить пару жёстких оплеух, таких же, какими он прежде награждал ни в чём не повинные предметы интерьера. Совершенно бессмысленное действие, но, может, оно позволит ему хотя бы выпустить пар…
— Да, — тяжело произнёс он, поворачиваясь к Лейтону всем корпусом, — Один вопрос, мистер Лейтон.
— Да?
— Что вы здесь делаете?
— Простите?
— Что вы здесь делаете? — отчётливо и громко повторил Лэйд, делая шаг по направлению к нему, — Ищете компанию? Пытаетесь утолить своё извечное любопытство, наблюдая за ходом расследования? А может, желаете выяснить, как близко мне удалось подобраться к правде?
Лейтон вздрогнул. Высокий, по меньшей мере шесть футов шесть дюймов[202], он совершенно не походил на ту породу людей, которая обитала в Миддлдэке и, надо думать, оказавшись на Хейвуд-стрит, выглядел бы как башня королевы Виктории[203] в окружении бамбуковых полинезийских хижин. Но сейчас вдруг он заколыхался, точно тростинка на ветру, и сделалось видно, что настоящей крепости в нём нет. А есть страх — старательно скрываемый, но находящий тысячи крохотных пор и отверстий в его бледном от напряжения лице, истекающий оттуда вместе с бесцветным потом.
— Какой вы… мнительный, — пробормотал он, силясь улыбнуться, — Знаете, многие утверждают, что со мной непросто работать. Да вы и сами были тому свидетелем. И знаете, что? Да, я могу быть неприятным человеком. Тысячу раз сам готов признать это. Но только лишь потому, что к этому вынуждает мой род занятий. Могу быть въедливым, подозрительным, неприятно саркастичным и неудобно прямым. В конце концов, именно за это мне и платят жалование. Но здесь вы перегнули палку. Если я и позволил себе навестить вас во время работы, то только лишь потому, чтобы доставить вам небольшое удовольствие.
— Удовольствие? Мне? О чём вы?
— Вы так долго работаете без перерыва и, должно быть, совсем измождены. Кроме того, уверен, вас снедает отчаянный голод. Нельзя так отчаянно нагружать себя на пустой желудок, организму нужны силы для работы. Так что я по праву интенданта взял на себя смелость в меру сил организовать для вас некоторое снабждение…
В длинных руках Лейтона, которые он держал за спиной, оказался пакет, от одного хруста которого сердце Лэйда, кажется, сделало пару-другую лишних ударов. Его взгляд, кажется, проник сквозь плотную вощёную бумагу, мгновенно установив содержимое — по едва угадываемым формам, по звукам, доносящимся из него, а может, и по запаху тоже, тонкому, едва угадываемому, но…
— Извините, что не могу предложить вам ничего из деликатесов, — Лейтон смущённо улыбнулся, разворачивая пакет, — Как вы знаете, у нас некоторые трудности со снабжением. Так что, говорится, Quod dii dant fero[204]! Надеюсь, эта малость немного скрасит вашу работу.
Бумажный свёрток не таил в себе ничего необычного, напротив, каждый из помещающихся в нём предметом был весьма банален по своей природе. Более того, привычен и знаком Лэйду до мелочей. И всё же он не мог оторвать глаз от этого процесса, ощущая себя зрителем, заворожённо наблюдающим за тем, как фокусник достаёт из цилиндра всё новые и новые удивительные вещи — разноцветные ленты, букеты цветов, живых кроликов…
Не откупоренная бутылка вина с замусоленной, но ещё целой этикеткой. Хрустящий румяный бисквит, немного лежалый, но вполне аппетитный, покрытый поджаристой корочкой с одной стороны. Плоская металлическая банка, напоминающая хитро устроенную мину и немного блестящая от масла — консервированные маслины. Последним Лейтон, торжествуя, достал яблоко — большое румяное сочное яблоко и, смахнув с него пыль рукавом пиджака, водрузил поверх прочего.
Не очень обильная трапеза. Лэйд обыкновенно прихватывал с собой больше, отправлясь на обычную прогулку, но сейчас…
Он ощутил, как желудок, пробудившись ото сна, ёрзает на своём месте, посылая своему хозяину скрипучие, исполненные затаённого недовольства, звуки. Он слишком хорошо знал эти сигналы, как знал и их природу.
Когда он ел в последний раз? На торжественном ужине, устроенном Крамби, много часов тому назад. Часов — или дней? Лэйд ощутил в ногах предательский гул. Он обошёл чёртово здание полдюжины раз, пересчитав бесчисленное множество ступенек, он разгромил целую прорву кабинетов и даже в те минуты, когда позволял своему телу отдохнуть, изнурял себя тяжёлыми мыслями, а мыслительная деятельность, как говорят врачи, тоже потребляет до черта калорий…
— Очень… любезно с вашей стороны, мистер Лейтон, — пробормотал Лэйд, с неудовольствием ощущая, как его взгляд влюблённой мухой ползает по банке с маслинами, будучи не в силах от неё оторваться, — Я… Кхм. Очень вам признателен.
Он всегда испытывал слабость к маслинам. К греческим маслинам сорта «Каламата», которые ещё называют мессинскими, тёмно-пурпурным, похожим на миниатюрные почки. К французским «Пикколино», зелёным и упругим, таким пикантным, что язык невольно съёживается во рту. К испанским «Арбосана», суховатым и не очень изящным на вкус, но дающим лучшее на свете оливковое масло. К гроссанским, оливьерским, солоникийским, босанским… Сколько тысяч банок маслин побывало за все годы в его руках? Должно быть, тысячи. Лэйду показалось, что его руки наливаются тяжестью, словн