— Розенберг?
Лейтон с трудом улыбнулся. Зубы у него тоже были не в порядке. Тонкие, заострённые, они были скошены и имели неправильный прикус. Может, поэтому начальник кадровой службы редко демонстрировал их, предпочитая награждать собеседника лёгкой полу-улыбкой.
— Уж он-то… Имея мозги Розенберга, не так-то сложно зарабатывать пару-другую монет, почти не привлекая к себе внимания. Акции на предъявителя, биржевые манипуляции, скомпрометированные фьючерсы, хитрости с обеспечением… Всё чисто, аккуратно, ловко, почти законно. Если бы Розенберг захотел, мог бы получать на своих схемах миллионы, но он… Он никогда не стремился к деньгам, мне кажется, для него всё это было большой игрой, а биржа — что-то вроде комнаты с игрушками. Ему больше нравилось упражнять разум, чем зарабатывать, может поэтому он с таким почтением отнёсся к мистеру Олдриджу. Даже поставил его фотокарточку на своём столе, когда все остальные и думать про старика забыли…
— А Коу? — быстро спросил Лэйд, и сам же перебил себя, — Впрочем, догадываюсь. Догадываюсь, на чём мог зарабатывать деньги почтенный мистер Коу — при его-то талантах…
Лейтон кивнул.
— И не ошибётесь. Мистер Коу — большой специалист по возвращению долгов, выплате неустоек и штрафных санкций. Он беспощадно взыскивал в пользу компании все долги, но… Можно ли судить его за то, что некоторые из этих долгов не проходили по бухгалтерской части?
Возможно, за мистером Коу имелись дела и посерьёзнее, подумал Лэйд. Человек, умеющий возвращать долги компании, способный находить неоспоримые аргументы и носящий автоматический пистолет в потайной кобуре, может заниматься не только получением старых долгов.
— А вы? Вы тоже вносили свою лепту?
Лейтон поморщился, будто по его глазам вновь ударил гальванический свет.
— Послушайте… Я всего лишь начальник кадровой службы, я не имею отношения к финансам или…
— Ну конечно, — пробормотал Лэйд, не скрывая презрительной усмешки, — Всего лишь начальник кадровой службы, знающий всё о мелких грешках своих служащих и с упоением их коллекционирующий. Из любопытства тоже можно извлекать прибыль, если использовать его с умом, верно? Не удивлюсь, если вы замалчивали ошибки своих подчинённых, получая за это мзду, устраивали их на хлебные места, принимали на работу по чьей-то, отнюдь не безвозмездной, протекции…
Лейтон скис. Он не утратил силы к сопротивлению, но как-то обессиленно выдохнул, выпрямившись на стуле. В придачу к прочим недостаткам сделалось видно, что у него неважная осанка и искривлённая спина. Чертовски много недостатков для стареющего франта с напыщенными манерами.
— А мисс ван Хольц? — наконец спросил Лэйд. Хотел задавать этот вопрос сразу, но как-то безотчётно отодвигал его в дальний угол сознания, как отодвигают в чулане ящик, которого подсознательно не хотят касаться, — Она-то как сделалась частью вашего круга? Или работа машинистки с некоторых пор тоже приносит сказочные барыши? Знай я об этом, давно освоил бы сам искусство печати!..
Лейтон впервые взглянул на него с удивлением.
— Я думал, вы догадались. Она… Её вклад не выражался в деньгах.
Нет, подумал Лэйд.
— Мисс ван Хольц не наделена ни финансовым мышлением, ни умением зарабатывать деньги. Однако природа наградила её другими… достоинствами.
Нет.
— Некоторыми этими достоинствами она охотно ссужает других. Например, джентльменов из оперативного совета.
Нет.
— Значит, вы все…
Лейтон сухо улыбнулся.
— Кроме меня. Товар не на мой вкус. Её благосклонностью пользовались все по очереди — Синклер, Розенберг, Крамби, даже бедняга Кольридж. Или, вы думали, он заботился только о своём брюхе, но не о прочих органах?
Уронив случайно взгляд на жалкое подношение, оставленное Лейтоном на столе, Лэйд не ощутил и следа того голода, что мучил его лишь недавно. Бисквит выглядел скверно пропечённым и, к тому же, порядком обгоревшим с одной стороны. Яблоко казалось восковым и совершенно не возбуждало аппетита. Банка с консервированными маслинами смотрелась подобием цинкового гроба с запаянными внутри останками какого-то живого существа.
— Это биржа, мистер Лайвстоун, — голос Лейтона, понизившись, приобрёл сочувственные интонации, обычно ему не свойственные, — Мы ведём торговлю, только между нами и вашей лавкой пропасть, осознать которую способен далеко не каждый. Дело в том, что… Знаете, за прошлый год мы продали, должно быть, сто тысяч фунтов фундука, но никогда не видел в этих коридорах даже закатившегося под стол орешка. Понимаете, что я хочу сказать?
Лэйд мрачно усмехнулся.
— Здесь торгуют даже не товаром, а идеей товара?
— Да, — согласился Лейтон почти мягко, — А ещё — обещаниями, репутацией, страхами и надеждами. Торгуя подобными материями, очень быстро начинаешь понимать, что рынок — куда более глобальная вещь, чем десяток торговых рядов с пожухшими овощами и прилавки со специями. Весь мир живёт по законам рынка, на котором мы все — либо покупатели, либо продавцы, либо посредники. И все наши достоинства, все устремления, принципы и соображения не более чем товар. Который можно или уступить со сходной цене или мариновать в кладовке, до тех пор, пока он не превратится в труху, которую вы не сбудете даже за пенни.
— Ну, мисс ван Хольц, по всей видимости, не продешевила со своими, — пробормотал Лэйд.
— Мы все используем то, что в нашей власти. Это часть нашей природы.
Лэйд усмехнулся.
— И если бы в вашей оказались звёзды, можно не сомневаться, небосвод уже был бы украшен мириадами аккуратных дырок! Заканчивайте, вам не пронять меня вашей сентиментальностью, у тигров толстая шкура. И мне плевать, чем вы руководствовались, когда вступили в сговор. А вот власть… Да, этот вопрос меня, пожалуй, крепко интересует.
Я хочу узнать, откуда у демона взялась такая власть, подумал Лэйд, борясь с желанием швырнуть не откупоренную бутылку с вином, мозолившую ему глаза, о ближайшую стену. И отчего он распорядился ей именно так, а не иначе. Демоны — существа, наделённые совсем иной природой. У них нет человеческих желаний, страстей и амбиций, ими управляют совсем другие ветра и течения. Что демон мог найти внутри «Биржевой компании Олдриджа и Крамби»? Каким образом оказался вовлечён в дело, которое не касалось его ни с одной стороны? В чём мог уловить выгоду для себя?..
— Мистер Олдридж, — тихо произнёс он.
— Что?
— Вы вынудили его передать штурвал Крамби потому, что он не потерпел бы подобного на своём корабле? Сыграли небольшой мятеж, льстя себе тем, что не повесили предыдущего капитана, а отправили на необитаемый остров доживать свои дни?
— Господь всемогущий! — Лейтон уставился на него широко раскрытыми глазами, в которых едва заметны были до предела съёжившиеся зрачки, — Что вы такое говорите? Мистер Олдридж ушёл сам и по доброй воле. Никто не вынуждал его. Никто из нас, по крайней мере.
— Тогда почему он сбежал? — резко спросил Лэйд, — Уж не потому ли, что вывел всех вас на чистую воду и испугался за свою жизнь?
Лейтон отвёл взгляд.
— Так вы и этого не знаете… — пробормотал он, уже не силясь произвести на Лэйда впечатления.
— Чего? Чего не знаю?
— Про мистера Олдриджа. Он сбежал не потому, что испытывал к нам неприязнь или недоверие. Он сбежал потому что…
Лейтон замер, осторожно касаясь языком нижней губы. Будто пытался нащупать ещё не произнесённое слово.
— Ну? — нетерпеливо спросил Лэйд, — Что с ним?
— Он сбежал потому, что сошёл с ума, сэр.
— Это было два года назад, в девяносто третьем. Вскоре после…
— Кризис, я слышал, — резко оборвал его Лэйд, — И слышал по меньшей мере трижды. Мне нет дела до ваших биржевых сложностей, потому что существо, наложившее на вас лапу, явно не из числа ваших партнёров или конкурентов.
Лейтон поморщился. От этого короткого усилия мимических мышц его уши шевельнулись, поднявшись ещё на пол-дюйма выше. Кончится тем, что они переползут на макушку, мрачно подумал Лэйд, и тогда даже пудра будет бессильна…
— Тогда, два года назад, положение и верно было серьёзным. Я сам не большой знаток биржевых реалий, но запах краха сделался столь явственным, что затмевал даже запахи орегано и базилика, держащиеся в подвале Бог знает с каких лет. Даже я понимал, что дело катится к катастрофе.
— Корабельные крысы не большие знатоки навигации, — пробормотал Лэйд, — Но даже они способны оценить течь в трюме.
В другое время, возможно, эта реплика уязвила бы Лейтона, но сейчас он был слишком подавлен и опустошён, лишь безвольно махнул рукой.
— Всему виной было падение американских железнодорожных акций. Потом этот кризис нарекли Великой железнодорожной катастрофой девяносто третьего года. Но это потом. Тогда у него ещё не было названия — редко кто из матросов столь сообразителен, чтобы придумать имя волне, которая уже идёт наперерез кораблю, чтобы разломить его пополам.
— У вас живое воображение, — буркнул Лэйд, — Но я был бы благодарен, если бы вы держались ближе к истории.
Лейтон рассеянно кивнул.
— Нам нужны были деньги. Отчаянно нужны. Мы вытрясли начисто все копилки, продали все активы и готовы были, к ужасу мистера Кольриджа, заложить даже мебель в Конторе. Мистер Олдридж едва не сжёг двигатель служебного локомобиля, днями напролёт разъезжая по Новому Бангору в поисках денег. На острове не осталось ни одного банка, в двери которого он бы ни постучал, ни одного кредитного общества или ростовщика. Увы, обстоятельства обернулись против нас. Все компании отчаянно лихорадило, отчего живые деньги враз сделались большой проблемой. Некоторые пробоины мистеру Олдриджу удалось заделать, но другие… Наш корабль был так близок к гибели, как никогда прежде. Розенберг, отчаявшись найти выход, пичкал себя лошадиными дозами рыбьего порошка, Крамби впал в тихое помешательство и был в таком отчаянии, что я украдкой прятал от него ножи для бумаги, как бы он не повредил себе… Я думаю, этот кризис и надломил мистера Олдриджа. Сами знаете, иногда и крепкая доска лопается, если применить к ней слишком большое усилие, а он двадцать лет тащил на себе всю компанию, вкладывая в неё все силы без остатка.