— Кажется, тогда с ним и случился нервный припадок?
— Я бы сказал, он был на краю гибели. Две недели находился в горячечном бреду, не в силах даже подняться. По счастью, это случилось уже после того, как он спас всех нас, найдя каким-то образом недостающую для наших зияющих пробоин сумму. А когда оправился… уже не был прежним.
Лэйд насторожился.
— В нём что-то переменилось? Что-то в его манерах, в привычках, в пристрастиях?
Лейтон покачал головой.
— Нет. Это был всё тот же мистер Олдридж, которого я знал много лет. Когда он впервые после болезни поднялся на палубу, все клерки выстроились в коридоре шеренгой и рыдали от счастья. Капитан возвращался на свой корабль, чтобы продолжить плавание. Он был слаб, но он улыбался и ободряюще кивал нам. Чёрт, даже я невольно прослезился. Но наше счастье длилось лишь два дня. На третий… На третий мистер Олдридж собрал весь оперативный совет в своём кабинете и сообщил о своей отставке. Так сухо и спокойно, будто речь шла о смене воды в вазах для цветов. Он выглядел… Скверно.
— Насколько скверно? — быстро спросил Лэйд.
— Как человек, которому за минуту до повешения вручили решение о помиловании, — ответил Лейтон, мрачно усмехнувшись, — И который вдруг обнаружил на нём отметку сувенирной лавки. Он был измождён и, кажется, напуган. Он не читал торжественных речей, которые полагается читать на прощание, никого не корил, вообще ни разу не повысил голоса. Просто сообщил, что с этой минуты оставляет пост оперативного директора на своего младшего партнёра и компаньона мистера Крамби, сам же собирается удалиться на покой, чтобы прожить остаток дней в своё удовольствие, без кризисов и сопутствующих им тревог.
— Вполне понятное желание для джентльмена, которому стукнуло шесть десятков, — пробормотал Лэйд, — Последний ваш кризис едва не убил его, следующий наверняка бы свёл в могилу. На его месте я бы и сам бросился прочь!
Лейтон натянуто улыбнулся. А может, просто поджал губы.
— Вы не знали мистера Олдриджа. Когда он сказал, что покидает компанию… Чёрт возьми, это звучало как если бы Папа Римский сообщил, что ему наскучило в Ватикане и он желает обосноваться в Саутволде, Саффолк, чтобы до скончания дней удить раков. После этого мистер Олдридж дал нам несколько инструкций. Коротких, ёмких и, к сожалению, вполне однозначных. Он запретил нам тревожить его или каким-то образом вмешиваться в его жизнь. Не спрашивать его совета, не отсылать финансовых сводок и прогнозов, не направлять никакой рабочей корреспонденции — ни единого листка.
— И вы выполнили это требование? — недоверчиво уточнил Лэйд.
Лейтон досадливо дёрнул плечом.
— Вынуждены были. Кажется, Розенберг ещё год бомбардировал его своими депешами, но Госсворт наверняка отправлял их в помойное ведро. По крайней мере, ни единого ответа он, кажется, так и не получил.
— Это странно, — вынужден был признать Лэйд, — Я понимаю, отчего можно было перегореть к любимой прежде работе, но отчего возводить стену между собой и нею?
— Эта стена была прочнее крепостной стены Тауэра, — пробормотал Лейтон, — Мы много раз пытались преодолеть её со своей стороны, но мистер Олдридж всякий раз совершенно чётко давал нам понять, что не рад этому. Не раз и не два члены оперативного совета, сообща или поодиночке, пытались попасть к нему на приём. Тщетно. Верный Госсворт охранял его номер в «Восточном Бризе» с неистовством Цербера. Любые вручённые ему визитные карточки немедля отправлялись в мусорное ведро, а цветочные букеты и всякие милые подарки — следом за ними. Мы сами не знали, чем вызвали такой гнев мистера Олдриджа, отчего впали в опалу. Пытались слать телеграммы — он не получал их. Давали объявления в газету — он не читал их или игнорировал.
— А телефон? — осторожно спросил Лэйд, — К помощи телефона вы не прибегали?
Лейтон поморщился.
— «Восточный Бриз» слишком беден, чтобы позволить себе телефонный аппарат. А даже если бы мог, нас скорее соединили бы с Каркозой[211], чем с мистером Олдриджем.
Это уже выходит за рамки обычно чудачества, вынужден был признать Лэйд. Есть много причин, по которым человеку вдруг может разонравиться заниматься любимым делом, но это… Это уже больше напоминает бегство, чем добровольный исход. Причём, пожалуй, бегство не подготовленное и планируемое, а едва ли не паническое.
— Мистер Крамби посылал мистеру Олдриджу немного его любимого вина и, кажется, это было единственное, что им принималось. Всё остальное… — Лейтон щёлкнул пальцами в воздухе, — Пф-фф!
Нелепо, подумал Лэйд. Нелепо и необъяснимо. Даже если допустить, что мистер Олдридж раскрыл сговор своих ближайших служащих, проводивших мимо кассы компании приличные суммы, его действия всё равно не устраиваются в естественную схему. Он мог уволить их всех одним только взмахом пера. Мизерная доля Крамби в компании не позволила бы тому даже разыграть сопротивление.
Может, он опасался, что подельники из оперативного совета попытаются поквитаться с ним, стариком? Тоже вздор. Мистер Олдридж был достаточно богат, чтобы обеспечить себя достойной охраной. Нанять целую армию сыщиков, телохранителей и частных детективов. Да и кому ему опасаться было? Коу к тому моменту ещё не маячил на горизонте, а все прочие… Розенберг, кажется, боготворил его, Лейтон слишком труслив даже для того, чтобы скрутить шею курице, Крамби… Ну, тот тоже отнюдь не хладнокровный убийца. И уж точно нелепо было бы предположить, будто он ощущал угрозу, исходящую от чревоугодника Кольриджа.
— Телефон, — произнёс Лэйд, сам ещё не зная, к чему, повинуясь тигриному наитию, — Вы только что сказали про телефон.
— Только лишь то, что связаться с ним по телефону мы не могли из-за того, что…
— В гостинице не было аппарата, — резко оборвал его Лэйд, — Да, это меня и смутило, пожалуй. Сперва я подумал, что мистер Олдридж нарочно выбрал гостиницу без телефонов, чтобы те не мешали его покою в тихой гавани. Но вы сказали иначе. Вы сказали, что гостиница была слишком бедна, чтобы иметь аппарат. Я не ослышался?
Лейтон коротко выдохнул через нос.
— Вам когда-нибудь приходилось бывать в «Восточном Бризе», сэр?
Лэйд покачал головой.
— По-вашему, я помню наизусть все гостиницы Редруфа?
— О, «Восточный Бриз» вы бы нипочём не забыли, — бесцветные губы начальника кадровой службы растеклись в сардонической усмешке, — Это дыра, сэр. Настоящая дыра. Там никогда не было номеров первого класса, что же до остальных… Скажем так, номера второго класса обещают лишь то, что крыс будет немногим меньше, чем в уличной канаве, а третьего…
— И мистер Олдридж обитал там по доброй воле? — недоверчиво уточнил Лэйд, — Человек, чья компания имеет миллионный годовой оборот?..
— Только последние два года, сэр. Прежде он снимал номера «империал» в «Блисс-Инн».
Лэйд мысленно щёлкнул зубами, чтобы его подсознание не принялось рефлекторно щёлкать костяшками абака, вычисляя, в какую сумму мистеру Олдриджу должно было обходиться проживание в подобных апартаментах. Сумма в любом случае получалась внушительная по всем мыслимым меркам.
— Он съехал из «Блисс-Инн» в какую-то дыру под названием «Восточный Бриз»?
— Сразу после того, как удалился на берег, — подтвердил Лейтон, — По собственной воле, не объясняя нам причин. Не стану лгать, это сэкономило компании приличные средства, но вместе с тем поставило нас в замешательство. Мистер Олдридж никогда не бросался деньгами, но привык жить с комфортом, как полагается человеку его статуса, не ущемляя себя. А тут…
— Его проживание оплачивала компания?
— Разумеется. Как и все его расходы, включая портного, парикмахера и прочих. Но с того злосчастного дня всё переменилось. Мистер Олдридж сообщил нам, что более не намерен использовать в своих целях деньги «Биржевой компании Олдридж и Крамби» и не собирается существовать за её счёт. Равно как отказывается от приличного жалования, полагающегося ему как основателю и основному компаньону, дивидентов и премий, а также любых прочих выплат с её стороны.
Воображаемый тигр, кажется, недоумённо махнул хвостом.
— Владелец компании отказался от денег, которые она ему приносит?
Лейтон бессильно развёл руками.
— Выходит, что так, сэр. И сдержал своё слово неукоснительно. Счёт, на котором накапливается его жалование, остался в неприкосновенности — за последние два года мистер Олдридж не снял с него и пол-пенни. Чеки, которые мы ему высылали, тоже остались необналичены. Мало того, он избавился от всего имущества, которым прежде владел. Служебный локомобиль, предметы обстановки, неплохая библиотека… Он избавился даже от своего гардероба, оставив себе пару совершенно никчёмных и дешёвых костюмов. Да, таким он был, наш мистер Олдридж, в последние годы своей жизни. Удалился, оставив позади всё, что заработал на протяжении всех двадцати лет. Всё, что принесло ему его детище.
— За какие же средства он снимал номер в «Восточном Бризе»?
— У него были некоторые личные накопления, полагаю. И весьма скромные, насколько я могу судить. Позволяющие худо-бедно влачить существование, но не жить той жизнью, к которой привык мистер Олдридж. Коу собрал информацию. Мы поначалу тоже думали, что это какая-то уловка, какой-то хитрый фокус старого кудесника, в который он побоялся нас посвящать, но вынуждены были признать, что всё взаправду. Последние два года мистер Олдридж питался Бог весть чем, не позволял себе никаких существенных трат и держал себя очень скромно. Как для человека, компания которого имеет в обороте миллионы фунтов. Мало того, за свой счёт он содержал и Госсворта, своего слугу. Впрочем, тот мог работать и бесплатно, он был предан своему хозяину до гроба…
— Значит, не только отшельничество, но и аскеза, — пробормотал Лэйд, — Биржевой делец и миллионер сделался не только затворником, но и убеждённым лионистом[212]? Подумать только! Конечно, я слышал про тот комплекс гимнастических упражнений, что совершают некоторые обеспеченные джентльмены, ощутившие дыхание Геены Огненной, надеясь, будто он даст им нужную гибкость для преодоления игольного ушка