Это не потайная дверь, устало подумал Лэйд. Глупо думать, будто человек в силе щёлкнуть пальцами, чтобы отдать во власть демона трёхэтажное здание весом во многие сотни тон. Здесь нужен ритуал. Сложный, кропотливый, долгий. Для этого нужен не один подручный, а…
— И вы подозреваете… всех?
— Четырёх из них. За исключением, конечно, себя и… мистера Крамби.
— Верны работодателю? — жёлчно усмехнулся Лэйд, — Благородно с вашей стороны.
К его удивлению, Лейтон не смутился. Лишь немного осклабился под его взглядом, выпрямившись в кресле. Он слышал, как звучно хрустнули его позвонки.
— Оставим благородство тому, кто может его позволить в наших обстоятельствах, мистер Лайвстоун. Как и вы, я человек наблюдения и анализа. Я вынужден вглядываться в людские души и посвящаю этому много времени. И некоторые души отнюдь не безупречны. Отнюдь.
Дрянь, подумал Лэйд, испытывая одновременно тоску и усталость. Вот зачем он пришёл ко мне. Вот зачем попытался задобрить меня своими подношениями. Розенберг заранее предупреждал меня, он знал, что так и будет. Знал, но вместо того, чтобы попытаться помочь или как бы то ни было влиять на ситуацию, заперся у себя в кабинете. Последовал примеру проклятого Олдриджа, своего кумира…
Тебе следовало оставить своё благородство в лавке, Чабб, мысленно сказал себе Лэйд. Вместе с сухим инжиром, макаронами и несвежим сыром. Сейчас тебе нужна информация — вся до капли, сколько её можно выжать. Потому что твоё звериное чутьё подсказывает — времени осталось мало. Быть может, совсем мало. А ты по-прежнему ровным счётом ничего не знаешь о своём противнике. Мало того, ты и о людях, которые стали тебе союзниками, оказывается, ничего толком не знаешь…
— Выкладывайте, — тихо произнёс он, — Я выслушаю все ваши соображения. В первую очередь, конечно, Коу?
Лейтон кивнул. Даже это короткое движение заставило его позвонки отчётливо затрещать. Беда всех высоких людей, обостряющаяся в солидном возрасте. Мистеру Лейтону стоит навестить ревматолога, если, конечно, ему суждено выбраться отсюда живым.
— Конечно. Но вы про него и так уже неплохо осведомлены, насколько я знаю. Рассказ мисс ван Хольц был по-женски экспрессивен и скомкан, но главное ей передать удалось.
— Подслушивали? — мрачно осведомился Лэйд.
— Нет нужды. В этом здании у меня достаточно людей, чьим ушам я могу верить.
— В том числе и в отряде Коу?
Лейтон с сожалением развёл руками.
— Увы, нет. Коу хитёр и осторожен, в свою гвардию он отобрал только тех людей, что преданы ему лично. И у него богатая практика по этой части.
— Не сомневаюсь, — сухо произнёс Лэйд, — Как и у вас. Значит, Коу был способен на это, по-вашему?
— Абсолютно способен, — подтвердил Лейтон, — Он хладнокровен, безжалостен и хитёр. Мой работодатель ценил в нём именно эти качества, иронично, что именно они и погубили нас.
— Даже этих качеств недостаточно, чтобы заключить уговор с демоном.
— О, я не сомневаюсь, что у нашего уважаемого мистера Коу имеются знакомые в кроссарианских кругах, как и в любых других кругах. Он, знаете ли, человек с развитым кругозором. Уверен, он мог добыть любую интересующую его информацию с той же лёгкостью, с которой он добыл информацию про Бангорского Тигра.
Звучит разумно, неохотно подумал Лэйд. Но едва ли мне стоит обольщаться этой теорией. Лейтон хитёр и осторожен, как кот, и наделён таким же кошачьим любопытством. Он, без сомнения, умеет лгать. Может быть, даже настолько искусен в этом ремесле, что мне пришлось бы провести обряд тагейрма[216], чтобы вывести его на чистую воду…
— Думаете, он устроил это всё только для того, чтобы замести следы? Укрыть свои старые грехи?
Лейтон убеждённо покачал головой.
— Нет. Коу осторожен, но он не из тех людей, которого заботит прошлое. Он живёт настоящим, а Крамби… Крамби этого так и не понял. И вы тоже не понимаете.
— Так поясните, — резко приказал Лэйд.
— Это отвечает его натуре, — вздохнул Лейтон, — Коу в душе авантюрист и всегда таким останется. Спокойная работа не расслабляет его, а угнетает. Хороший галстук сдавливает шею. Он привык бороться за свою жизнь, привык преодолевать опасности, голодать, отправляться в путь с попутным ветром, в какую сторону бы тот ни дул. Он изнывает от скуки, когда не может отдаться своим страстям без остатка. А Крамби посадил его на цепь, не замечая, что та с каждым днём натягивается всё сильнее. Коу предпочёл бы этой сытой жизни нищенское существование где-нибудь на задворках мира, но там, где он чувствовал бы себя живым человеком, а не предметом конторской меблировки. Эта жизнь отчаянно его тяготила, я знаю. И если бы демон спросил его, хочет ли он бросить всё, чтоб всё начать сначала, мистер Коу не тянул бы долго с ответом, уверяю вас.
— А Синклер? — не удержался Лэйд, — У вас и на счёт Синклера имеются подозрения?
К его удивлению Лейтон рассмеялся. Негромко, но почти искренне.
— Тихоня Синклер? Ещё как! Бьюсь об заклад, вы не знаете, как с ним обращался Крамби. С каким оскорбительным пренебрежением слушал его, как часто унизительно отчитывал при посторонних. Вы знаете, кто отец Синклера?
— Кажется, какой-то банкир. Но…
— Вот именно! Как юрист Синклер не полезнее, чем кусок коровьего навоза для королевского ювелира! Крамби принял его только для того, чтоб закрепить союз с чужим капиталом. Но это не значит, будто он ценит его как работника или считает нужным скрывать своё истинное к нему отношение. Синклер — собачка, которой дозволяется зайти в хозяйскую комнату, но только лишь пока в доме гости. Потом её без жалости выгоняют на улицу. И как он ни выслуживался перед Крамби, как ни унижался, доказывая свою полезность, положение вещей не изменилось! Я думаю, Синклер втайне ненавидит Крамби. Ненавидит и желает смерти. Он амбициозен и глуп, такие умеют истово ненавидеть. Если бы у него была возможность призвать демона себе на помощь… Не сомневайтесь, он натравил бы его на Крамби не колеблясь!
— Синклер лежит на первом этаже, — сухо произнёс Лэйд, — И он так слаб, что, пожалуй, может умереть, если кто-то рядом слишком громко кашлянет. Не очень-то он похож на человека, который воспользовался плодами своего заговора?
Лейтон отмахнулся от его возражения, как от докучливой мухи.
— Демоны коварны и злонамеренны, вы сами это сказали. Может, жизнь Синклера — это его плата за месть, плата, которую пришло время взыскать. Или же этот молокосос, сами ни черта не смыслящий в юриспруденции, позволил обмануть себя, не прочитав начертанное в договоре мелким шрифтом.
Лэйд вспомнил страшный прыгающий пульс Синклера, его дёргающиеся сухожилия, похожие на дрожащие под кожей пружины. В этом был резон. Никто не способен ненавидеть так искренне и самозабвенно, как униженный. Никто не отдаётся ненависти с таким пылом, как презираемый. Синклер в силу молодости и глупости мог бы ввязаться в такое дело. И он же, мня себя опытным законником, легко мог позволить демону себя обмануть. Даже сам Господь не знает, сколько бед совершено людьми из самонадеянности…
— Розенберга вы тоже подозреваете, мистер Лейтон?
К его удивлению Лейтон расхохотался. И пусть смех у него был нервный, на глазах начальника кадровой службы выступили слёзы, которые ему пришлось стереть платком.
— Его — в первую очередь! Он делает вид, будто его интересуют только дела. Биржевые котировки, фьючерсы и деривативы. Изображает из себя этакую, знаете, бесстрастную вычислительную машину. Но меня ему не провести. Я умею проникать сквозь любые маскировочные покровы, чтобы понять, что за человек передо мной.
— И что за человек Розенберг?
— Этот человек знает о демонах больше всех нас, мистер Лайвстоун, уж поверьте мне. Потому что его самого с рождения снедает демон. Демон гордыни и алчности.
— Он… Не показался мне высокомерным.
— Потому что он слишком умён для того, чтобы демонстрировать своё лицо! — резко произнёс Лейтон, — Но я его прощупал. У меня есть способы. Розенберг в глубине души надменный и властный диктатор. Он великий финансист, это верно, если кто-то в Новом Бангоре и мог с ним соперничать, то только сам Олдридж. Мне кажется, только одного его в целом мире Розенберг и уважал. А когда он умер…
— Когда он умер… — эхом повторил за ним Лэйд, не желая, чтобы распалённый Лейтон соскочил с этой мысли, как вагонетки трамвая иной раз, разогнавшись, соскакивают с рельс, — Что было?
— Розенберг был раздавлен и в ярости, — выдохнул Лейтон, — Он был уверен, что Олдридж завещает ему свою долю в капитале предприятия. Он и подумать не мог, что жалкий выскочка Крамби, обладающий смехотворным миноритарным пакетом, вдруг сделается его начальником. Он знал, что Олдридж презирал его и в грош не ставил. И тут такой удар!
— Пожалуй, болезненно для самомнения, — согласился Лэйд.
— Смертельно болезненно! Розенберг собирался покинуть «Биржевую компанию Крамби», раз уж та потеряла приставку «Олдридж». Но не успел.
— Он собирался уйти?
— Не уйти, — Лейтон хищно осклабился, — Уйти с достоинством позволительно человеку с чистой совестью. Он собирался бежать. Как трус, под покровом ночи. Что, удивлены? В его письменном столе лежит письмо, в котором он пишет о том, что намеревается вернуться на родину предков, в Германию. Письмо — и билет на пароход, отплывающий из Нового Бангора через два дня. Он готовил бегство, Лайвстоун! А человек, готовый бежать и испытывающий презрение к людям, на которых работает, может, пожалуй, на секунду задержаться перед шлюпкой, чтобы поджечь напоследок запальный шнур, а?
Лэйду вспомнилось тяжёлое лицо Розенберга. Его манера без всякой необходимости поправлять очки, кажущиеся маленькими и хрупкими на фоне его грубых, выточенных из камня, черт. Его револьвер, который он держал под рукой, в ящике письменного стола.
— Пусть Розенберг не демонолог, — Лейтон внезапно поднял голову, впившись в Лэйда взглядом, — Но он достаточно умён, чтобы заручиться помощью демонолога, разве не так?