[219]», чем изводили его и без того уязвлённое самолюбие.
Сейчас он постарался об этом не думать. Чем бы ни решил позабавить себя демон, Лэйд не сомневался, что он способен причинить человеческому телу достаточно боли, чтобы вся прочая, пережитая им, мгновенно забылась, точно лёгкий послеобеденный сон.
Коридоры были наполнены людьми, среди которых Лэйд не различал ни лиц, ни чинов, ни деталей. Оглушённые криками о помощи, исполненные смертельного ужаса, эти люди комками и целыми гроздьями липли к стенам, затрудняя движение, как полупереваренное содержимое затрудняет всякое движение по кишкам.
— Не мешайтесь под ногами, чтоб вас! — Лэйду стоило большого труда миновать каждый такой затор, — Кто хочет помочь, хватайте оружие и за мной!
С тем же успехом он мог бы орудовать и бичом — слипшаяся человеческая масса никак не реагировала на его слова, однако её густые тромбы закупоривали едва ли не всё свободное пространство.
Кажется, в этих чёртовых коридорах сейчас скопилось по меньшей мере половина всего персонала. Страх гнал их прочь от окон, в тесные пространства, где в обществе себе подобных они могли хоть какое-то время поддерживать иллюзию, будто ничего страшного не случилось. Лэйд не мог их за это винить. Он понимал их чувства куда лучше, чем ему бы того хотелось.
Какого чёрта? Отчего бы им не сидеть, по крайней мере, в своих кабинетах?!
Впрочем, он и сам догадывался, пусть даже был лишён возможности размышлять на бегу.
Кабинеты, мимо которых он пробегал, уже не напоминали те прелестные и изящные канцелярские гнёздышки, которые впечатлили его поначалу. Они ещё не были разорены, мебель по большей части осталась в целости, некоторые и вовсе выглядели так, будто хозяева отлучились на две минуты по важной служебной надобности — выкурить папиросу или принять важную передачу по аппарату Попова. И в то же время они выглядели… силясь сдержать дыхание, он не мог найти нужного слова.
Осквернёнными? Брошенными? Чужими?
Эти кабинеты принадлежали уже не людям, понял он. Они принадлежали твари, которая сделалась их хозяином. И пусть она не посчитала нужным обозначить своего присутствия, здешние обитатели, привыкшие считать здание своим, все эти цыплята с тощими шеями и нервные девицы с жёлтыми от табака пальцами, безотчётно чуяли это. Чуяли — и спешили убраться подальше.
В этом не было и щепотки кроссарианства, ни толики истинного знания, один только спасительный животный инстинкт. Ощущая опасность, всякое существо безотчётно стремится убраться прочь, даже когда не знает, в чём эта опасность заключена.
Бег не дался ему легко. Он стал задыхаться ещё до того, как миновал ведущий к лестнице коридор, дыхание противным образом заклекотало в груди. И дело здесь не в лишнем весе, подумал Лэйд, стискивая зубы. Это воздух здесь отчаянно дрянной. Едкий, тухлый, точно как в кишечнике, проникнутый не только обрывками разрозненных мужских и женских парфюмов, но и потом, мочой, табаком. Нельзя держать такую ораву людей в ограниченном пространстве, иначе скоро здесь будет не продохнуть…
Вот наконец и лестница. Добравшись до неё, Лэйд ощущал себя так, точно преодолел три марафонских дистанции подряд, причём на последней ещё и тянул за собой вагонетку с углём.
— Эй, внизу! — крикнул он в лестничный проём, — Что у вас там?
Снизу не ответили. Не было ни дежурного из числа клерков, которому положено было находиться у лестницы и рапортовать о нуждах лазарета, ни бесчисленных машинисток, снующих вверх-вниз с кипами заскорузлых бумажных бинтов.
Не было ничего — только зловещая клубящаяся тишина, обволакивающая каждую ступеньку и проникнутая столь едкой вонью, исходящей снизу, что Лэйду сделалось дурно ещё до того, как он успел поставить ногу на первую ступеньку.
Опоздал.
Кровь мгновенно превратилась в жидкую глину, выпив из тела оставшиеся в нём силы, превратив обожжённые мышцы в студенистую массу, а лёгкие — в судорожно дрожащие в груди бумажные клочья.
Опоздал.
Ты опоздал, Лэйд Лайвстоун. Что бы ты ни надеялся предотвратить, оно уже произошло. Там, внизу. И произошло потому, что ты не смог ничего сделать. Никчёмный болван, вообразивший себя демонологом. Потративший слишком много времени впустую, но не способный даже вычислить момент, когда демон нанесёт следующий удар. Дряхлый старик, воображающий себя тигром.
— Мисс ван Хольц! — крикнул Лэйд, уже понимая, что ответа не будет, — Вам нужна помощь? Где вы?
Никто не отозвался. Может, первый этаж растаял без следа, как растаял весь прочий мир? Вместе с раненными и ухаживающими за ними медсёстрами? Вместе с Синклером и мисс ван Хольц?
Нет, тотчас почувствовал Лэйд, там внизу не пустота. Что-то другое. Что-то, проникнутое отголосками жизни, но не той, что была ему привычна, а другой, новой и бесконечно чужой.
Больше не было слышно стонов раненых, дребезжания посуды, уставших голосов обслуги, треска ломаемой мебели. Но было что-то другое. Едва слышимый скрип. Вкрадчивый, стонущий на дюжину ладов, шорох. Чьё-то хриплое дыхание. А может, и не дыхание, а…
Лэйд стиснул зубы. Перехватил поудобнее фонарь.
И стал медленно спускаться вниз.
За то время, что он здесь не был, воздух определённо не сделался лучше. Даже на лестнице он казался тошнотворным, проникнутым не то гнойными миазмами, не то зловонием несвежей рыбы. Но с каждой ступенью, что он преодолевал, делалось всё хуже.
Просто вонь, мысленно сказал себе Лэйд, подавляя малодушное желание прикрыть рот и нос рукавом. Не ядовитые пары серы, не угарный газ, не смесь из мышьяка, иначе ты давно уже корчился бы на ступеньках. Просто пары, которые тебе кажутся зловонными, но которые могут быть вполне естественными для существа, которое сделалось здесь хозяином.
— Эй! Кто-нибудь?
Он вдруг понял, что так и не включил фонарь, который всё это время сжимал в руке, точно дубинку. Мало того, в этом не было необходимости. Он ожидал встретить кромешную темень, но вместо этого молчащий и пустой лазарет встретил его мягкой приглушённой полутьмой, похожей на сумерки — и это при том, что он не видел ни единой зажжённой лампы!
Люминесценция. Это слово, напоминающее название загадочной болезни, родственной лихорадке, в застольных беседах иногда употреблял доктор Фарлоу, предпочитавший звучный язык химии всем прочим, включая старый добрый английский. Произвольное свечение воздуха.
Ему и самому приходилось наблюдать нечто подобное — много лет тому назад, на торфяных болотах Кембриджшира, озарённых ночью зыбким свечением гнилушек. И уже тут, в Новом Бангоре, плутая по ночам за городом в поисках блуждающих огней[220].
Но это… Лэйд перехватил фонарик покрепче. Это было нечто другое.
— Мисс ван Хольц!..
Он ошибся. Света, разлитого в зловонном воздухе лазарета, было недостаточно, чтобы подмечать детали, он заметил лишь узкий женский силуэт неподалёку от лестницы. Не мисс ван Хольц, понял он спустя секунду и отчего-то ощутив облегчение.
Её помощница, как там её?.. Аргарет? Арбара?
Она не выглядела раненой, отметил Лэйд машинально, приближаясь с фонарём наперевес. Ни раненой, ни даже напуганной. Она выглядела… отрешённой? Нечеловечески спокойной? Заблудившейся?
Она стояла неподалёку от лестницы, безучастно разглядывая в стену перед собой. И была так поглощена этим занятием, будто перед ней висел величайший из шедевров, сотворённых человечеством, каждая секунда игнорирования которого могла считаться смертным грехом.
— Мисс? — Лэйд сделал по направлению к ней осторожный шаг, сам не понимая, отчего эта неподвижность кажется ему пугающе противоестественной, отчего рождает под дребезжащим желудком тягучее недоброе предчувствие, — Где мисс ван Хольц? Она в порядке? Вам нужна помощь?
Она не выглядела напуганной, но Лэйд, сам не зная, чего, замедлил шаг, преодолевая последние ступени без прежней спешки. Если эта женщина не боится, быть может, нет оснований беспокоиться и ему самому? Да, он слышал крик, но демоны — великие мастера по части иллюзий, они могут изобразить любой звук, если это позволит их отвратительному естеству позабавиться лишний раз.
— Вы в порядке?
Она дёрнулась. Слабо, едва заметно. Из горла донёсся едва слышимый клёкот. Как будто она всхлипнула или…
Лэйд находился в четырёх футах от неё, уже намереваясь положить ей руку на плечо, когда услышал этот звук. И внутренности точно обожгло крапивой. Не просто всхлип вроде тех, что он часто слышал в последнее время. Человеческое тело слабо и время от времени исторгает из себя подобные звуки, особенно в такой ситуации. Но это было что-то другое. Это было…
Её кожа была неестественного цвета. Не того, который именуется болезненно-бледным, этот этап она, должно быть, миновала ещё несколько минут назад. Скорее, это был оттенок «Акрополь», виденный как-то Лэйдом в художественном каталоге. Цвет не остывшего полностью мрамора.
И кожа её тоже была мраморной. Кое-где на ней угадывались крохотные морщинки, но прямо у Лэйда на глазах они наливались холодной белизной, твердея в каменной неподвижности. Губы бессильно трепетали на отмирающем лице, с которого на Лэйда взирали полные ужаса и всё ещё вполне человеческие глаза. Слёзы, текущие из них, преодолевали нижнее веко с некоторым трудом, перекатываясь через дрожащие ресницы, зато дальше, коснувшись участка мраморной кожи, срывались вниз мгновенно.
Она превращается в камень. Лэйд, уже протянувший было руку, отпрянул в ужасе. Он не знал, что происходит с этой женщиной, как не знал и того, может ли эта напасть переброситься на него самого. Однако картина была жуткой — куда страшнее той, которую воображение рисовало при чтении мифов о Медузе Горгоне.
Господь Великий! Манаакита ка вакаора[221]