Бабкин, глядя на напарника, подавил подступающее раздражение. Вы только полюбуйтесь! Свеж, как ландыш. Бодр, весел, ясноглаз. Сергей не придал бы этому значения, если бы утром при виде самого Бабкина зеркало в ванной комнате не всхрапнуло в ужасе и не попыталось вырваться из рамы. Глаза мутные, как воды Ганга, набрякшие веки отливают синевой, рыло небритое, отекшее – ну кабан кабаном. Положим, насчет зеркала соврал: на то оно и зеркало, чтобы терпеть все, что в нем отражается. Но сам себя испугался.
– Ерундистикой мы занимаемся, – угрюмо сказал Сергей, закатывая рукава своей белой рубашки. Униформа эта официантско-телохранительская ему тоже осточертела. Но сменная рубаха, которую раздобыл услужливый Кеша, оказалась мала, а принесенная на замену футболка едва не треснула по шву, когда Бабкин попытался в нее влезть. Почесав в затылке, камердинер исчез и спустя короткое время вернулся с ворохом сорочек. «На Богдана Атанасовича пошито, – пояснил он. – Он у нас тоже мужчина крупный, так что вам должно подойти».
И не ошибся. Сорочки оказались даже длинноваты в рукавах. И все бы ничего, но каждая из вещей Грегоровича ошеломляла экзотической расцветкой. Одна малиновая в синих зигзагах, другая лиловая с серебряными эполетами, третья расшита пайетками… Скрипнув зубами, Сергей примерил самую скромную и обреченно повернулся к Макару.
«Выглядишь так, словно ограбил кабаре», – развеселился Илюшин.
И пришлось вернуться к своей белой.
– Делаем все, что в наших силах, – невозмутимо отозвался Макар. – Если в наших силах ерундистика, будем заниматься ею.
И снова уткнулся в свои записи.
Сергей походил по комнате, наткнулся на угол комода, охнул и потер ушибленное бедро. Илюшин глянул на него без малейшего сочувствия.
– Если тебе делать нечего, тащи сюда Катунцеву. Хотя нет, постой. Давай сначала Кармелиту.
– Бесполезно это все.
– Упаднические настроения, – диагностировал Илюшин. – Раздражительность, отсутствие веры в свои силы. Тебе надо позавтракать.
– Мы беспомощнее кротов в бассейне. Какие уж тут силы.
– Кое-что мы все-таки можем. Расспросить свидетелей, сопоставить алиби. Серега, не мне тебя учить!
– Мы действуем дилетантски! – упрямствовал Бабкин. – Затрудняем работу официального следствия!
– Не мы, а Грегорович. Мы лишь приняли участие в партии, которая была бы сыграна и без нас.
– Если бы мы не согласились, Богдан не стал бы тянуть со сроками.
Илюшин заложил руки за голову и откинулся на стуле.
– Тебя беспокоит, что правосудие не восторжествует? И ты полагаешь, это наша вина?
Бабкин хмуро молчал.
– А почему тебе не приходит в голову, мой скептически настроенный друг, что у нас все может получиться?
– Не может. Существует набор следственных действий, существует здравый смысл, в конце концов! Который подсказывает, что мы не успеем за короткое время выяснить подноготную всех этих…
Сергей проглотил бранный эпитет.
– …менестрелей, – пришел на помощь Макар. – Однако кое-что ты все-таки о них разузнал.
– По верхам! И все это нужно тысячу раз перепроверять.
Он попытался подхватить яичницу на вилку, проткнул ее, и желток освобожденно растекся по блюду.
– Да ешкин кот, – совсем огорчился Сергей.
Илюшин похлопал его по плечу.
– Серега, пойми: твои методы не сработают. Не потому, что они плохие или неправильные, а потому что в нестандартной ситуации стандартные способы решения задачи не помогут.
– И что ты предлагаешь?
В глубине души Бабкин надеялся услышать «съесть еще по сэндвичу и отправляться домой».
– Мы можем плясать только от мотива.
– А что ты будешь делать, когда найдешь мотив? Заметь, я даже не говорю «если найдешь»! И уж подавно молчу о гипотетической ситуации, когда основания для убийства будут, скажем, у троих из присутствующих. Давай облегчим тебе задачу.
– Давай, – согласился Илюшин.
Его невозмутимость окончательно вывела и без того взбешенного Бабкина из себя. Он грохнул солонкой об стол:
– Вот – мотив.
Напротив солонки с таким же стуком была установлена сахарница:
– Вот подозреваемый. И что ты собираешься предпринять дальше без единой улики, с одними лишь твоими… – он пощелкал пальцами, подбирая наименее обидное слово, – …умствованиями?
Макар придвинул к себе чашку с кофе.
– Вечно ты забегаешь вперед, Серега. Понятия не имею, что я буду делать с моими умствованиями. Когда дойду до этого этапа, тогда и стану решать. А пока…
Он потряс над яичницей солонку и высыпал в чашку три щедрых ложки сахара.
– …пока у нас еще есть время для расследования. А самое главное – у нас есть отличный кофе!
– Что же вы, Вероника Аркадьевна, – укоризненно сказал Макар. – Из окна выбрались, по трубе карабкались… Это зачем все было?
Кармелита закинула ногу на ногу и почесала обнажившуюся ляжку. Рыхлая кожа, нездоровый цвет лица…
– Погадать хотела, – легко солгала она. – А для этого крапива требуется.
Илюшин покивал, а затем спросил, отчего крапиву не мог принести охранник.
– Он бы мне своей грязной энергетикой всю траву заляпал! – обиделась певица.
Илюшин помолчал, бросил короткий взгляд на часы и принял решение.
– Про вашего ребенка спрашивать бесполезно?
Кармелита не изменилась в лице. Как смотрела на него с хищной улыбкой, так и продолжала смотреть. Но это был однозначный ответ.
– Тогда расскажите про Бантышева, – попросил Илюшин.
Окаменевшая статуя ожила.
– Что тебе рассказать? Если ты не дурак, сам все увидишь. Тяжело ему…
– Почему?
– Предлагать зрителям образ напыщенного болвана в кружевных панталонах, ощущая себя при этом Гамлетом… Это, знаешь ли, не способствует сохранению душевного здоровья. А у нашего брата с ним и так не фонтан!
– Гамлет, значит, – протянул Илюшин. – И как же Гамлет мог ввязаться в историю с Кузбассом?
Бабкин ожидал, что они снова наткнутся на стену непонимания, истинного или притворного. Но Кармелита помолчала, словно взвешивая, заслуживают ли они правды, и неохотно сказала:
– Ну, допустим, я понимаю, отчего Витька это сделал.
Бабкин затаил дыхание.
– И отчего же? – осведомился Илюшин с бесстрастием опытного рыбака, у которого только что под воду ушел весь поплавок и два метра лески.
Кармелита потянулась к шее, но задержала ладонь, словно натолкнувшись на невидимое препятствие.
– Немыслимое количество одиноких людей в шоу-бизнесе, – вздохнула она. – Когда быть вместе? Ты все время то на гастролях, то на записях, то еще где-нибудь… Тут жить-то не успеваешь, не то что терпеть другого человека рядом.
– А как же Руденя с Гагариной? Или Вороные?
– Редчайшие исключения, мальчик мой. Артист по сути своей – одиночка. И это правильно. Он не должен ни с кем связывать свою жизнь, потому что посвящает себя музыке. Это не пустые слова. Так и есть, поверь мне, старой калоше, которая двадцать лет положила на то, чтобы петь в полный голос.
Кармелита посмотрела куда-то за спину Макара. Маска бесстыжей ведьмы сползла, открыв смертельно усталое лицо.
– И когда все-таки встречаешь родственную душу…
Она помолчала.
– …хочется как-то защитить. Уберечь. Это такая редкость среди нашей братии – дружить с кем-то из своих искренне, а не напоказ. Без ревности к чужому успеху, без зависти этой поганой, изматывающей.
У Бабкина рвался вопрос, с кем искренне дружит Бантышев, но он прикусил язык. Вываживать эту рыбину следовало с большой осторожностью, иначе сорвется – и поминай как звали. Уйдет в свою темную безответную глубину навсегда.
– Никто ведь не знал, что ему достанется такая людоедская девка. Выглядела-то она пиончиком душистым. А понюхаешь – и смрадом дохнет в физиономию.
Сергей окончательно перестал понимать, о чем идет речь. Он только быстро записывал за Кармелитой, стараясь не упустить ни слова.
– А откуда она взялась, эта девка? – небрежно поинтересовался Макар.
Кармелита удивленно вскинула брови:
– Как откуда? От Кузбасса.
«Вот теперь все стало понятно», – поздравил себя Бабкин. Нет, если Илюшину удастся выжать из этой ахинеи хоть каплю логики…
Не успел он додумать мысль, как Макар понимающе кивнул:
– Дочь? Или любовница?
– Дочурка. Двадцать лет солнышку. Всех вокруг готова спалить к едрене фене.
Кармелита нервно взлохматила волосы.
– Я ее пару раз видела, но даже мне не по себе стало. Злоба там – ух, вулканическая! Как начнет извергаться, так все небо в копоти и минус одни Помпеи.
– Как же Бантышева угораздило? – посочувствовал Макар.
Певица разразилась прочувствованной речью, из которой понемногу стали вырисовываться очертания произошедшего.
Виктор Бантышев помогал раскручивать девушек, рвавшихся в шоу-бизнес. Все, что необходимо было молодому дарованию на старте – это деньги. Действовал Виктор по той же схеме, что и Медведкина. Для начала рядом с ним появлялось юное прелестное существо, и вокруг их отношений грамотно нагнеталась интрига. Встречаются или нет? Влюблен Бантышев всерьез, или это очередной короткий романчик?
Пиар-компания выстраивалась согласно четкому, раз и навсегда отработанному плану. Сперва Бантышева замечали в ресторане с новой пассией, затем следовал совместный отпуск (Мальдивы, любительские фотографии, якобы совершенно случайно попавшие в сеть). Не в силах отрицать очевидное, менеджер артиста наконец подтверждал, что сердце Виктора занято навсегда. Поклоннницы издавали дружный горестный вздох и считали караты в помолвочном кольце счастливицы.
После этого отношения переходили на новый этап. Девушка принимала участие в каком-нибудь из проектов Бантышева.
– Один раз Витька актриску продвинул, – рассказывала Кармелита. – Ну что значит «как»? Снял ее в своем клипе в главной роли. Девочка засветилась. Личико стало известно на всю страну. А там уже ей открыты все дороги, все пути. Кажется, сейчас в каком-то сериале играет главную роль. А большего ей и не нужно.