Еще с малолетства Тянь был увлечен похождениями Царя Обезьян, ловкача и обманщика, который знал семьдесят два превращения, победил сотни монстров и пошатнул со своим обезьяньим войском трон Нефритового Императора.
А Царь знал толк в хорошей еде и любил хорошее вино, что делало его отличным и радушным хозяином.
Тук, тук.
Тянь не обратил внимание на стук. Он готов был вонзить зубы в кусок пьяного цыпленка, который он предварительно обмакнул в четыре разных изысканных соуса…
Ты что, не собираешься на это реагировать? – сказал Царь Обезьян.
Когда Тянь повзрослел, Царь Обезьян посещал его во снах, а если Тянь бодрствовал, то говорил с ним в его голове. Пока другие молились Богине милосердия или Будде, Тяню нравилось общаться с Царем Обезьян, который, по мнению Тяня, был духом, присматривающим за ним.
Что бы там ни было, это может подождать, – сказал Тянь.
Думаю, к тебе пришел клиент, – сказал Царь Обезьян.
Тук-тук-тук…
Настойчивый стук умчал прочь цыпленка Тяня и внезапно прервал чудесный сон. Живот урчал, Тянь ругнулся и протер глаза.
– Секундочку! – Тянь неловко поднялся с кровати, с трудом оделся, все время ворча про себя. «Почему они не могут подождать, пока я не проснусь, как подобает человеку, не схожу в уборную и не поем? Эти безграмотные дураки становятся все более и более безрассудными… В этот раз нужно потребовать целого цыпленка… Какой хороший был сон…»
Я оставлю тебе немного сливового вина, – сказал Царь Обезьян.
Уж сделай одолжение.
Тянь открыл дверь. Ли Сяои, женщина настолько застенчивая, что извинялась даже перед неугомонным ребенком, который мог со всего размаха врезаться в нее, стояла на улице в темно-зеленом платье, ее волосы были уложены и закреплены так, как подобает вдовам. Ее кулак был готов к следующему удару, поэтому она чуть не размозжила Тяню нос.
– А-я! – сказал Тянь. – С тебя теперь самый лучший пьяный цыпленок в Янчжоу! – Однако, глядя на выражение лица Ли, где читались только страх и отчаянье, он поубавил тон. – Заходи.
Он закрыл за женщиной дверь и налил ей чашку чая.
Мужчины и женщины прибегали к Тяню, как к своей последней надежде, ведь он мог помочь, когда уже не к кому было обращаться: когда случались неприятности с законом.
Император Цяньлун мог быть премудрым и всевидящим, однако ему нужны были тысячи судов ямыней для своего справедливого правления. Возглавляемый магистратом, администратором суда, в руках которого находились жизни и смерти всех граждан в его ведомстве, суд ямынь был мистическим, непроницаемым местом страха для обычного мужчины или женщины.
Кто знал тайны Великого Цинского кодекса? Кто понимал, как вести судебные прения, доказывать, защищать и обвинять? Если магистрат проводил все вечера на приемах у местной аристократии, кто мог предугадать, как повернется дело бедняка против богача? Кто мог интуитивно знать, какого чиновника нужно подкупить, чтобы избежать пыток? Кто мог найти уважительную причину, чтобы добиться разрешения посетить заключенного в камере?
Нет, никто не подходил и близко к ямыням, если только не оставалось другого выбора. Когда тебе нужно было правосудие, приходилось отдавать всё.
И тогда ничего не оставалось, кроме как прибегать к помощи таких людей, как Тянь Хао Ли.
Успокаиваясь от теплоты чая, Ли Сяои рассказала Тяню свою историю, постоянно останавливаясь и запинаясь.
Она с трудом могла прокормить себя и двух дочерей с маленького клочка своей земли. Чтобы пережить плохой урожай, ей пришлось заложить свою землю Цзе, богатому дальнему родственнику своего умершего мужа. Тот обещал, что она сможет выкупить эту землю в любое время без каких-либо процентов. Так как Ли не умела читать, она благодарно поставила чернильный отпечаток своего пальца под договором, предоставленным ей этим родственником.
– Он сказал, что это просто сделает бумагу официальной в глазах сборщика податей, – сказал Ли.
Ах, какая знакомая история, – усмехнулся Царь Обезьян.
Тянь кивнул головой и зевнул.
– Я все выплатила ему в начале этого года, но вчера Цзе заявился к моей двери с двумя приставами из ямыня. Он сказал, что я вместе с дочерьми должны немедленно покинуть наш дом, потому что мы не платили деньги по ссуде. Я была просто поражена, а он достал договор и сказал, что я обещала оплатить ему сумму, взятую в прошлом году, в двойном размере, или земля навсегда станет его собственностью.
– Все здесь, в этих черных закорючках на белой бумаге, – сказал он и помахал договором перед моим лицом. Приставы заявили, что, если я не выселюсь до завтрашнего утра, они арестуют меня и продадут меня и моих дочерей в синий дом для искупления долга. – Она сжала кулаки. – Я не знаю, что делать!
Тянь долил чая в ее чашку и сказал:
– Мы должны пойти в суд и победить его.
Ты в этом уверен? – сказал Царь Обезьян. – Ты ведь даже не прочитал договор.
Беспокойся лучше о банкетах, а я побеспокоюсь за букву закона.
– Но как? – спросила Ли. – Наверное, в договоре действительно написано то, что он сказал.
– Я даже не сомневаюсь в этом. Но не переживайте, я что-нибудь придумаю.
Для тех, кто приходил к Тяню за помощью, он был сунши, мастер судебных дел. Но для магистрата ямыня и местных богачей, для тех, кто имел деньги и власть, Тянь был сунгунь – «судебный хулиган».
Ученые мужи, попивавшие чай, и купцы, лелеявшие свои серебряные ляны, ненавидели Тяня за то, что он дерзал помогать составлять жалобы неграмотным крестьянам, разрабатывал юридические стратегии и готовил их к даче показаний и допросам. В конце концов, как сказал Конфуций, соседи не должны судиться с соседями. Конфликт – это всего лишь недопонимание, которое должно быть устранено с полным восстановлением гармонии порядочным последователем Конфуция. Но такие люди, как Тянь Хао Ли, дерзали учить хитрых крестьян, что они могут таскать своих повелителей по судам, тем самым нарушая надлежащую иерархию подчинения! В Великом Цинском кодексе четко говорится, что незаконное вмешательство в чужие судебные дела, поддержка одной из сторон в корыстных целях, сутяжничество, составление кляуз – как ни назови то, чем занимался Тянь, – являлись преступлениями.
Однако Тянь понимал, что суды ямынь были лишь составными частями большой и сложной машины, как водяные мельницы, рассыпанные вдоль Янцзы, были сложными машинами с лопастями, жерновами и рычагами. Их можно было тянуть и толкать, чтобы делать нужные вещи, конечно, если управлением занимался неглупый человек. Но насколько бы ученые мужи и купцы ни ненавидели Тяня, иногда даже они прибегали к его услугам и платили ему за это полновесной монетой.
– Я не смогу вам много заплатить.
Тянь усмехнулся:
– Богатые платят мне за услуги и ненавидят меня всем сердцем. В твоем случае достаточно будет увидеть, как мы одолеем этого богатого родственника.
Тянь сопроводил Ли в ямынь. По пути они прошли городскую площадь, где несколько солдат развешивали плакаты находящихся в розыске преступников.
Ли посмотрела на один из плакатов и остановилась как вкопанная.
– Подождите, мне кажется, я знаю…
– Тихо! – Тянь потянул ее за собой. – Совсем с ума сошла? Это не приставы магистрата, а настоящие императорские солдаты. Как ты можешь знать человека, которого разыскивает сам Император?
– Но…
– Я уверен, что ты ошиблась. Если они услышат нас, то даже лучший судебных дел мастер в Китае не сможет нам помочь. Ты и так уже в беде. А когда дело доходит до политики, то здесь все просто: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего ни о ком не скажу.
Такой философии придерживались многие мои обезьяны, – сказал Царь Обезьян. – Но я с ней не согласен.
Конечно, ты же неисправимый мятежник, – подумал Тянь Хао Ли. – Однако когда тебе отрубают голову, ты можешь вырастить себе новую, а большинство из нас не могут позволить себе такой роскоши.
За пределами ямыня Тянь поднял барабанную палку и начал стучать в Барабан правосудия, призывая суд заслушать его жалобу.
Уже через полчаса разозленный магистрат И уставился на двух людей, вставших на колени на каменной брусчатке перед помостом: трясущаяся от страха вдова и этот дебошир Тянь: спина прямая и лживая гримаса уважения на морщинистом лице. Магистрат И хотел уйти пораньше, чтобы насладиться компанией милой девушки в одном из синих домов, но теперь вынужден был работать. Он хотел уже было прогнать этих двоих взашей, но придется хотя бы показать свою заботу, а то один из этих коварных мелких чиновников мог написать рапорт на имя судебного инспектора.
– В чем суть твоей жалобы, хитрый крестьянин? – спросил магистрат, скрипя зубами.
Тянь засеменил вперед на коленях, низко-низко кланяясь.
– О, благочестивый магистрат, – начал он, а магистрат И подумал, каким образом в устах Тяня эта фраза смогла зазвучать практически как оскорбление. – Вдова Ли взывает к правосудию, к правосудию, к правосудию!
– А ты что здесь делаешь?
– Я дальний родственник Ли Сяои, который пришел помочь ей, ведь она так расстроена несправедливым к ней отношением.
Магистрат И кипел от злости. Этот Тянь Хао Ли всегда заявлял, что состоит в родственных связях с одной из сторон судебного разбирательства, поэтому его невозможно было оштрафовать за хулиганское вмешательство в судебный процесс. Он стукнул линейкой из твердого дерева, символом своей власти, по столу:
– Ты лжешь! Сколько братьев, сестер, кузенов и тёть может еще у тебя быть?
– Я совсем не лгу.
– Я предупреждаю тебя, что, если ты не докажешь своей родственной связи с этой вдовой по записям в родовой усыпальнице Ли, я прикажу наказать тебя сорока ударами трости. – Магистрат И остался очень доволен собой, так как придумал наконец способ расправиться с хитрющим судебных дел мастером. Он значительно посмотрел на приставов, стоявших в стороне, и те начали ритмично колотить своими тростями по земле, подчеркивая всю серьезность угрозы.