господина Эрлана не могли узнать меня за этой маскировкой.
Я умею играть со словами, – подумал Тянь. – В конце концов, я сунгунь.
Он услышал, как в отдалении от тюремных камер поют дети. Превозмогая боль, он подполз к стене с узким, закрытым решеткой окном и позвал:
– Эй, слышите меня?
Песня оборвалась. Через некоторое время пугливый голос произнес:
– Нам запрещено болтать с осужденными преступниками. Моя мать говорит, что они опасные и сумасшедшие.
Тянь засмеялся.
– Я действительно сумасшедший. Но я знаю несколько очень славных песенок. Хотите тоже их выучить? Они об овечках и жемчуге и о прочих интересных вещах.
Дети посовещались между собой, и один из них сказал:
– А почему нет? У сумасшедшего, наверное, очень хорошие песенки.
Тянь Хао Ли собрал все свои силы и волю в кулак. Он подумал о словах в той книге:
Так втроем они гнали пленных, как собаки овец. Если пленные медлили, их били до смерти. Женщин связывали веревками, как жемчуг в ожерельях.
Он подумал о маскировке, о том, как различаются тона в мандарине и локальном тополекте, – и поэтому он мог придумывать игру слов, приблизительные значения, рифмы, менять слова и преобразовывать их так, чтобы никто ничего не узнал. И он начал петь:
Так втроем они жрали блины,
Как собаки овец.
Если блины сильно медлили,
То до смерти пили.
Женьшень свисал на веревках,
Как жемчуг в ожерельях.
И дети, обрадованные такой бессмыслице, быстро подхватили песню.
Они привязали его к столбу на подмостках и сорвали всю одежду.
Тянь смотрел на толпу. В глазах некоторых он видел жалость, в других – страх, в третьих, как в глазах дальнего родственника Ли Сяои, – радость от того, что этот хулиган сунгунь наконец-то получает по заслугам. Но больше всего было ожидания. Ведь эта казнь, этот ужас служили людям развлечением.
– У тебя последний шанс, – сказал Кровавая капля. – Признаешься во всем честно, и мы просто перережем тебе горло. Иначе ближайшие несколько часов наполнят тебя невыразимым восторгом.
Шепот прокатился по толпе. Некоторые захихикали. Тянь увидел жажду крови в глазах некоторых людей.
Вы стали по-рабски покорным народом, – подумал он. – Вы забыли прошлое и стали кроткими заложниками Императора. Вы научились радоваться его варварству, считать, что живете в Золотой век, не пожелав даже заглянуть под позолоченную поверхность Империи и посмотреть на ее прогнивший, окровавленный фундамент. Вы осквернили саму память тех, кто умер, чтобы вы были свободными.
Его сердце было наполнено отчаянием.
Я вынес все это и теперь отдаю свою жизнь ни за что?
Некоторые дети в толпе начали петь:
Так втроем они жрали блины,
Как собаки овец.
Если блины сильно медлили
То до смерти пили.
Женьшень свисал на веревках,
Как жемчуг в ожерельях.
Выражение на лице Кровавой капли не изменилось. Он не услышал ничего, кроме пустой детской бессмыслицы. Да, дети будут передавать эту песню из уст в уста, не подвергая себя опасности. Но Тянь также подумал, сможет ли кто-нибудь разглядеть что-то еще за этой бессмыслицей? Может, он спрятал правду слишком глубоко?
– Будешь упрямиться до последнего? – Кровавая капля повернулся к палачу, который бруском точил ножи. – Сделай так, чтобы он мучился как можно дольше.
Что я наделал? – подумал Тянь. – Они смеются над тем, как я умираю, над тем, как я выставил себя дураком. Я не добился ничего, борясь за безнадежное дело.
Это совсем не так, – сказал Царь Обезьян. – Ли Сяоцзин сейчас в Японии, в полной безопасности, а детская песенка будет лететь над землей, пока дети всей страны в каждом округе и в каждой провинции не начнут ее петь. Когда-нибудь, не сейчас, возможно, даже не через сто лет, но когда-нибудь книга непременно вернется из Японии или же ученый муж увидит наконец слова, замаскированные в твоей песне, как господин Эрлан все-таки разгадал мою маскировку. А затем искра правды раззожет огонь в твоей стране, и люди выйдут из своего оцепенения. Ты сохранил память о мужчинах и женщинах Янчжоу.
Палач начал с длинного медленного надреза вдоль бедер Тяня, снимая с ножа кусочки плоти. Вопль Тяня походил на вопль раненого зверя: грубый, жалкий, сбивчивый.
Совсем не герой, так ведь? – подумал Тянь. – Как бы я хотел быть по-настоящему храбрым.
Ты просто обычный человек, которому была дана возможность совершить выдающийся поступок, – сказал Царь Обезьян. – Ты жалеешь о своем выборе?
Нет, – подумал Тянь. Боль приводила его в исступление, и разум начинал тускнеть, поэтому он решительно замотал головой. – Совсем нет.
Тут уж ты не можешь требовать чего-то большего, – сказал Царь Обезьян. И он склонился перед Тянем Хао Ли, но не так, как пресмыкаются перед Императором, а так, как можно кланяться только великому герою.
Заметки автора.
Дополнительные сведения о профессии сунши (или сунгунь) можно получить у автора. Некоторые деяния Тяня Хао Ли основаны на преданиях о великом судебных дел мастере Се Фанцзуне, собранных составителем антологии Бин Хэном в сборнике «Чжунго да чжуанши» («Великие мастера судебных дел в Китае»), опубликованном в 1922 г.
Более 250 лет книга «Десять дней в Янжчоу» была запрещена в Китае маньчжурскими императорами, а резня в Янчжоу вместе со множеством других зверств маньчжурского завоевания была предана забвению. Только за десять лет до революции в 1911 году копии этой книги были привезены из Японии и опубликованы в Китае. Текст сыграл небольшую, но важную роль в свержении династии Цин и завершении императорского правления в Китае. Я перевел отдельные фрагменты, которые использовал в этом рассказе.
В связи с длительным запретом, который в той или иной степени существует и по сей день, точное число жертв резни в Янчжоу может навсегда остаться неизвестным. Их памяти и посвящен этот рассказ.
Человек, положивший конец истории(Сценарий документального фильма)
Акеми Кирино, руководитель исследовательских работ в лаборатории Фейнмана:
[Доктор Кирино чуть старше сорока лет. Ей свойственна та красота, которая не требует значительного макияжа. Если присмотреться, то можно увидеть белые пряди в ее черных как смоль волосах.]
Каждую ночь, стоя на улице и любуясь звездами, вы купаетесь не только во времени, но и в свете.
Например, если посмотреть на эту звезду в созвездии Весы, которая называется Глизе 581, то увидите на самом деле то, что с ней было двадцать лет назад, потому что расстояние от нас до этой звезды примерно двадцать световых лет. И наоборот: если кто-нибудь в районе Глизе 581 смотрел прямо сейчас в достаточно мощный телескоп, направленный примерно сюда, то смог бы увидеть, как мы с Эваном, тогда уже аспиранты, идем по Гарварду.
[На глобусе, стоящем на столе, она показывает Массачусетс, камера при этом начинает поворачиваться и приближаться. Доктор Кирино останавливается, обдумывает свои слова. Камера отъезжает назад, и глобус в нашем восприятии становится все меньше и меньше, как будто мы улетаем от него.]
Лучшие современные телескопы могут заглянуть на 13 миллиардов лет в прошлое. Если вы привяжете такой телескоп к ракете, которая улетает от Земли со скоростью, превышающей скорость света (более подробно я расскажу об этом через минуту), и повернете телескоп обратно на Землю, то увидите, как вся история человечества разворачивается перед вашими глазами в обратном порядке. Зрелище всего, что когда-либо произошло на Земле, уходит в космос, как постоянно расширяющаяся сфера, состоящая из света. И вам нужно просто решить, насколько далеко вы хотите путешествовать в космосе, чтобы определить, насколько далеко в прошлое вы хотели бы вернуться.
[Камера продолжает отъезжать назад, через дверь ее кабинета, вниз по коридору, и глобус, и доктор Кирино становятся с нашей точки зрения все меньше и меньше. Длинный коридор, по которому мы отходим, очень темный, и в этом море тьмы открытая дверь кабинета становится прямоугольником света, внутри которого все еще видны глобус и женщина.]
Где-то здесь вы станете свидетелем печального лица принца Чарльза в момент окончательного возврата Гонконга Китаю. Где-то здесь вы увидите, как Япония подписывает капитуляцию на борту линкора «Миссури». Где-то здесь вы увидите, как войска Хидэёси впервые высаживаются в Корее. А где-то здесь – как госпожа Мурасаки завершает первую главу своей «Повести о Гэндзи». Если продолжать движение, то можно вернуться к самому началу цивилизации и даже дальше.
Но прошлое уничтожается во время наблюдения. Фотоны попадают в объектив, оттуда на формирующую изображение поверхность, будь то сетчатка вашего глаза, пленка или цифровая матрица, а потом пропадают навсегда, намертво остановленные на своем пути. Если вы смотрите, но смотрите невнимательно и упускаете нужный момент, вы не сможете путешествовать дальше, чтобы снова его уловить. Этот момент стирается во вселенной навсегда.
[Кто-то протягивает руку из тени и закрывает дверь в кабинет. Мгла поглощает доктора Кирино, глобус и яркий прямоугольник света. Экран остается темным на несколько секунд, затем начинают идти титры.]
Кинокомпания «Фильмы памяти Гонконг Лтд.»
в сотрудничестве со
студией Юруши
представляют
производство компании «Гераклит дважды»
ЧЕЛОВЕК, ПОЛОЖИВШИЙ КОНЕЦ ИСТОРИИ