Сегодня чуть свет Кот вышел из гостиницы и неторопливо протопал квартал до охраняемой платной стоянки. Там, чтобы не привлекать внимание соседей по номеру и гостиничного персонала к своей скромной персоне, он оставил слишком приметный джип БМВ. В половине восьмого он, как и последние два дня, отправлялся в Москву по делам. Из документов в карманах лежала лишь портянка об освобождении из ИТУ, выписанная на имя Кольки Шубина. Законным образом получить паспорт по этой справке невозможно, поэтому приходилось искать надежные документы, без них — никуда.
Как ни не хотелось светиться перед прежними знакомыми, сделать один визит все же пришлось. Проторчав почти час в дорожной пробке, Кот приехал в Марьину рощу к Ваське Блохину, который в прежние времена мог достать любые документы на машину. Настоящие, а не отпечатанные на домашнем принтере. Ездить на БМВ без бумаг, разумеется, можно. Но не в положении Кота. Кроме того, такие приключения до бесконечности продолжаться не могут. На первый случай менты выдоят его до последней копейки. А потом защелкнут на запястьях стальные браслеты, снимут пальцы и пробьют по картотеке оперативного учета. И снова на кичу.
Оставив джип за два квартала до нужного дома, Кот нашел подъезд и, вспомнив номер квартиры, пешком поднялся на пятый этаж, потому что лифт не работал.
После долгих настойчивых звонков дверь открыла какая-то заспанная баба в длинном халате. Она смерила раннего гостя долгим взглядом, словно прикидывала про себя, сколько стоит его роскошные туфли и модный костюм: пару штук баксов или дороже.
— Вы кто? — спросила женщина.
— Знакомый Васи, — ответил Кот. — Меня зовут Николаем Шубиным.
— А я его жена, — сказала женщина, по имени не назвалась, однако уточнила. — То есть, бывшая гражданская жена.
— А вот оно что, — улыбнулся Кот. — Мы с Васей давно не виделись. А тут я оказался проездом. По делам в Москве, в командировке. И подумал: почему бы не зайти. Нам есть, что вспомнить.
— Нечего вспоминать, — вздохнула хозяйка. — И не с кем.
Она пошире распахнула дверь, вгляделась в лицо Кота и решила, что когда-то давно, в незапамятные времена, она видела этого мужчину, возможно, они даже были знакомы. Но когда и при каких обстоятельствах познакомились и где виделись, — большой вопрос. На алкаша он не похож. Такие прикинутые и вежливые мужики к Ваське давно не приходили. Последние годы здесь вечно отиралась местная шпана и ханыги. А потом гражданский муж умер, пьяный в дупель лег спать и больше не проснулся.
Обо всем этом бывшая сожительница Блохина коротко рассказала Костяну, размазывая по щекам мутные, как плохой самогон, слезинки. Еще она добавила, что за последние два года не видела гражданского мужа трезвым, а пропивал он значительно больше, чем зарабатывал. Женщина пригласила в квартиру, помянуть Ваську, чем бог послал. Но ранний гость отказался, сказав, что очень спешит. Может быть, в другой раз заглянет.
— Жаль, чертовски жаль, — добавил Кот. — Вот же непруха.
— Вроде бы я вас где-то видела, — женщина прищурилась. — Из головы вон… Когда-то давно, не припоминаете?
— Это исключено, — соврал Кот, хорошо помнивший Верку еще молодой и красивой. Судя по отечному лицу, желтой коже и мешкам под глазами, в последнее время она пила не меньше Блохина, словно спешила лечь с ним рядом на кладбище.
— Я живу в другом городе. В Москве бываю редко.
Попрощавшись, он спустился вниз и медленно дошагал до стоянки. Через час в районе зоопарка Кот посадил в машину своего давнего знакомого Жору Бубнова по кличке Бубен. Это был высокий стройный малый, одетый по последней моде: в итальянский костюм цвета маренго, светло-голубую шелковую рубашку и темные нубуковые мокасины. Этот прикид свидетельствовал о том, что прямо сейчас Бубен отправляется на работу, и не вернется домой без парочки толстых кошельков.
— Куда едим? — спросил Кот. — На вещевой рынок?
— На вещевках я давно не пасусь.
Жора прикурил от золотой зажигалки тонкую сигаретку, почти не содержавшую никотина. Бубен выпивал только по большим праздникам, да и то пару рюмок, не больше, и курил не часто, берег здоровье и свои золотые руки. Он трижды отбывал срока за кражу, но два раза попадался по вине сообщников. Теперь он работал без ассистентов. Жора был щипачом высокой квалификации, который, как он сам говорил, мог снять крест со священника во время воскресной службы. Вчера Кот пришел к нему и попросил достать настоящий паспорт, Бубен согласился, не раздумывая.
В свое время, когда он только прибыл в Москву из провинции и постигал тонкости воровского ремесла, Кот достал ему пару хороших иномарок по смешной цене. Теперь приятель просит о небольшом одолжении, и Бубен рад помочь.
Ехать пришлось на другой конец города, в огромный торговый центр. Бубен с Котом, побродив по одному из залов, пошли назад, приземлились за разными столиками кафе, будто не были знакомы друг с другом. С позиции Паука, сидевшего ближе к входным дверям, можно было хорошо разглядеть лица посетителей, заходивших в центр. С места Кота обзор тоже неплохой, но людской поток ширился на глазах, вырвать из толпы мужскую физиономию, хоть немного похожую на его физиономию, задача не из легких.
После полудня народ повалил валом, и никакой рекламы, кажется, уже не требовалось, потому что сюда и так съехалось полгорода. Но по громкой связи в десятый раз объявили, что в торговом центре проводится грандиозная летняя распродажа, цены на определенные виды товаров снижены на пятьдесят и более процентов. Кот неторопливо приканчивал вторую чашку кофе и поверх развернутой газеты наблюдал за людьми. Временами казалось, что они с Бубном зря теряют время, найти похожего человека и выудить у него паспорт, — задача практически невыполнимая.
Проторчав в кафе более двух часов, напарники сменили позицию для наблюдения. Они вышли из комплекса, встали поодаль друг от друга и стали ждать. Минут через сорок Бубен неожиданно тронулся с места и мгновенно потерялся в потоке покупателей.
Еще через четверть часа в кармане Кота зазвонил мобильник.
— Я на втором этаже, — сказал Бубен. — Пятая линия, секция нижнего белья. Женского, не мужского. Поднимись по лестнице и иди по стрелке.
После обеда Чугур позвонил по телефону внутренней связи начальнику колонии и спросил, нет ли у Ефимова нескольких свободных минут для личного разговора. Разумеется, свободное время у Анатолия Васильевича нашлось. Как всегда, он, плотно пообедав в собственном кабинете, а не в офицерской столовке, усаживался за свежий кроссворд. За обедом он неизменно принимал внутрь сто грамм разведенного спирта. Чугур, хорошо знавший порядок жизни начальника, специально подгадал время, чтобы начать трудный разговор на сытый желудок, когда Ефимов пребывал в добром расположении духа.
Кум вошел в кабинет в кителе, застегнутом на все пуговицы, выглаженной рубашке, коротко, по-деловому, поздоровавшись, присел за стол для посетителей, давая понять разомлевшему начальнику, что зашел не просто языком почесать. Расстегнув планшет, кум молча положил на письменный стол рапорт о своей отставке, отпечатанный на пишущей машинке с размашистой подписью внизу. Кум подготовился к разговору, хорошо зная, что выступления экспромтом ему даются плохо. Куда лучше выходит, когда Сергей Петрович наперед продумывает каждое слово, представляет себе возражения начальства и придумывает, чем крыть.
На этот раз Чугур подготовился основательно, он понимал, что его отставка для Ефимова — все равно что гром среди ясного неба. Но откладывать дальше нельзя. Второго дня Чугур получил в районе загранпаспорт, а Ирине Будариной и оформлять ничего не нужно. Третий год подряд она ездила на отдых в Турцию.
— М-да, подкладываешь ты мне свинью, — сказал Ефимов, пробежав взглядом машинописные строки. — Ты же знаешь: я в отпуск собираюсь. Тоже выбрал время. Только о себе думаешь?
Как ни странно, в голосе начальника не слышалось ноток гнева или обиды. Кажется, рапорта кума он ожидал давно и был готов к такому повороту событий.
— Ну, Сережа, давай отложим это дело хоть до осени?
— Никак не могу…
Кум, тронутый теплым товарищеским тоном Ефимова, выбросил из головы все домашние заготовки, весь этот надуманный лепет. Он провел ребром ладони по горлу и сказал:
— Слушай: вот где у меня эта собачья служба, эти зоны и эти зэки. Устал я как бобик. И усталость эта не проходит ни после бани, ни после водки, ни после бабы. Товарищ полковник, Анатолий… Я свое этому делу отдал. И упрекнуть меня не в чем. Может, о себе я не забывал. И кое-чего скопил на старость. Есть такой грех. Но и службу свою туго знал. Сам знаешь: эту поганую зону я вот где держал.
Он выставил вперед раскрытую ладонь и сжал пальцы в кулак.
— Анатолий, я понимаю, что не ко времени все это, — продолжил кум. — Но о себе тоже надо подумать. Для себя пожить. Сколько уж мне осталось… Десять лет? Двадцать? Хорошо бы так.
— Не прибедняйся, с твоим богатырским здоровьем ты еще полвека пропыхтишь. И не заметишь.
— Может быть, — кивнул кум и сказал то, чего говорить не хотел. Впрочем, и скрывать смысла нет. Земля слухами полнится. Не сегодня, так завтра Ефимов все равно узнает. — Я третьего дня подал заявление. Развожусь со своей дурой, что б ее свиньи съели. А с Ириной поженимся. Я все равно с женой уж два года не живу. Дети выросли. Так на что мне эта колотушка в паспорте? И разговоры по всему поселку: Чугур опять к своей крале лыжи намылил. Тьфу…
Ефимов помолчал, убрал рапорт в папку и сказал:
— Тут случайно услышал разговор, у магазина бабы болтали, будто твоя Ира дом продает. Вы что же, хотите уехать с концами?
— Окончательно еще не решили, — промямлил кум. — Еще думаем, прикидываем. Туда-сюда…
— Покупателей уже нашли?
Кум замялся, пожал плечами.
— Да был один человек на примете, приценивался, — перед глазами встал образ убитого в Москве Резака. — Но потом куда-то пропал. Видно, передумал покупать.