Кот пробрался к дому продавщицы сельпо Ирины Будариной, когда наручные часы показывали четверть седьмого вечера. Он поднялся со стороны реки, никем не замеченный прошел огородами и, перебросив корзину через хлипкий невысокий забор, поставил ногу на нижнюю перекладину и легко перемахнул ограду. Он знал, что собака, охранявшая дом продавщицы, околела еще весной, хозяйка хотела взять щенка овчарки, но потом передумала. Решила, что в поселке на ее имущество никто не позарится, просто не рискнет. Люди знают, что у Ирины Степановны проживает, как у себя дома, Сергей Петрович Чугур. А этот человек страшнее любого волкодава.
На огород вела калитка, приусадебный участок с трех сторон окружен глухим забором, здесь разрослись старые вишни и яблони, на задах дровяной сарай, большая клеть для кур, почему-то пустовавшая, и новенькая, только в прошлом году срубленная банька с просторной парной и комнатой отдыха, откуда открывался прекрасный вид на реку, густой лес и дальнюю деревеньку.
Убедившись, что никто его не видит, Кот поднялся на крыльцо, потрогал навесной замок и вытащил из кармана отмычки на стальном кольце.
Через пару минут он сбросил за порогом сапоги с обрезанными голенищами, чтобы не оставлять следов. Пошел в дом и затворил дверь. Поселковый магазин заканчивает работу ровно в восемь вечера, времени впереди много. Продавщица Бударина не придет, пока не пересчитает дневную выручку и не закруглит все дела в магазине. Чугур раньше восьми вечера с зоны не уходит, бывает, до ночи засиживается.
Кот, оставив кошелку в сенях, неслышно ступая по крашенным доскам босыми ногами, обследовал сени. На вешалке две поношенные куртки, на стене корыто, разводка газовых труб, самодельные полки. На чердак ведет приставная лестница. Он приоткрыл дверь в горницу и замер.
Слышалось, будто кто-то шуршит бумагой, будто переворачивают газетные страницы. Звук был настолько явственным и близким, что ошибиться нельзя: в комнате кто-то есть. Кот, задержав дыхание, прислушался. Но наступила полная тишина, только где-то вдалеке, вроде бы, на другом краю поселка, заливисто лаяла собака и все никак не могла успокоиться.
Прижавшись плечом к косяку, Кот, стараясь действовать бесшумно, вытащил из-под ремня пистолет. Курок на боевом взводе, остается опустить предохранитель и послать пулю в цель. Неожиданно прошиб пот, сделалось так жарко, что на лбу выступила испарина. Показалось, что узкий ворот армейской фуфайки сдавливает горло, мешает дышать, а пиджак с чужого плеча стесняет движения. Выходит, что Чугур в доме. Сидит и листает газетку. Но тогда кто навесил замок на дверь? Бударина, уходя на работу, заперла кума в доме? За каким чертом, спрашивается?
Одной рукой Кот сжал рифленую рукоятку пистолета, крепко, до боли в пальцах. Перевел дух, рванув на себя дверь, шагнул через порог, целя на звук, в дальний темный угол у окна. В высокой клетке, стоявшей на столике в углу, сидел крупный попугай с разноцветным хвостом. Опустившись на дно клетки, застеленное газетой, он рвал бумагу острым клювом.
Когда в комнату вломился незнакомец, птица уже оставила газету и стала чистить желто-зеленые перышки. Борхис уставился на мужчину своими мелкими, как бусинки, глазками, выдержал паузу и сказал своим неприятным металлическим голосом:
— На Кипр. К мор-р-ю…
— Фу ты, бля… Напугал.
Кот опустил ствол, свободной рукой снял с головы кепку и вытер влажный лоб. Последний раз этого попугая он видел где-то год назад, на зоне, в красном уголке клуба. А потом птица вместе с клеткой куда-то пропала.
— Старый знакомый, Борхис, — Костян приблизился к клетке и спросил. — Что-нибудь из старого репертуара помнишь?
Птичка, кажется, поняла смысл вопроса.
— Смерть ментам, — четко и внятно сказал попугай. — Ур-р-ра кентам. Борхис хор-р-роший.
— Вот молодец, — Кот сунул пистолет под ремень. — И вправду хороший.
Натянув нитяные перчатки, он неторопливо обошел комнаты, в спальне заглянул под широкую кровать, распахнул и закрыл дверцы шкафа. На кухне, осмотревшись, потянул за скобу тяжелую, как могильная плита, крышку погреба, заглянул в его темную глубину. В лицо пахнуло холодом и сыростью. Погреб — это не вариант. Если Кота там застукают, пиши пропало. Выбраться наверх он вряд ли сумеет. Во всяком случае, живым.
Вернувшись в горницу, он отдернул занавеску. Переставил цветочные горшки с подоконника на пол, опустил шпингалеты, распахнул створки окна. Он вышел из дома, обулся в сапоги, повесил замок на прежнее место и закрыл его. Внимательно осмотрел крыльцо, не осталось ли следов. Завернув за угол, остановился. Крутанул колесико зажигалки и в несколько затяжек скурил сигарету. Погасил окурок о подошву сапога, подумал, что следующая возможность побаловаться табаком представится неизвестно когда.
Он встал под окном, подпрыгнув, зацепился руками за раму, подтянулся, ловко вскарабкался наверх. Перебросил ноги через подоконник, стащил с себя сапоги. И снова оказался в горнице. Кот повторил свои действия в обратном порядке. Закрыл окно, поднял шпингалеты, поставил на подоконник горшки с цветами. Минуту постоял посередине комнаты, прикидывая, что делать дальше.
— Статья сто пять, — металлическим голосом напомнил попугай. — Гони рубли. Век свободы не видать.
— Что-то ты сегодня разговорился, — Костян облизал сухие губы и неодобрительно покачал головой. — Пока жив, братан, лучше помалкивай.
Вернувшись в сени, Кот вскарабкался наверх по приставной лестнице, откинул крышку люка. Скрипнули петли, изъеденные ржавчиной. Светя фонариком, Кот внимательно осматривал чердак, высокий и просторный. Здесь можно было, выпрямив спину, ходить в полный рост, если бы все свободное пространство не превратили в вещевой склад.
Чего тут только не было: старый сундук с железными углами, набитый тряпками, электрическая швейная машина «Чайка», накрытая чехлом, полупустые ведра из-под краски, стопки книг, перевязанные веревкой, треснувшее зеркало в деревянной раме, подшивки пожелтевших газет и еще всякая всячина. На досках возле окошка в торцевой стене навалено пересушенное сено. Места оставалось не так уж много, но для одного человека вполне достаточно.
Кот перетащил наверх весь свой скарб: сапоги, кошелку и рюкзак. Сложив вещи в одном месте недалеко от люка, на минуту задумался. Все бы хорошо, но скрипучие петли люка портили всю идиллическую картину. Нельзя спуститься вниз, не наделав шума. Пришлось возвращаться, шарить на кухне в поисках бутылки подсолнечного масла.
Когда Кот закончил все дела, стащив с себя пиджак, устроился на сене у окошка, часы показывали ровно восемь.
Дядя Миша Шубин засиделся в своей крошечной комнатенке до позднего вечера, все проверял и проверял записи: столько и на что ушло денег. И пересчитывал выручку за последнюю неделю. Концы с концами сходились, но прибыли с гулькин клюв. Никак не набирается, чтобы с Постным рассчитаться по долгам. Пересчитав деньги, Шубин открыл сейф и положил пачку купюр, стянутую резинкой, на верхнюю полку. Завтра ехать на рынок, затовариваться на следующую неделю. Видно, все деньги там и останутся.
Вернувшись к столу, Шубин хотел снова засесть за расчеты, но решил, что голова после тяжелого дня мутная, надо все перепроверить утром. Он развернул газету, перевернул страницу, пробежав взглядом пару заметок. Все та же чешуя, никаких новостей. Менты ищут юную аферистку, которая сумела скомпрометировать сразу двух выдвиженцев на пост градоначальника. По словам начальника районного ГУВД, у милиции есть много версий случившегося, уже очерчен круг подозреваемых. И, надо думать, совсем скоро юная аферистка, а главное, темные личности, которые за ней стоят, ведь девчонка действовала не одна, она выполняла чей-то заказ, — окажутся за решеткой.
Надо так понимать, что милиции зацепиться не за что. Ни версий нет, ни подозреваемых. Ищи теперь ветра в поле, а девчонка, надо думать, не станет сидеть на одном месте и ждать, когда к ней менты заявятся. Видно, аферистка ушлая, тертая жизнью, раз сумела кинуть на большие деньги сразу двух прохиндеев высшей пробы. Да, такую не скоро найдешь.
Шубин выключил верхний свет, вышел в пустую кухню. Оттуда, через служебную дверь — во внутренний дворик, отгороженный от внешнего мира столбами и железной сеткой. Он запер врезной замок, обошел помойные баки, оставил калитку открытой. Завтра повар задержится на час, первой придет официантка, а ключа от замка калитки у нее нет. Моросил дождик, в свете фонарей темное полотно дороги отливало серебром. Автобусы давно не ходят, но на трассе Шубина наверняка подберет попутка.
За хозяином закусочной наблюдали две пары глаз. Игорь Желабовский, больше известный как Жлоб и Дима Кубик по прозвищу Куба третий час протирали передние сидения «опеля», они устали ждать, устали слушать паршивую попсу, которую гоняли по радио, и замерзли. Салон машины насквозь провонял бензином и соляркой, поэтому пришлось опустить все боковые стекла. Да и запас пива, которое друзья прихватили еще в городе, подходил к концу.
— Чего этот хрен еле плетется? — спросил Куба. В его голосе звучало раздражение. — В штаны, что ли, наделал?
— Знаешь, мне его даже жалко, — Жлоб отлепил от губы потухший окурок. — Сейчас мы с ним разберемся. Но после нашего разговора никакой дантист не возьмется чинить ему зубы.
Бойцы получили предельно ясный инструктаж от своего хозяина: Шубина пальцем не трогать. Дождаться, когда в «Ветерке» не останется ни души. Подняться по пожарной лестнице, что на задах забегаловки, на крышу. Залить в вентиляционный люк бензина и поджечь. Постников нашел хачика, который берется разместить тут торговые ряды и большую столовку, ежемесячно отстегивать Постному хорошие деньги за право работать на трассе. Человек уже заплатил вперед и теперь с нетерпением дожидался, когда освободится его законное место.
Однако люди Постникова внесли некоторые поправки в план хозяина. Шубин наверняка хранит бабки прямо тут, на рабочем месте. Потому что банкам и прочим финансовым учреждениям такие типы, как он, не доверяют. А ключи… Ну, где же им быть. Конечно, в его кармане. И если уж «Ветерок» сгорит дотла, чего деньгам зазря пропадать. Поэтому сначала предстоит завладеть ключами, прошмонать рабочий кабинет Шубина и только потом пускать красного петуха.