— Итак, вот несколько вопросов, которые вы должны подробно осветить. Каким образом на свободе оказался убийца Константин Огородников? Вся механика этого дела. И ваша роль в нем. Кто, кому и сколько проплачивал. Как и через кого передавали деньги. Далее… С какой целью в Москву отправился ваш бывший подопечный по кличке Резак.
— Этого не знаю, — Ефимов прижал ладонь к сердцу.
— Ладно. Поставим вопрос иначе…
Следователь попросил Ефимова проследовать за ним в дальний кабинет в конце коридора, в свое время служивший подсобкой, где хранили всякий хлам. Коридор оказался совершенно пустым, даже дежурный офицер, занимавший пост у лестницы, куда-то провалился. Азаров усадил хозяина за шаткий трехногий столик в углу, придвинул табурет, и, оставив Анатолия Васильевича один на один с чистыми листами бумаги, удалился. Видно, хотел присутствовать при обыске в рабочем кабинете. Он вернулся часа через два, когда Ефимов уже закончил свой многословный опус.
Устроившись в углу на стуле, Азаров стал вчитываться в рукописные строчки, и кивать головой, как индийский болванчик.
Ефимов наблюдал за следователем с замиранием сердца. Он думал о том, что ежедневник наверняка нашли, но столбики цифр еще нуждаются в расшифровке, в комментариях. Явка с повинной составлена грамотно. Все факты, изложенные на бумаге — правда, ну, не то, чтобы полная правда, но похоже. Виновником всех злодеяний оказался покойный Чугур, который заставил, нет, на коленях уговорил хозяина пойти против закона. Но ведь это и есть правда. Или полуправда. Мелкие частности не имеют значения. Разумеется, Ефимов раскрыл собственную неприглядную роль, он покаялся, но о деньгах, полученных от Чугура, не помянул ни словом. Только написал, что корыстного умысла в его действиях не было.
— Так-так, — Азаров почесал переносицу и снова повторил. — Так-так…
Он никуда не торопился, поэтому дважды перечитал текст. Подумал, что сейчас Ефимов испуган до поноса, поэтому написал много такого, о чем впоследствии пожалеет, но бумажки уже в деле, их на помойку не выкинешь. Следователь на такую откровенность и не рассчитывал. Что ж, теперь остается довести начатое дело до конца.
Хозяин сказал "а", теперь пусть говорит "б". Передых ему давать нельзя, надо давить до последнего, как прыщ. Иначе завтра, когда Ефимов придет в себя и придумает какую-нибудь складную сказку, его легко голыми руками не возьмешь.
— За это сочинение я ставлю тебе двойку. Нет, ставлю кол, — Азаров поднялся и бросил листки на столик. — Тебе что, мозги бетоном залили? Или кирпичом память отшибло. Меня твой художественный свист не устраивает. Романист хренов. Тупая башка.
Хозяин открыл рот от удивления. Ни один человек, а этот московский хмырь всего лишь майор, не посмел бы разговаривать с ним в таком тоне. Анатолий Васильевич поднялся на ноги, чувствуя слабость в коленях.
— Я попросил бы вас не забываться…
— Пошел в задницу, — Азаров бросил на стол наручники и скомандовал. — Я тебя забираю с собой. Надевай. Живо.
— Но вы же обещали, — промямлил хозяин. — Дали слово офицера. Ваше слово — гранит. Вы порвали постановление.
— Не беда, — зло усмехнулся Азаров. — У меня еще одна бумажка в запасе. Подписанная тем же судьей. Прочитай и распишись.
— Но как же так…
— Сам во всем виноват, урод. Легче обезьяну трахнуть, чем с тобой поговорить. В жопу тебя.
Он бросил на стол еще одно постановление и вложил в ладонь хозяина ручку.
— В таком случае… Я не стану ничего подписывать.
Азаров выпучил глаза, будто Ефимов оскорбил его последними словами, распахнул дверь, позвал из коридора двух дюжих оперов, которых привез из Москвы. И запер дверь на ключ.
— Я тут жопу рву, стараюсь дело раскрутить, — заявил Азаров, показывая пальцем на хозяина, — а этот гребаный придурок выгораживает убийц. Сраная задница, вот ты кто. Это у вас наследственное? Отвечай, я задал вопрос.
— Что наследственное?
— Твой отец был дегенератом? И мать тоже?
— Слушайте вы, майор… Как вас там, — щеки хозяина пошли багровыми пятнами, будто ему надавали пощечин. — Я полковник, я старше вас лет на двадцать. И не стану продолжать разговор в подобном хамском тоне. Вы от меня больше ни слова не услышите. Прямо сейчас я напишу жалобу прокурору по надзору. И меня никто не остановит.
— Он убийц выгораживает? — один из оперов скинув пиджак, скомкав, швырнул его на широкий подоконник. Оставшись в майке с короткими рукавами, он, играя бицепсами, шагнул к хозяину. — Он что ли? Этот гад? Эта мразь?
Азаров подал голос:
— Парни, поговорите с ним. А я пока перекушу. С утра не жравши.
Ефимов прекрасно понимал, что действия следователя и его подручных это плохо срежиссированный и фальшиво исполненный спектакль. Его хотят просто припугнуть, морально сломать. Когда-то в молодые годы, он не раз присутствовал на допросах с пристрастием, знал их технологию. «Все это ерунда, — сказал себе Ефимов. — Я вытерплю побои, пусть куражатся. Так даже лучше. Пусть на моем теле останутся гематомы и ссадины. И прекрасно… Только себе хуже сделают, себя же в землю зароют. Потом под суд пойдут».
Но легче от этих мыслей не стало.
Опер занес кулак, будто хотел приложить хозяина по лицу, Ефимов поднял руки, чтобы защититься. Но в ту же секунду на него налетел второй опер, поставив заднюю подножку, толкнул в грудь, сбил с ног. Болевым приемом вывернул руку за спину, сжал кисть до хруста.
— Пустите, пустите, суки драные, — хозяин попытался лягнуть одного из оперов ногой, но получил удар в пах. Тяжело застонал и прекратил сопротивление.
Лежа на груди, Анатолий Васильевич почувствовал, один из оперов запустил руку ему под живот, ловко расстегнул брючный ремень, уже стаскивает с хозяина штаны и нижнее белье. Извиваясь на полу, Ефимов тяжело запыхтел. Затем застонал и как-то обмяк.
Кто-то поцеловал его в шею и горячо зашептал в ухо:
— Я трахну тебя только так. И спереди и с тыла. Извини за мои изысканные выражения, сраная задница. Ты ведь настоящий полковник? Люблю полканов. Люблю таких. Сначала все упираются, а потом… Тебе даже понравится. Сам просить будешь: давай еще засунь, поглубже.
— Позовите следователя, — не своим, визгливым бабьим голосом закричал Ефимов. — Немедленно позовите его… Господи, пожалуйста, оставьте меня. Не трогайте.
Бумер мчался прочь от города, унося Дашку от больших неприятностей. Кот молча смотрел на дорогу, он не задавал вопросов, понимая, что правдивых ответов все равно не получит, а враньем он и так сыт по горло. Ясно, что Дашка перешла дорогу местечковым авторитетам, девчонка напугана, она злится не поймешь на кого, короче, время для светской беседы еще не наступило. Надо добраться до охотничьего домика, придти в себя и немного перекусить, а там видно будет.
Дашка, немного оправившись после всего, что с ней случилось, достала с заднего сидения сумку с портативным компьютером. Открыв его, подсоединила к мобильному телефону, залезла в Интернет и прочитала письмо Оксанки, поступившее сегодняшним утром.
"Отец нашел в своем кабинете трубку мобильного телефона, а в нем то ли микрофон, то ли еще какая-то хрень,
— писала Оксанка.
Короче, через эту штуку можно слушать все его переговоры. Отец и его парни перевернули вверх дном весь дом, искали записывающее устройство, но ни фига не нашли. Возможно, все, о чем я пишу, ты уже знаешь. Я смогла отправить письмо только сегодня, потому что мне не разрешали и приблизиться к компу. Если не знаешь, предупреждаю: отец настроен очень серьезно. Он сказал, что ты хотела украсть у него деньги. Он думает, что это ты установила в его кабинете проклятый «жучок». Даже если это сделала ты, мы все равно остаемся друзьями. Я знаю, что деньги нужны для брата. Целую тебя, Оксанка".
— Черт, на хрена я это затеяла? — вслух спросила Дашка.
— Чего? — Кот повернул голову.
— Ничего, — Дашка прикурила сигарету. — И луку мешок. Тебя это не касается.
Дашка, печально глядя на дорогу, выкурила сигарету и настучала коротенькое письмецо.
«Оксанка, передай отцу, что я уже послала по электронке отрывок его разговора заинтересованному человеку. Прости за все. Я тоже тебя люблю».
Она нажала кнопку клавиатуры, отправляя послание, и подумала, что сегодня совершила непоправимую глупость.
Когда вылезла из подвала и села в «хонду», открыла компьютер и, установив соединение, бросила голосовой файл в почтовый ящик компаньона Оксанкиного отца. Она была зла, как черт, она плохо контролировала свои действия. И все же… Все же не должна была переступать грань, не должна была этого делать.
По слухам, Зобин человек жесткий, даже жестокий, связан с уголовными авторитетами, которые за деньги пойдут до конца, кого хочешь в гроб положат. Получив отрывок разговора Захарова с начальником службы безопасности, Зобин не станет сидеть сложа руки. Что случиться дальше, не трудно представить. Будет много стрельбы и много крови. И неизвестно, кто кого отстреляет первым: Зобин Захарова или наоборот.
От этих тяжелых мыслей начинала болеть голова. Боль поднималась с шеи, распространялась вверх по затылку и железным обручем обхватывала всю голову. И еще этот хмырь за рулем. Молчит, как индийская гробница.
— Чего ты все время молчишь? — спросила Дашка. — И куда ты меня везешь?
— Сейчас подальше отъедим, там и поговорим, — отрывисто бросил Кот.
— Где поговорим? О чем нам с тобой говорить? Чего ты мутишь?
— Сиди и не чирикай, — ответил Кот. — Или хочешь, чтобы я тебя обратно отвез? И сдал с рук на руки тем парням, что за тобой гонялись. Это запросто. Ну, твое решение? Мне обратно поворачивать?
— Слышь ты, короче… Или ты мне все говоришь или я выхожу.
— Только не на этой остановке, — Огородников прибавил газу. — Выйдешь отсюда, когда я тебе разрешу. Не раньше.
Кажется, эти фразы были наполнены тайным угрожающим смыслом. Вопросы, которые Дашка боялась задать самой себе, снова возникли, стали поедом жрать душу. Кто этот человек? С какой ветки он упал? И почем следит за ней целый день напролет? Если все это цепь нелепых случайностей, с какой радости мужик посадил ее в свой джип и увез с места аварии. Ему-то на кой хрен это приключение.