– Ладно, – сказал Постный, понимая, что дальнейший разговор не имеет перспективы, – оставишь тачку здесь. А лучше так: выезжай с административной территории через ворота, отгони "опель" в пятый бокс к Тимофеичу. Пусть в лапшу ее порежет автогеном. Нет, лучше я ему сам позвоню. А тебе, пока на новую тачку не заработаешь, придется на своих двоих передвигаться.
Жлоб криво улыбнулся.
– Ошибаешься, – сказал он, криво усмехнувшись. – Я буду передвигаться на твоей "мазде".
– Чего? – Постный подумал, что эти слова ему послышались. – Чего ты там бухтишь себе под нос?
– Теперь я буду ездить на твоей тачке, – громко и внятно, делая ударение на каждом слове, заявил Жлоб. – Вот так, козел, мудак долбаный.
Постный от удивления широко открыл рот. Видно, после ночных похождений у Желабовского начался нервный срыв или он просто спятил. Прямо здесь, в кабинете хозяина.
Постный вскочил из-за стола, он хотел позвать водилу или охранников, но ничего не успел сделать. Жлоб уже выхватил из-под полы пиджака пистолет. Не поднимая руки, он дважды выстрелил от бедра в грудь бывшему хозяину. И не промахнулся. Постного отбросило к стене, он снова упал в кожаное кресло на колесиках.
Он был еще жив, когда Жлоб сделал шаг вперед и добил бывшего шефа, пустив ему пулю между глаз. Рванув дверь на себя, Жлоб вышел в приемную, направил ствол в грудь не успевшего опомниться Сорокина...
Старший следователь Девяткин угробил целое утро, посвятив его очередному, четвертому по счету допросу вдовы Пашпарина. Он не стал приглашать женщину на Петровку, сам приехал в местное отделение милиции, где ему до обеда предоставили отдельный кабинет на втором этаже. Пашпарина прибыла без пяти минут девять, хотя после гибели мужа еще не отвыкла от барских замашек и, наверняка, дрыхла бы до полудня, если бы не повестка.
Девяткин, заполняя бланк протокола допроса свидетеля, пребывал в хорошем настроении, испытывая что-то вроде вдохновения. Он был почти уверен, что сегодня бабу удастся разговорить. Хочет она того или нет, но предметный разговор состоится. Для разминки Юрий задал несколько вопросов, ответы на которые знал наперед:
– Итак, во время нашей прошлой и позапрошлой встречи вы утверждали, что в глаза не видели друга вашего мужа, так?
– Совершенно верно. Если вы только за этим вызвали меня сюда, то, к сожалению, мы оба напрасно теряем время.
Она заводится с пол-оборота. И хорошо. Пусть эта сучка позлится, выйдет из себя поскрипит зубами. Юрий задал еще полтора десятка бессмысленных вопросов и аккуратно, почти дословно, записал ответы в протокол. За последние два дня старший следователь проделал большой объем работы, написал кучу запросов, побеседовал с двумя десятками персонажей этой истории и выяснил некоторые любопытные факты.
– Вы не вспомнили имя гостя вашего супруга?
– Нет. То есть... Николай. Кажется.
– Хорошо, пусть сегодня он будет Николаем, – согласился Девяткин.
Так, Алексей Косенко, заместитель и компаньон покойного Пашпарина, утверждал, что Димон ждал возвращения своего старого дружбана, с которым в молодые годы крутил какие-то темные дела. Имени друга Димона Косенко не знал. Своему старому кенту Пашпарин хотел за здорово живешь отдать долю в своем бизнесе, и долю немалую. Димон как-то проговорился, что он обязан тому парню не только своим благополучием, но и свободой. Косенко сказал, что пара фраз была брошена вскользь, как бы между делом и скоро забылась.
Но после смерти Димона его слова наполнились совершенно иным содержанием, другим подтекстом. Похоже, что Пашпарин хотел задобрить некоего человека, с которым в прежние времена водил дружбу. И которого по каким-то причинам боялся. В широту натуры жуликов и прохиндеев вроде покойного Димона, следователь не верил ни секунды. Такими людьми движет лишь голый расчет, шкурные, меркантильные интересы. И еще страх. Иначе с чего бы разыграться приступу беспричинной щедрости?
О жизни Пашпарина Девяткин составил довольно полное представление. Коротко говоря, это типичный подонок, который хотел выглядеть респектабельным бизнесменом, но так и остался уличным отморозком. В свое время он плотно общался с тремя парнями, личности которых установлены. Все были на приколе у милиции, по информации из оперативных источников, занимались угоном и перепродажей дорогих иномарок.
Что интересно, эта троица участвовала в неудачном ограблении одной коммерческой шарашки и в ходе перестрелки с милиционерами двое парней были убиты. Этот факт сомнений не вызывает, а единственный выживший фигурант дела, некто Константин Огородников по кличке Кот, надолго загремел на зону.
В исправительно-трудовое учреждение строгого режима ушел срочный запрос, и через несколько дней был получен ответ за подписью начальника колонии Ефимова. Оказывается, совсем недавно Огородников скончался от воспаления легких.
Но есть одна маленькая неувязочка: секретарь Пашпарина опознала по фотографии Константина Огородникова. Выходит, мертвец жив и еще имеет наглость представляться неким Шубиным. Чудны дела твои, Господи.
Так кто же был с визитом у Димона? Девяткин привык доверять своему чутью. И в его следственной практике бывали случаи, когда мертвые воскресали, а живые люди числились покойниками. К Пашпарину приходил кто-то из его бывших друзей, это ясно. Вопрос – кто? Скорее всего, Огородников, каким-то образом оказавшийся на свободе. Пока других версий нет.
Следователь внимательно посмотрел на вдову Димона. Дамочка очень раздражена, она нервничает, но делает вид, что спокойна. Получается плохо, неубедительно. Кажется, она дозрела, пора задавать вопросы по существу. Девяткин выложил на стол увеличенную фотографию Огородникова, придвинул снимок к Пашпариной.
– Вот этот тип очень похож на легендарного ночного гостя, – сказал он, наблюдая за выражением лица Лены. – Карточка из личного дела Огородникова. Сделана четыре года назад тюремным фотографом. Но узнать Костю можно. С той поры он не слишком сильно изменился. Правда?
– Я не буду продолжать эту беседу, пока в кабинете не появится мой адвокат.
– Если здесь появится адвокат, на этом столе появится постановление о вашем задержании, – Девяткин хлопнул по столешнице ладонью. Звук получился приятный, будто кому пощечину залепили. – Я лично подберу для вас какую-нибудь статью УК. А выбор у меня большой. И наши разговоры будут продолжены в кабинете следственного изолятора. Адвокатов туда пускают очень редко. Подумайте о ребенке. Отца ему уже не вернешь. Но он может потерять и мать. Дело куда серьезнее, чем вам кажется.
– Я имею право не давать показаний против себя. И мужа.
– Слушайте, лично вы интересуете меня в последнюю очередь. А ваш муж, если вы помните, лежит на кладбище. Сейчас я ищу его убийцу. Он моя цель, а не вы. Но если будет продолжаться вранье, тем хуже для вас.
– Не желаю слушать ваши угрозы.
Девяткин пожал плечами. Он почувствовал, что пришло время блефовать. Очень важно, чтобы Пашпарина ни на миг не усомнилась в его осведомленности.
– Хорошо, давайте по порядку. Первое. У меня есть показания кастелянши, которая дежурила в холле вашего дома, когда там появился ваш муж в компании Кота, – сказал Девяткин и загнул один палец.
О том, что старая грымза, дежурившая в ту ночь в холле здания, не смогла вспомнить, был ли с Димоном именно человек с фотографии или ночной гость просто немного смахивал на него, Юрий, естественно, не упомянул.
– Второе, – продолжал он. – Есть показания охранников, которые видели Огородникова, когда он заявился в офис вашего мужа и назвался Николаем Шубиным.
Девяткин загнул второй палец. Это, мягко говоря, большое преувеличение. Охранники темнили, ссылаясь на то, что в день мимо поста проходят сотни разных людей, каждого в лицо не упомнишь. Может, действительно не помнят, а может, получили указания от Пашпариной, как отвечать. Парни боялись потерять работу, и Девяткин не стал на них давить.
– Третье. Секретарь вашего мужа утверждает, что опознала Огородникова.
Майор загнул третий палец. С секретаршей покойного Димона ему удалось поговорить у нее на дому – она была так потрясена смертью шефа, что у нее случился сердечный приступ и она взяла больничный.
– Четвертое. Компаньон Дмитрия Алексей Косенко видел Огородникова в офисе фирмы. Они столкнулись в коридоре нос к носу. Тут ошибок быть не может. Я могу и дальше перечислять имена свидетелей. Но пальцев не хватит, даже если я сниму ботинки и носки.
Косенко в тот день и час был настолько пьян, что не узнал бы собственную мать, столкнись он с ней в ресторане, где с веселой компанией отдыхал с полудня. Этот хмырь вспомнил, что у друга Димона была какая-то кликуха, короткая. Но какая именно, в голове не удержалось.
– Но я...
– В то последнее утро вы вместе с мужем и Огородниковым-Шубиным спустились в подземный гараж. Вы сели в свою машину, а Пашпарин с приятелем в джип БМВ. И разъехались. Правильно?
Пашпарина опустила глаза.
– В гараже установлена парочка видеокамер. Записи, сделанные с них, уже приобщены к делу, – на этот раз Девяткин сказал полуправду. Записи камер слежения существовали, но физиономии Димона и его гостя в кадр не попали. – Ну, будем говорить или как? Перед тем как ответить, вспомните о ребенке. Каково будет ему?
– Чего вы добиваетесь? Ведь у вас уже все есть. Факты, свидетели...
– Ваши показания – последний штрих в моей картине. Всего-то.
Девяткин видел, что Пашпарина побледнела. Плечи безвольно опустились, женщина всхлипнула, готовая заплакать. Все, баба готова облегчить душу. Значит, нюх сыщика не подвел его и в этот раз, а настырность и упорство в достижении цели принесли очередной бонус. В гости приходил именно Огородников. Смутная догадка, давно мелькнувшая в бедовой голове Девяткина, теперь превращается в реальный факт, установленный следствием.
Услышав шум и выстрелы в кабинете ш