Услышав рев движка, Китай повернул голову назад, в изумлении раскрыл варежку и забыл ее закрыть. Вспыхнули огни стоп-сигналов, "скалик", дав задний ход, помчался обратно на полном газу. Чашка дрогнула в руке, кипяток расплескался по брюкам, обжог безволосые ляжки. Китай вскрикнул от боли, приподнялся и выплеснул остатки кипятка на ноги, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы боли. И застыл, парализованный страхом.
Дашка, кажется, хотела припечатать его задним бампером к дубовому столу, но в последнее мгновение, передумав, дала по тормозам. "Скалик" остановился в сантиметре от скамейки. Девчонка выскочила из машины, рванулась к Паку, сграбастала его за лацканы пиджака.
– Где он? – проорала она в лицо Китая.
Пак промычал что-то невразумительное. Секунду назад он чуть было не попрощался со своей грешной жизнью и теперь искренне не понимал, чего добивается эта стерва.
– Слышь, ты, козел сраный, где вы его высадили?
– Даш, ты чего, первый раз в теме? – пробормотал Китай, он боялся, что Дашка схватит со стола увесистый чайник и навернет его по репе. – Там где высадили, нас уже нет. И такие места я на карте не отмечаю. Не знаю, кум он тебе или сват, но роиться там не советую.
Привлеченные криками и разговором на повышенных тонах из темноты появились Миха и Вася Рослый. Не понимая, по какому поводу кипеш, они переглядывались и пожимали плечами. Дашка со всей силы толкнула Китая ладонью в грудь, он едва устоял на ногах. Развернувшись, она шагнула к машине, упала в водительское кресло и газанула так, что мелкий гравий и земля фонтанами полетели из-под колес.
Китай, шмыгая носом, тер грязноватой тряпкой промокшие штаны.
– Вот же дура, – шептал он. – Такой костюм испортила. Шалашовка. Поганка вольтанутая. А я ей, дурак, "скалик" отдал.
Последние два дня в Москве стояла гнетущая жара, и свежий утренний ветерок показался Жоре Бубнову подарком судьбы. Он вышел из подъезда старого дома в районе Сухаревки ровно в девять тридцать утра. Настроение у него было прекрасное, под стать его прикиду. На нем был бежевый летний костюм и рубашка с отложным воротничком, на ногах плетеные мокасины. Жора с наслаждением глотнул воздуха, еще не отравленного бензиновыми парами. Впереди масса дел и среди них есть приятные. После обеда ему уделит внимание одна особа женского пола, благосклонности которой он добивался уже вторую неделю, извел кучу денег и времени. И в награду за терпение готов получить премиальные.
На улице ни пешеходов, ни машин. Бубен сообразил, что легче поймать тачку у метро, и двинул вверх по переулку, когда навстречу из-за поворота вылетела "девятка". Бубен уже поднял руку, чтобы проголосовать, но машина, резко тормознув, заехала колесами на тротуар, преграждая ему путь. Жора, как всегда легко и артистично, развернулся на каблуках и, ускоряя движение, зашагал в обратную сторону, хорошо понимая, что уйти ему не дадут. И хрен с ними. Он даже принялся насвистывать себе под нос легкомысленный мотивчик из популярного мюзикла, потому что серьезных неприятностей от встречи с ментами не ждал.
Вторая машина, стоявшая у кромки противоположного тротуара, сорвавшись с места, отрезала путь к отходу с другой стороны. Двое оперативников в штатском выскочили из салона. Еще пара ментов бежала к ним по переулку. Через несколько секунд Жора стоял, широко расставив ноги и упираясь ладонями в горячий капот машины. Он спокойно ждал, когда закончится шмон и можно будет перейти от формальностей к делу.
Опера выложили на капот ключи, пухлый бумажник, пачку сигарет и крошечный пластиковый пакетик с белым порошком. Дежурный ментовской фокус. Неизвестно откуда взявшиеся понятые, баба с мужиком, по виду ханыги, которым менты пообещали хорошую опохмелку. Они кивали головами, когда опер растолковывал, что извлечено из карманов задержанного. Подмахнув протокол, эти персонажи заспешили к магазину. Менты засунули Жору на заднее сиденье "девятки", с двух сторон сжали его крепкими плечами, в довершение всего заковали в наручники. И приказали опустить голову на колени.
Минут сорок они ехали неизвестно куда, пока наконец не тормознули во дворе какого-то незнакомого дома, похожего на огромный высохший колодец. Жору подхватили под руки, спустили в подвал, на двери которого висела табличка "опорный пункт милиции", потащили дальше по длинному коридору. Еще не зная, что произошло и какую поганку ему станут клеить, Бубен решил, что дело дрянь. Его привезли даже не в районное отделение внутренних дел, а в какую-то дыру без географического названия. Значит, разговор будет более чем серьезный. И не понять, что у ментов на уме.
Устроившись на привинченном к полу табурете, Жора попросил снять с него браслеты, и старший по группе выполнил просьбу задержанного. И велел своим парням, выйти на воздух.
– Меня зовут Иван Павлович Ерохин, капитан, – представился старший оперативник. – Честно говоря, я никогда карманников не брал. Всю жизнь занимаюсь кое-чем посерьезнее. Ну, что ж... Раз такое дело, раз у нас состоялась первая встреча, давай знакомиться, Бубнов.
Капитан протянул руку для пожатия. Бубнов никогда не ручкался с ментами и был удивлен изысканно вежливым обращением. Поднявшись с табурета, он протянул ладонь гражданину начальнику. И в следующее мгновение получил такой удар кулаком в лицо, что, перелетев через табурет, оказался у противоположной стены. Комната закачалась перед глазами, пол встал вертикально и плашмя ударил его по лицу.
Он увидел рядом с собой начищенный до блеска ботинок и тут же получил им по носу. Жора вскрикнул от боли – кто-то от души навернул его по ребрам. Ерохин поставил каблук тяжелого ботинка на растопыренные пальцы, надавил до костяного хруста. Когда Жора закричал, ударил его коленом в лицо. Бубен решил, что его забьют до смерти, молча и остервенело. Или превратят в никчемного инвалида, который без посторонней помощи не сможет завязать шнурки на ботинках.
Он не был трусом и умел терпеть боль, но сама мысль о том, что менты раздавят ему суставы пальцев, казалась ему невыносимой. Это было страшнее боли. Ведь он мог навсегда лишиться самого своего уникального дара щипача, а с ним, и красивой жизни, к которой успел привыкнуть.
Еще раза три-четыре ему въехали по морде и в грудь, на том экзекуция закончилась. Менты с чувством хорошо проделанной работы вышли в коридор. Лязгнула задвижка и наступила гулкая, давящая на мозг тишина.
В следующие полчаса Жора сумел привести себя в божеский вид, остановил кровь, сочившуюся из носа, стер платком грязные полосы с физиономии, поправил вырванный рукав пиджака и переместился с бетонного пола на табурет.
В эту минуту дверь распахнулась и порог комнатенки переступил мужик в цивильном костюме. Даже не взглянув на Жору, он сел за стол и, раскрыв портфель, принялся раскладывать на столе какие-то казенные бумаги. Жора сжался на табурете, узнав в этом самодовольном типе мента, который накануне вытряхнул его из троллейбуса и отобрал мобильник за четыре сотни баксов. Сейчас этот хмырь назовет себя по имени, предложит познакомиться, протянет руку... И жестокое избиение пойдет по второму кругу.
Но Юрий Девяткин, позабыв про документы, стал молча раскачиваться на стуле, будто только за этим сюда и пришел. Утомившись этим занятием, заговорил:
– Слушай, Бубен, дела твои кислые, как тюремная баланда.
– Не ожидал я от вас такой подлянки, гражданин начальник, – с укором сказал Бубен. – Вчера вроде по-человечески расстались.
– Ты бы поменьше вякал, морда целей будет, – посоветовал Девяткин. – На кармане у тебя пакет с героином. А это уже реальный срок без всяких там скидок. Но мы, люди, отличаемся от животных тем, что умеем договариваться друг с другом. Мне нужно знать, когда и при каких обстоятельствах ты встречался с Огородниковым, он же Кот, он же Костян.
– Я Кота лет пять не видел, – усмехнулся Бубен, удивляясь наивности ментов: надо, же, целый спектакль разыграли в надежде, что он ссучится. Постарались, нечего сказать, но не на того напали. – Он, по моим данным, чалится в одном далеком санатории.
– Ты, кажется, не понял. На этот раз мне нужна правда, а не сопли в сиропе. Кот всего неделя, как на свободе, а уже отправил на тот свет как минимум трех человек. Мне он нужен. Живым или мертвым, без разницы. Поэтому хочешь ты того или нет, говорить придется. Ну, твой ход?
– Да какого черта! – возмутился Бубен. – Меня хватают на улице, подкидывают героин, приводят каких-то алканавтов под видом понятых и составляют протокол. Потом суют в эту помойку и бьют, как последнюю лярву. Только посмотрите, что со мной сделали. Ну? С этой мордой надо срочно к хирургу гнать. А потом к прокурору с жалобой.
Девяткин переложил с середины на край стола покрытый каракулями листок:
– Вот показания свидетелей. Люди видели, как ты со вчерашней ночи гулял в ресторане "Вереск". Много танцевал. Менял партнерш. Заказывал музыку. И неудачно падал. Потому что датый был. Короче, сам себе нанес повреждения. И еще попортил имущество. Тарелку разбил. И графин. Ценой...
Наклонив голову, Юрий прищурился, что-то разглядывая в бумажках:
– Цена указана неразборчиво.
– Да я никогда в этом сраном "Вереске" не сидел. Даже не знаю, где такой кабак находится. На мне ничего нет, я даже улицу перехожу в положенном месте, у светофора. А если что есть, сначала докажите. И друзей я не сдаю. Потому что не ссучился, как некоторые...
– Тупой ты все-таки, как задница, – покачал головой Девяткин. – Расстраиваешь меня. А мне врач прописал только положительные эмоции. Но я еще раз готов выслушать твой ответ. Правильный. Ну?
– Можете меня тут затоптать, на куски порезать, но хрен чего дождетесь. Не видел я никакого Кота. И точка. И абзац. Даже два.
– Только не надо этой дешевой патетики. Зря стараешься. Звания народного артиста все равно не получишь. Я просчитал все варианты. Вы с Котом давние кенты. И ты знаешь, где он сейчас скрывается. Поэтому я готов внимательно выслушать твой содержательный рассказ.