— У нас нет, — ответил он. — Поэтому мы вызвали мастера из Пенонга. Он приехал вчера, будет ремонтировать наш трактор и грузовик, на прошлой неделе поломались. Останется здесь до конца пасхи. Если хотите, завтра утром пораньше приедем, поможем вам.
Мы не верили своему счастью. Но тут появился второй мужчина, постарше, который, судя по винному духу, на полный ход справлял пасху. Он назвался автомехаником и подтвердил, что у него есть все необходимое для починки нашей оси.
Мы возвращались к фургону в хорошем настроении. Был бодрящий холодок. (За два часа температура с тридцати пяти градусов упала до восьми.) Мария-Тереза уже приготовила суп, но у меня почему-то пропал аппетит. У нее тоже. Не иначе за день досыта наглотались пыли и песка…
В субботу утром мы съели на завтрак яйца (как-никак пасха), после чего сели на обочину ждать своих спасителей. Смотрели на запад так пристально, что даже не заметили, как с востока подъехал целый караван автомашин. Маленький грузовик, две легковые, два больших грузовика с мебелью и огромный грузовик, над высокими бортами которого торчали головы двух лошадей. Из первой машины выскочил коренастый мужчина.
— Вижу, ось полетела, — сказал он. — Помочь? У меня есть сварочный агрегат.
Я горячо поблагодарил его и объяснил, что единственный сварщик на тысячу сто шестьдесят четыре километра, отделяющих Седуну от Норсмена, уже обещал нас выручить. Мужчина присел рядом со мной и рассказал, что едет в Западную Австралию вместе с двумя сыновьями и их семьями. Собираются там выращивать пшеницу. Прежде занимались овцеводством, но это им надоело, и они продали все свое имущество, исключая двух рысаков и мебель. Где осесть, еще не решили, однако не сомневались, что на западе больше возможностей и на пшенице они быстро наживут себе состояние. Накануне полетели обе рессоры самого большого грузовика, но глава семейства сам их сварил.
Как это я не догадался прицепить к фургону тележку со сварочным агрегатом? Вероятно, в таком путешествии это самое важное снаряжение.
Только мы проводили отважных переселенцев, как увидели вдалеке облако пыли. Наши спасители, наконец-то. Было десять часов, по их мнению, очень рано. Подправив ось, они пригласили нас к себе на хутор и вихрем умчались обратно.
Из-за темноты я накануне мало что успел разглядеть. Оказалось, я ничего не потерял. Дневной свет обнажил безотрадную картину. Низкий жилой дом из пожелтевшего камня, два амбара из того же материала, деревянный сарай — гараж и свинарник. Ни сада, ни клумб и всего четыре дерева, которые жались в кучку, точно искали тени друг у друга. Кругом, куда ни погляди, полупустыня и низкий кустарник; зной становился все сильнее, и негде укрыться от солнца. Только присядешь, лицо и ноги облепляют полчища мух. По голому двору уныло бродили две девочки лет десяти и мальчуган.
Кошка с густым мехом, изнывая от жары, лениво гоняла тощих кур с голыми красными шеями.
— А где овцы? — спросил я Чарли, сына фермера. — Мне кажется, кроме овец, никакая скотина не выживет на таком скудном пастбище?
— А кто их знает, где они, — ответил он. — Земли-то у нас миллион акров с четвертью.
Несмотря на огромные размеры владения, у них было всего две тысячи овец. Впрочем, это меня не удивило. В Австралии пастбища настолько скудные, что там привыкли считать, сколько квадратных миль приходится на овцу, тогда как в Европе считают, сколько овец на гектар. Чарли рассказал, что они с отцом работают на ферме только вдвоем. Отец сейчас отправился за водой к железной дороге, это в ста километрах на север. (Вода доставлялась по железной дороге из Порт-Огасты.) Уже восемь месяцев не было дождя, как бы стадо опять не погибло от жажды. Такие вещи не раз случались во время засух.
— Нам бы хоть один дождь в год, чтобы цистерны наполнить, — продолжал он. — Уж польет — в несколько часов вся степь превращается в кашу. Последний раз, когда дождь был, в сентябре прошлого года, в Уайт-Уэлзе двадцать машин застряло на десять дней. После того там еще долго дорога была непроезжая. Да вы сами видели, до сих пор шоссе перекрыто. Поскорей бы еще такой дождь. Нельзя же без конца за водой к железной дороге ездить.
Я не разделял его надежд, но на всякий случай уговорил их поторопиться с ремонтом. Наконец все было сделано, и мы Приготовились трогаться. Только выехали со двора, навстречу нам показалась легковая машина какой-то очень старой модели.
— Здесь можно купить покрышку? — крикнул водитель.
— Вряд ли! — ответил я. — А вы не захватили запасную?
— Нет, не думал, что понадобится. Ладно, на худой конец подложу резину.
Я не разделял его оптимизма: все четыре покрышки были стерты до корда. Да, нужно быть смелым человеком, чтобы с такой резиной отважиться в долгое путешествие. А он еще вез с собой жену: задумали перебраться в восточные штаты, там, говорят, большие возможности… Я пожалел его, не стал говорить, что мы несколько часов назад встретили людей, которые в поисках «больших возможностей» ехали в Западную Австралию.
Твердо решив осей больше не ломать, мы осторожно покатили дальше по изрытой полоске земли, которая некогда была автомагистралью. А через два-три часа вдруг начался твердый грунт и можно было прибавить ходу. И когда мы остановились на ночь у самой границы Южной и Западной Австралии, то обнаружили, к своему удивлению, что за день приблизились к цели на двести сорок пять километров!
…На запад
оскресенье приготовило нам новый сюрприз, на этот раз приятный. По карте было видно, что сразу после пересечения границы Нулларборская дорога спускается к морю у Юклы. Мы знали, что до нее осталось совсем немного, и все-таки принялись удивленно тереть сонные глаза, когда уже через четверть часа увидели с крутого обрыва океан. Сами того не замечая, мы после Седуны все время ехали в гору и теперь очутились на высоте ста метров над уровнем моря, над огромной бухтой, которая довольно прозаически называется Большим Австралийским заливом.
На востоке пустынное плато круто обрывалось в море, но на западе вдоль воды протянулась поросшая редким эвкалиптовым лесом полоска земли шириной четыре-пять километров. Ее окаймлял крутой уступ, которого ни человеку, ни зверю не одолеть.
На берегу, будто снежные сугробы в лучах утреннего солнца, громоздились нанесенные не то ветром, не то волнами белые песчаные дюны. Прикрыв глаза ладонью от света, мы различили среди дюн несколько строений. Хутор Юкла, там мы найдем бензин. Если хозяин дома.
— Ура! Асфальт! — крикнул Стен, когда мы подъехали к краю обрыва.
Но радость наша длилась лишь несколько минут. Ровно столько понадобилось, чтобы скатиться по склону вниз на ровное место, где дорога была такая же разбитая, как прежде. Мы проехали мимо какой-то обгоревшей машины и затормозили у хутора. С десяток больших каменных строений, почти все сильно запущенные, а три или четыре были совершенно занесены песком. Маруиа никогда в жизни не видела столь чудесной песочницы и тотчас побежала играть. Мы продолжали осматриваться. Кругом ни души, если не считать небритого водителя мощного грузовика. Он сидел на подножке своей машины, читая газету. Грузовик был поддомкрачен, рядом на песке лежали два колеса. Мы разговорились с шофером, узнали, что поломка произошла неделю назад и он сразу послал за запасными частями. Но когда они прибыли, оказалось, что по ошибке прислали не то. Теперь торчи тут еще неделю…
Впрочем, водитель спокойно переносил неудачу. Совершая регулярные рейсы между Аделаидой и Пертом, он привык к злоключениям. Я поспешил достать карту: вот кто расскажет нам, где самые товарные ямы и самые хорошие водяные цистерны! Увы, шофер ответил, что ничего не может сказать и вообще не обращает внимания на такие пустяки.
Пока мы разговаривали, из ближайшего дома вышел загорелый человек в кожаной куртке — владелец Юклы Рой Герни. Гордо указав на новенькую бензоколонку в углу двора, он спросил, не надо ли нам заправиться. Это было очень кстати, хотя мы еще далеко не исчерпали своих запасов.
— Никогда не думал, поселяясь здесь, в Нулларборской степи, что стану продавать бензин, — сказал он, снимая с крюка шланг. — Ведь я почему купил этот хутор — ради кирпичей, хотел построить новый дом на пастбищах, там, наверху. Но потом все не было ни времени, ни денег заняться строительством. Может быть, так и оставлю хутор на старом месте. Проезжающие охотно останавливаются здесь передохнуть, и спрос на бензин большой. Это жена надоумила меня поставить бензоколонку, когда кончилась война и снова стали ездить частники. Обычно она и занимается заправкой. Да вот прихворнула, пришлось к врачу отвезти.
— Какому врачу?
— Который в Норсмене живет, тут недалеко.
Я поглядел на карту: до Норсмена четыреста сорок четыре мили, семьсот десять километров.
— Точно, — смеясь подтвердил Рой Герни. — Но разве это расстояние, когда есть машина. Тем более, в войну дорогу проложили. То ли было в моей молодости — только верблюжьи караваны ходили. Хоть бы жена скорей возвращалась, а то надоело возиться со всеми ма< шинами. На ферме в Куналде куда спокойнее.
До Куналды было семьдесят миль. Рой Герни обычно жил там один; жена и пятеро детей хозяйничали в Юкле. Такой порядок отлично устраивал всю семью (по словам Роя), вот только воспитание детей трудно наладить. Правда, теперь-то эта проблема решена. Наняли бывшую учительницу, она на пенсии, ей восемьдесят семь лет; превосходно чувствует себя в Юкле.
Рассказы Роя Герни о жизни в Нулларборских степях так увлекли меня, что я совсем забыл спросить его, не может ли он заправить водой радиатор. Хорошо, Мария-Тереза напомнила мне про эту немаловажную деталь. Я не сразу решился заговорить об этом: наверно, у него и для себя-то воды в обрез. Но Рой только рассмеялся и принес большой бидон с прозрачной водой.
— Берите воды сколько угодно, — сказал он. — Люди считают нашу степь безводной, но все дело в том, где и как искать. Это же сплошное известняковое плато, образовалось в доисторические времена, когда часть материка была затоплена морем. А известняк-то рыхлый, вода его легко точит. Конечно, дожди здесь бывают редко, иногда годами ни капли не упадет. Но того, что выпало за последние несколько миллионов лет, было достаточно, чтобы промыть глубокие гроты и шахты. В степи на каждом шагу ямы глубиной до нескольких сот футов. Так что вы, если будете гулять, смотрите под ноги. У меня работал один ч