Вы спросите, куда же девается ежегодная продукция — сто тысяч коров? Естественный вопрос, я сам им задавался. Ответ очень прост: скот отправляют на бойни, расположенные на побережье Квинсленда, Нового Южного Уэльса, Южной Австралии. Каким образом? Тоже просто: гонят стада через степь. Единственные скотоводы в Северной Территории, у которых есть счастливая возможность перевозить скот по железной дороге, — жители района Алис-Спрингса. Но это не такое уж большое преимущество. Перевозка стоит очень дорого, семьдесят пять тысяч шведских крон за железнодорожный состав, берущий триста шестьдесят голов скота. (Вот почему Алисспрингская железная дорога — единственная в Австралии, которая дает прибыль.) К тому же вагонов и паровозов не хватает. И, наконец, далеко не весь скот выдерживает дорогу.
Подавляющее большинство фермеров гонит скот на бойни своим ходом. Потери достигают пятидесяти килограммов на каждом животном, так как ближайшие бойни находятся в Квинсленде за тысячи километров. Считается, что это еще не такое большое расстояние. Из северной части штата надо идти вдвое больше, и перегон скота длится два-три месяца. Нелёгкая задача — гнать полудикий, стрекающий от жажды скот возлагается на особых ковбоев, которым предусмотрительно платят с количества голов скота, сданных на бойню. Сейчас расценка — семь с половиной шиллингов с головы за сто миль. На первый взгляд скромно, но если учесть, что в стаде около тысячи голов, то на четыре-пять ковбоев придется, в общем, изрядная сумма. Часто ковбои берут с собой семьи и уж обязательно несколько десятков верховых лошадей на смену. Скорость движения невелика, семьи едут в фургонах. Когда я впервые увидел такой караван, то решил, что идут съемки американского фильма.
Скотоводство интересовало меня особенно потому, что на фермах работает много аборигенов. Лучше всех смог мне рассказать об этой отрасли обосновавшийся в Австралии швед Гюстав Бранд; от него же я узнал про охоту на кенгуру.
Конечно, эта охота приносит совсем малый доход по сравнению со скотоводством (многие фермеры миллионеры), но, во всяком случае, сотни охотников зарабатывают в год не одну тысячу фунтов.
Подобно эвкалипту, кенгуру задолго до открытия Австралии европейцами распространились по всему материку — от лесов востока до пустынь запада, от умеренного пояса на юге до тропических дождевых лесов на севере, Как и копытные животные в других частях света, кенгуру предпочитают степи или саванны, но многие приспособились и к другой среде. На восточном побережье есть так называемые горные кенгуру, которые скачут по скалам, словно козлы. А на севере Квинсленда известны кенгуру, обитающие на деревьях, как белки. Кстати, этот вид открыл норвежский зоолог Лумхольц; его латинское наименование дендролагус лумхольци. В целом известно около семидесяти видов кенгуру; последний был открыт уже в двадцатых годах.
Австралийцы по-разному именуют различные виды и только наиболее крупных называют кенгуру. Они любят подшутить над приезжим: приведут в зоопарк, покажут длинноногое сумчатое величиной с фокстерьера и спросят, что это за зверь. Иностранец, разумеется, ответит — кенгуру. И основательно насмешит хозяев, которые всех мелких кенгуру называют валлаби или валлару. Между прочим, Кук привез в Англию из своего знаменитого плавания именно валлаби.
В густонаселенных приморских областях юга, юго-востока и юго-запада кенгуру теперь очень редки. Зато на севере Австралии их так много, что фермеры даже жалуются — мол, всю траву поедают, ничего не оставляют скоту. Северная Территория кишит ими. Там обитают наиболее крупные виды, которые ростом могут сравниться с взрослым мужчиной.
Нам каждый день попадались стада больших кенгуру, и всякий раз мы останавливались, чтобы полюбоваться их быстрым и изящным бегом. Маруиа старалась высмотреть самок с малышами в сумке и упоенно твердила австралийский детский стишок об удивительном животном, которое прыгает, когда бежит, и стоит, когда сидит. А мы пытались определить скорость бега и длину прыжков кенгуру. Иногда наиболее смелые самцы принимались бежать взапуски с машиной, волоча за собой хвост, подобно рулю. Только когда мы развивали скорость пятьдесят-шестьдесят километров в час, они начинали отставать. Длину прыжка было легко определить по следам. Наши измерения показали от трех до десяти метров. К сожалению, нам не пришлось видеть соревнований по прыжкам в высоту, так как в Северной Территории нет изгородей, но надежные очевидцы утверждают, что два метра пустяк для кенгуру.
Животные эти такие же смирные и миролюбивые, как их родич коала. Кенгуру нетрудно приручить. Но в отличие от коалы они дают отпор преследователю. Выбрав место около дерева или скалы, чтобы защитить спину, встают на задние ноги и мощный хвост и отбиваются передними лапами, выставив острые когти. В такие минуты лучше не подходить к кенгуру, у них есть коварный прием: схватят противника передними лапами, а задними распарывают ему живот.
Известны случаи, когда кенгуру, забравшись в озерко или пруд, топили преследующих их собак. Опасна также их дурная привычка вдруг выскакивать на дорогу прямо перед автомашиной. В Северной Территории столкновения с кенгуру!очень часты и чреваты бедой, ведь животные весят пятьдесят-сто килограммов. Местные жители прилаживают впереди специальный бампер из стальных труб; только так можно защитить радиатор. Бывает, машина опрокидывается от столкновения. Виновники, разумеется, гибнут, и вдоль всех (простите, обеих) дорог Северной Территории лежат скелеты кенгуру.
Стрелять кенгуру просто, слишком просто. Они настолько (Любопытны, что отбегают всего на полсотни метров и останавливаются, чтобы разглядеть преследователя. И пока они соберутся снова отступить, самый медлительный охотник успеет прицелиться и нажать спуск. Еще проще охотиться ночью на грузовике или джипе. Фары ослепляют кенгуру, и ошеломленные животные подпускают охотника вплотную. По совести говоря, мы стыдились убивать кенгуру. Очень уж добрый и беспомощный вид у этих ушастых животных с ласковыми глазами.
На кенгуру охотятся исключительно ради их шкурок. Никто не заготавливает мясо, хотя у него отличный вкус, а суп из хвоста кенгуру — очень лакомое блюдо. Большинство шкур отправляют в США, там кожа идет на обувь. Средний вес шкуры — два-три фунта, цена — около восьми шиллингов за фунт. Ежегодно в Северной Территории убивают свыше ста тысяч кенгуру, но полного истребления можно не опасаться. Местные жители радовались бы, если бы убивали еще больше.
Многие охотники одновременно ищут руду. И не только охотники: в Северной Территории почти нет человека, не посвятившего нескольких лет своей жизни поискам полезных ископаемых. Большинство застолбили тот или иной участок, который либо потом забросили, либо вообще так и не удосужились тщательно обследовать. Не один житель Алис-Спрингса владеет прииском в окрестностях города, где копается в свободные дни, точно в саду. Первое время переселенцы Северной Территории искали только золото, и подчас разражалась подлинная золотая лихорадка. Чаще всего участники таких предприятий теряли свой капитал; обычно золота слишком мало, чтобы стоило его добывать. Лишь в Теннантс-Крике, на полпути между Алис-Спрингсом и Дарвином, ведется промышленная добыча, как в Калгурли в Западной Австралии. Золото тут находится в двух больших холмах и легко доступно.
В последние годы северяне смекнули, что стоит искать и другие металлы. В 1949 году неподалеку от Дарвина была найдена урановая руда, и счастливчик заработал на этом двадцать пять тысяч фунтов. Теперь там полным ходом идет добыча. После этого во многих местах Северной Территории обнаружен не только уран, но и вольфрамовые руды, танталит и много других ископаемых, о которых большинство ветеранов старой золотоискательской гвардии даже не слыхало. Северной Территории предсказывают блестящее будущее. Но до него еще далеко, ведь вся Австралия — сплошная кладовая полезных ископаемых, и те же руды в большом количестве найдены в других, более обжитых местах. Какая компания станет в таких условиях торопиться строить дороги, города и рудники посреди негостеприимных пустынь Северной Территории?
В тысяче пятистах километрах к северу от Алис-Спрингса находится Дарвин, столица Северной Территории. Город назван в честь Чарлза Дарвина потому, что знаменитый ученый плавал на корабле, капитан которого открыл эти места. До начала второй мировой войны жителям Алис-Спрингса, чтобы попасть в столицу, проще всего было ехать поездом до Аделаиды, а оттуда плыть вдоль побережья на пароходе. (Мало кто совершал это путешествие — между Дарвином и Алис-Спрингсом идет еще более ожесточенное соперничество, чем между Сиднеем и Мельбурном.) Но в войну немецкие каперы угрожали морскому сообщению с Северной Территорией, и федеральное правительство распорядилось построить асфальтированное шоссе. Оно и сейчас в хорошем состоянии; пожалуй, это лучшее и наиболее прямое шоссе во всей Австралии. Движение очень редкое, с тех пор как прекратились военные перевозки. Большинство путешествующих предпочитают самолет, а торговли никакой нет; Дарвин получает все необходимое из Брисбена, Сиднея, Перта и других портов.
Без всякого напряжения для себя и для машины мы одолели тысячу пятьсот километров меньше чем за три дня. Это был самый скучный и однообразный этап всего нашего путешествия. Если бы не резкий запах мимозы и дохлых коров, я, наверно, уснул бы за рулем от вида бесконечной прямой асфальтовой ленты. В помощь австралийским картографам мы записывали, сколько домов насчитывают «города», через которые мы проезжали. Семь «городов» состояли только из пивной, из остальных четырех лишь два отдаленно напоминали зачаток настоящего города.
В пятистах километрах южнее Дарвина пустыня кончалась, и на смену кустарнику пришла более пышная растительность. Скоро мы уже ехали по влажному тропическому лесу. И пожалели, что позади остался юг с его сухим континентальным климатом. Конечно, там было очень жарко днем, зато ночи прохладные. А увидев Дарвин, мы тотчас захотели вернуться в Алис-Спрингс с его кипучей жизнью и особым обаянием. Дарвин оказался обычным сонным тропическим городом, каких десятки в Южной Америке и Африке. К тому же