Мы от души похлопали ему в ладоши и начали обсуждать план похода. Первое — это срок: на сколько дней мы идем. Большинство проголосовало за трое суток с ночевками в лесу.
Второе — это куда? Кто-то предложил Зеленогорск или Репино. Но это предложение не прошло. Там и леса-то настоящего нету! Будем между дач ползать.
Слово предоставили Буну — ведь за его жуками идем! Пусть он и скажет, где их больше всего водится. Бун назвал район Мги. Голоснули за Мгу единогласно.
Начали думать, что нужно брать с собой. Сеня Петрович руку поднял, подошел к доске и написал: «Ориентировочный список вещей и продуктов для одного пионера, отправляющегося в трехсуточный поход по среднезаселенной местности с естественными источниками пресной воды».
Мы захихикали, а он даже не оглянулся. Пишет и пишет столбцом. И вес выставляет в граммах. Подводит черту, подсчитывает, и внизу появляется цифра — 10 килограммов 400 граммов.
Вас, может, эта цифра ничуть не испугает. Подумаешь — десять с половиной килограммов! Эта храбрость оттого, что вам, наверно, не приходилось носить картошку. И мы бы не носили, но нас рынок подвел. Магазины рядом, а до рынка метров пятьсот. Родители считают почему-то, что рыночная картошка вкуснее. Им вкуснее, а мы отдувайся! Все, даже девчонки, знают эту картофельную трассу. Не раз ходили с порядочным грузом. Не по одному же килограмму покупать на рынке. Я как-то купил восемь кило картошки. Донес, конечно, но чувствительно было. А Сеня Петрович предлагает еще больше, и вся эта поклажа с утра до вечера висеть на нас будет!
Вожатый обвел цифры жирной линией и повернулся к классу. Мы сидим невеселые, будто груз уже оттянул нам плечи.
— Не ожидал такой реакции! — признался Сеня Петрович. — Туристам-новичкам все кажется легким… Мне нравится ваш реалистический подход.
— С ума сойти! — возмущаются девчонки. — Мы — не верблюдицы!
— Убавить надо! — требуем и мы, мальчишки. — Сбавьте, Сеня Петрович! Что вам — жалко?
— Жалко! — говорит и грудь со значком выпячивает. — Вас жалко! Я знал людей, которых после похода в больницу отправляли. А одного знал… не вернулся он.
— Надорвался? — спрашиваю я.
— Наоборот. Рюкзак слишком легкий был. Даже йода не взял.
— Пугаете! — кричим хором.
Сеня Петрович головой покачал и значком поблестел.
— Не уступлю ни грамма и сам проверю каждого или… или поход не состоится. Хотя можно устроить походик. Без всякого груза. На Пулковские высоты. Хотите? Дойдем туда часа за два. В обсерватории есть столовая — пообедаем. И домой!
Высмеял нас Сеня Петрович. Задел за живое. Первыми наши «лбы» — баскетболисты — застеснялись. Встал Костя Сажин и басит:
— Что мы, больные, что ли? Десять кило — тьфу!
— Да хоть по пуду! — закричали и остальные баскетболисты.
И все стали уверять друг друга и доказывать, что десять килограммов — это совсем не двадцать и даже не двенадцать. Бун, смотрю, Катюше знаки всякие семафорит, чтобы не боялась: он поможет нести груз.
Сбор здорово затянулся. А я как-то отключился от него. Вспомнил, как пап-с-мамой к экспедиции готовились. Сколько они с вещмешками возились! Нехитрая штука, а они сто раз примеряли, лямки перешивали, вещи в особом порядке укладывали для пробы. А сколько бумаги испортили, пока список всего необходимого составляли! И тоже все по граммам высчитывали!
Я смеялся, бухгалтерами их называл, а теперь понял, что глуп был, как пробка. Вернутся домой — обязательно узнаю, по скольку килограммов они на себе носят.
Задумался я про пап-с-мамой и опомнился, когда Васька Лобов уже закрыл сбор. Все к дверям потянулись, и все, как в магазине, про граммы толкуют: двести граммов, триста, полкило…
А Сеня Петрович меня, Буна и Костю Сажина к себе подозвал. И Васька Лобов остался.
— Вам четверым, — говорит Сеня Петрович, — я хочу добавить нагрузку.
— В мешок? — спрашиваю в шутку. — Не стесняйтесь, Сеня Петрович! Подкиньте еще килограммов по пять!
Бун на меня покосился.
— Не выдумывай!
— А Саша и не выдумывает! — возразил Сеня Петрович. — Добавка именно в мешок, а сколько килограммов добавится — не знаю. Не от меня зависит.
Мы вчетвером дружно приуныли.
— Какие-нибудь общие вещи! — догадался Васька. — Котлы или ведра для воды. Да?
Сеня Петрович покачал головой.
— Нет. Об этом я позабочусь. А вы будете у меня группой особого назначения.
Название нам понравилось. И хотя мы по-прежнему не знали, за какие грехи премировали нас лишней нагрузкой и сколько она будет весить, но мы почти смирились. Название больно заманчивое!
— Объяснять, что это такое, пока не буду, — сказал Сеня Петрович. — Я только хочу получить ваше согласие. Дополнительная нагрузка не всякому по душе и по силам. Я выбрал вас, но вы можете и отказаться.
Я раскинул мозгами. Кого он оставил? Ваську — председателя и нас троих — тех же самых, кого в комсомол выдвинули!
— Проверочка? — спрашиваю. — Если откажемся, то и комсомола не видать?
— Связь, — говорит Сеня Петрович, — есть. Но совсем не такая!
— А какая же?
— Просто мнения наши совпали. Совет отряда выбирал лучших для комсомола. И я группу особого назначения хочу составить из самых отборных, кому доверять можно. Получилось, что это одни и те же люди. Вполне закономерно.
Лично меня — только похвали, а потом можешь на моей шее развалиться, как в шезлонге на пляже, и ножки свесить. Бун из таких же. Смотрю — и Костя Сажин стыдливо заулыбался. После такой лестной характеристики на него хоть тонну грузи — потащит.
Дали мы согласие и хотели Ваську Лобова выбрать старшим в нашей группе особого назначения. Но Сеня Петрович запротестовал.
— Я, — говорит, — за демократию. Но в походе жить будем не по большинству ваших голосов, а по моим приказам. И группой вашей будет руководить не Вася, а другой человек, которого я назначу.
— А кого? — чуть не хором спросили мы.
— Когда назначу — узнаете!
Сплошные загадки!
— Ну что ж! — говорю. — Назначайте! Спорить не будем. Поход — не прогулка по парку.
Доброрабочие
Последний урок — ура! Мы уже в восьмом классе — ура, ура! А впереди целое лето — ура, ура, ура!.. Что там Шопен или Бетховен! Последний звонок — вот это музыка!
Клавдия Корнеевна рассчитала так, что урока ей хватило и на окончание программы и на короткую поздравительную речь, а перед самым звонком она сказала:
— Девочки и мальчики! Знаете ли вы, что такое восьмой класс? Это таинственная дверь, за которой начинается самая, пожалуй, чудесная пора человеческой жизни. Детство и отрочество остались у вас позади. И это немножко грустно. Но впереди — юность! И это прекрасно!
Соловьем звонок залился. Вся школа задрожала, как от веселого землетрясения. Скажете: такого землетрясения не бывает? Бывает! Еще как бывает! Приходите весной на последний урок — увидите!
Как бурей сдуло нас с парт. Васька Лобов побежал в конец класса и вытащил из-под пустой парты большую корзину с ярко-голубыми цветами. Среди зеленых листьев — небольшой прямоугольник с надписью: «Клавдии Корнеевне от 7-го «Б» — и двадцать семь подписей.
Прослезилась Клавдия Корнеевна, и у девчонок глаза подозрительно заблестели.
Корзина тяжелая. Мы всей гурьбой донесли ее до учительской и распрощались с нашей воспитательницей до осени.
А в школе рев сплошной, будто реактивный двигатель работает. Васька что-то кричит — на объезд какой-то зовет.
— Да не объезд! — снова кричит он. — На объект, говорю, пошли! На объект! Поняли?
Поняли наконец. Объект — это наш физкультурный зал, который строится. Мы к нему прикреплены на две недели. Прорабом у нас Арнольд Викторович. Он приказал завтра в восемь утра собраться у школы, чтобы всем вместе идти на строительную площадку. А сегодня мы сами решили посмотреть, что там делается.
Давно мы за школой не бывали. С тех, наверно, пор, как того парня на сборе прорабатывали. А зал-то почти готов! Стоит домина в три этажа. Красиво к школе прислонился, и получилась буква Т. И стекла уже есть в окнах, и двери навешены. Но все, что из дерева сделано, еще не покрашено. Это снаружи.
Вошли внутрь. Там тоже конец близок. Одна стена, как тетрадь, разлинована деревянными перекладинами. Другие стены оштукатурены. На кронштейнах, как огромные ладони, желтеют щиты для баскетбола. А мусору — горы. Пола не видно.
В толпе всегда сначала длинных замечают. И рабочие в первую очередь наших баскетболистов увидели.
Один — молодой, мелом весь запудренный — говорит:
— Понятно!
А другой — бригадир, наверно, — шутит:
— Раненько пожаловали! Международная встреча назначена на первое сентября.
— А мы не играть! — говорит Костя Сажин. — Мы — чернорабочие. Вам помогать будем.
Бригадир смеется.
— Чернорабочих теперь нет.
Я протолкался вперед.
— Куда же они девались? — спрашиваю.
— Переквалифицировались! Стали разнорабочими.
— Хорошо! — говорю. — В таком случае — мы разнорабочие. Нам сегодня все равно! Мы сегодня добренькие! Для нас сегодня последний звонок играл!
— Вам-то все равно! — шутит бригадир. — А нам ни черные, ни разные не нужны! Нет ли у вас настоящих специалистов — доброрабочих?
— Есть! — отвечаю. — Можем выставить целых двадцать семь штук!
Бригадир пальцем быстро пересчитал нас и удивился.
— Ровно двадцать семь. Все пришли. Дружный класс. Если и завтра все явитесь, поверю, что вы настоящие доброрабочие.
Въедливый же этот бригадир! Лицо доброе, а глаза с иголочками. Рабочие его побаиваются. Пока мы болтали, ни один не закурил. Все шесть человек занимались своим делом. Слушать — слушали, конечно, и реплики пускали, но работе это не мешало.
Бригадир — звали его Сергеем Семеновичем — не забыл и на следующий день проверку нам устроить.
Ввел нас Арнольд Викторович в зал в начале девятого. Рабочие уже на местах.
— Здравствуйте! — кричим.
Они отвечают, а Сергей Семенович опять нас пальцем переметил, насчитал двадцать семь и только тогда сказал: