20, Серж де Шессен21 и Илья Троцкий с 1931 года начало новую кампанию в поддержку кандидатуры Бунина. Алданов «обрабатывал» европейских литераторов и славистов, среди которых был известен и пользовался заслуженным уважением, а И. Троцкий и С. де Шессен вели «разъяснительную работу» в кулуарах Нобелевского комитета и шведской Академии. По свидетельству Андрея Седых: «И. М. Троцкий, пользуясь своими связями в Швеции, вместе с журналистом Сергеем де Шессеном проделал большую закулисную работу в пользу И. Бунина»22.
Одновременно с кулуарной деятельностью «еврейского лобби» на официальном фланге купно выступили маститые русские профессора – филологи и литературоведы, их коллеги, европейские ученые-слависты, и авторитетные на международном уровне общественные деятели русской эмиграции23. Они буквально «атаковали» Шведскую академию, «в которую поступило такое количество номинаций Бунина, которое превратило его из почти случайного кандидата в единственного фаворита среди выдвинутых на Нобелевскую премию русских писателей»24.
Их общие усилия увенчались успехом, и Бунину, наконец (см. письма Марка Алданова в гл. V.), все же присудили Нобелевскую премию. Это был не только его личный успех, но и триумф всей русской эмиграции, заявившей таким образом себя «русским Зарубежьем». Друг Бунина поэт Дон-Аминадо (о нем см. ниже) писал по этому поводу:
И вдруг из пучин незнания,
Равнодушья… – в окошко узкое,
На пятнадцатый год изгнания
Улыбнулось нам солнце русское!
10 ноября 1933 года уже Троцкий писал Бунину:
«Дорогой Иван Алексеевич! Вы себе приблизительно представляете обуявшую нас радость, когда Сергею Борисовичу по телефону сообщили о присуждении Вам Нобелевской премии. Сергей Борисович (имеется в виду Серж де Шессен. – М. У.) впал от радости в неистовство. Бушевал от счастья. <Сейчас> Сергею Борисовичу и мне приходится принимать за Вас поздравления. Поздравляют и шведы, и немцы, и русские. И вообще, кто вас читал, и кто даже не читал <…> Большевики негодуют. Еще бы! Не Горький, а Бунин удостоен премии. Есть от чего приходить в раж! Три года мы ждали этого праздника и, наконец, он пришел! Еще раз от души и искренне Вас поздравляю. Счастлив за Вас, дорогой Иван Алексеевич, и горд за русскую литературу, давшую и нам своего лауреата. Крепко жму руку и до скорого свидания. Ваш И. Троцкий»25.
6 ноября 1933 года в рижской газете «Сегодня» появилась статья И. Троцкого «Присуждением премии Бунина шведская академия искупила грех перед русской литературой», напечатанная 8 ноября 1933 года под другим заголовком также и в главной газете русской эмиграции – парижских «Последних новостях». В ней автор, рассказывая читателям об истории основания шведской Академии и работе Нобелевского комитета, дает подробную характеристику личности его докладчика по славянским литературам А. Карлгрена26, который «долгие годы занимался публицистической деятельностью и возглавлял в течение нескольких лет очень влиятельную в Стокгольме демократическую газету «Dagens Nyheter»27. Его очерки о советской России, которую он исколесил вдоль и поперек, закрепили за ним авторитет непревзойденного аналитика советского быта и создали ему немало врагов в Кремле. Русский язык и русскую литературу Антон Карлгрен прекрасно знает и любит. Русская проза и поэзия им изучены не в переводах, а в подлинниках»28.
Весьма показательным – в контексте представления И. Троцкого как ходатая за интересы русских писателей в изгнании – является, например, такой пассаж из вышеназванной статьи:
«Меня связывает с профессором Карлгреном давнишнее знакомство. Это он ввел меня в шведские литературные круги и познакомил с новейшей шведской литературой. Естественно, что, будучи в Копенгагене, я не преминул <…> навестить друга и поборника русской литературы».
Этот визит И. Троцкого к А. Карлгрену был по сути своей «итоговым». Шведский профессор, расточая славословия в адрес первого русского лауреата Нобелевской премии по литературе, не преминул подчеркнуть свою роль в успешном завершении «нобелианы» 1933 г.: «я боролся за Бунина несколько лет».
Чествование Бунина как нового лауреата Нобелевской премии началось с момента прибытия поезда в Мальмё – самый южный из крупных городов Швеции.
«Журналисты встретили Бунина на пограничной станции. Посыпались вопросы, Иван Алексеевич скоро устал, забился в купе <…> В Стокгольм приехали на рассвете. Толпа на вокзальном перроне, “юпитеры” кинооператоров, поднос с хлебом-солью и букеты цветов…»29
Среди полчища журналистов, встретивших Бунина, находился и И. Троцкий, недавно бежавший из Германии, где к власти пришли нацисты. Впоследствии он писал в одной из своих корреспонденций от 10 декабря 1933 года, что как «случайный свидетель видел, как десятки шведских репортеров и фотографов устремились к вагону, в котором ехал Бунин, видел, как вспыхивал магний и щелкали объективы и как каждый из репортеров пытался опередить другого»30.
Встретив И. А. и В. Н. Буниных, Г. Кузнецову и А. Седых в Мальмё, Илья Троцкий затем повсюду сопровождал их31, собирая таким образом материал для своих корреспонденций.
Весьма любопытной с точки зрения «нобелевской кухни» выглядит первое письмо И. Троцкого из Стокгольма, опубликованное в газете «Сегодня» 17 ноября 1933 года «Как была присуждена Бунину Нобелевская премия»:
«Нужно хоть один раз побывать в столице Швеции в дни заседания Нобелевского комитета, чтобы ощутить атмосферу, в которой живут члены жюри <..> Если присуждение премии ученым почти никогда не вызывает возражений, то едва ли проходит год, чтобы литературная премия не вызывала взрыва страстей. Что творилось в литературных кругах Скандинавии после присуждения премии итальянской писательнице Грации Деледда32 и американскому романисту Синклеру Льюису!33 Каким только нападкам не подвергались члены жюри. Европейские и заатлантические академии наук, университеты и отдельные профессора литературы забрасывают ежегодно Нобелевский комитет именами своих кандидатов. Посланники держав, аккредитованные при шведском Дворе, считают своим национальным долгом поддержать своих кандидатов. И хотя члены Нобелевского комитета люди абсолютно объективные в оценке художественного творчества того или другого кандидата, но они все-таки люди, и ничто человеческое им не чуждо. Можно без преувеличения сказать, что едва ли за тридцатилетнее существование Нобелевского комитета присуждение литературной премии было так единодушно встречено скандинавской печатью, как в этом году».
Далее Илья Троцкий особо выделяет роль Сержа де Шессена в деле популяризации имени Бунина, а также осторожно напоминает читателям о политической подоплеке награждения Бунина Нобелевской премией:
«…русские писатели незнакомы скандинавскому читательскому миру и мало переведены. А если переведены, то найти издателя для русского писателя-эмигранта, даже такого масштаба, как Бунин <…> нелегко. И в этом отношении огромная заслуга перед русскою литературою принадлежит, по справедливости, русско-французскому литератору Сержу де Шессену, стокгольмскому корреспонденту агентства Гавас34, <который> отыскал книгоиздателя Гебера35, вот уже третий год издающего произведения Бунина, и <…> упорно работал над популяризацией имени писателя и над распространением его произведений в Швеции. Он сумел заинтересовать лучших стилистов Швеции творчеством Бунина <…> Спрос на произведения Бунина так возрос, что издатель принужден был в срочном порядке заняться новым изданием бунинской прозы.<…>
Еще посейчас жюри бьется над выработкой нового этикета выдачи премий. Какой посланник будет представлять королю Бунина? Под каким флагом Бунина приветствовать? Русского национального флага формально больше не существует, эмигрант-писатель никаким посланником не защищен. <Однако> присуждение литературной премии Бунину ничего общего с политикой не имеет. Это лишь заслуженное признание художественной ценности писателя и только под этим углом должно быть расценено.<…>
Ивана Алексеевича ждет совсем исключительный прием в Швеции. В его лице нобелевский комитет и русская общественность собираются чествовать русскую литературу».
Илья Троцкий описывает наэлектризованную эмоциями атмосферу тех нобелевских дней, царившую в декабрьском Стокгольме, где «сумеречно, холодно и моросит: не то дождь, не то снег. Не разберешь… – но повсюду слышно, – Бунин, Бунин, Бунин… Самое сейчас популярное имя в Швеции. Оно не сходит со столбцов газет и страниц журналов, глядит из витрин книжных магазинов и складов, а портрет писателя украшает чуть ли не каждый газетный киоск».
А вот, для сравнения, цитата на ту же тему из книги воспоминаний А. Седых:
«Фотографии Бунина смотрели не только со страниц газет, но и из витрин магазинов, с экранов кинематографов. Стоило Ивану Алексеевичу выйти на улицу, как прохожие немедленно начинали на него оглядываться. Немного польщенный, Бунин надвигал на глаза барашковую шапку и ворчал: – Что такое? Совершенный успех тенора»36.
В корреспонденции «Встреча И. А. Бунина в Стокгольме» от 10 декабря 1933 года И. Троцкий писал:
«Советская печать <…> замолчала награждение И. А. Бунина Нобелевской премией. И естественно, что шведская пресса не преминула осведомиться у лауреата об его отношении к советскому режиму и советской литературе. Я презираю советский режим, – сказал Бунин <…> Молодое поколение советских писателей пишет только в порядке «социального заказа». Оно лишено не только свобод, но и независимой творческой мысли <…> Разумеется, есть и сейчас в России крупные писатели и художники, но все это мастера, создавшие себе имя в досоветское время. Они насыщены культурою, образованием, большой начитанностью и не разучились еще свободно мыслить. Но этот тип п