< новое > помещение не хватило средств на то, чтобы приспособить его для нужд редакции. Тогда под председательством <…> проф. М. М. Карповича52, при деятельном участии Андрея Седых и других сотрудников было создано Общество друзей «Нового русского слова» <…>. С помощью <…> небольших денежных взносов и крупных беспроцентных ссуд газету удалось спасти»53.
По авторитетному свидетельству Андрея Седых, о коем речь пойдет ниже, к концу 1930-х годов в газете уже работала большая группа журналистов-профессионалов54. Да и сам Вейнбаум писал достаточно много и качественно, что с уважением отмечалось его рецензентами:
«Внимательный и вдумчивый наблюдатель, одинаково хорошо осведомленный в проблемах как русской, так и американской жизни, М. Вейнбаум знает, как рассказать о своих наблюдениях и передать свои мысли в точном, ясном и живом изложении»55,
Помимо русскоязычной публицистики, Вейнбаум писал также статьи на английском языке для таких американских газет, как The San, The Globe, The Herald Tribune.
В 1930-е годы «Новое русское слово» вело бескомпромиссную борьбу с советской пропагандой. Влияние разоблачительных материалов о политике массового произвола и беззакония, проводимой сталинским режимом, на общественное мнение русскоязычного иммигрантского сообщества Соединенных Штатов было весьма ощутимо, что вызывало открытую враждебность просоветских организаций, которые до войны «забрали большую силу» в США и, науськиваемые из Москвы, всячески вредили газете.
По воспоминаниям М. Вейнбаума, коммунисты уничтожали номера газеты в киосках, грозили продавцам бойкотом за ее распространение, срывали антикоммунистические собрания, нередко избивали своих политических противников. Самой редакции также неоднократно угрожала опасность разгрома. Так, в 1933 году, когда «Новое русское слово» оказалась первой в США газетой, сообщившей о страшном голоде в СССР, тысячная толпа коммунистов бросилась в редакцию, находившуюся тогда на 14-ой улице, однако вызванная полиция успела предотвратить расправу.
С началом Второй мировой войны «Новое русское слово» однозначно стало на патриотические антигитлеровские позиции, а после нападения Германии на СССР номера газеты «за 23 и 24 июня 1941 года были почти полностью посвящены ситуации в СССР, военным действия, письмам откликам русских американцев на начало войны. <…> Самым кратким и понятным стало название статьи сотрудника газеты Я. Лисицына “За Россию!” Он считал самым важным в данный момент единство русского народа в борьбе с агрессором: “Мы не можем помочь там. Но мы можем помочь здесь!”
Критика советского режима фактически была свернута на время войны, но общее негативное отношение ко всему “коммунистическому” сохранилось, не скрывалась антипатия и лично к Сталину. Автор данной статьи писал: “Гнусная политика Сталина была явно антирусской, – и предполагал, что, конечно, не вслух, но в душе, советские люди могут думать так же, как и он. – Хоть и сволочь Советы, но нужно защищать Россию”»56.
Взгляды правомонархической части русской эмиграции, возлагавшей надежды на Гитлера и его режим в борьбе с большевиками, были отвергнуты газетой, как заведомо лживые и предательские по отношению к русскому народу, против которого, в первую очередь, вела войну нацистская Германия. «Не на Сталина напал Гитлер!» – характерный заголовок одной из статей в «Новом русском слове» от 18 июля 1941 года.
«Названы “пораженцами” были и те, кто предлагал президенту Ф. Рузвельту не помогать СССР в начавшейся войне, так как это только укрепит сталинский режим. Против такой <политики> были и редакционные статьи <…>, и письма читателей, в том числе белогвардейцев, (публиковавшиеся в газете – М. У.). Откровенно говоря, о своем антикоммунизме <их авторы>, прежде всего, считали себя русскими патриотами, а Германию – историческим врагом России»57.
«Новое русское слово» в буквальном смысле слова «расцвело» с началом Второй мировой войны в результате наплыва в Нью-Йорк большого числа эмигрантов из Европы.
«С 1941 г. список сотрудников начал быстро расти. Приехал из Парижа и вошел в состав редакции Андрей Седых (Я. М. Цвибак); начал печатать свои фельетоны С. Л. Поляков-Литовцев; приехал из Франции один из столпов “Последних Новостей” А. А. Поляков58, немедленно приглашенный на пост помощника редактора. В газете стало регулярно появляться имя М. А. Алданова, который продолжал свое сотрудничество в “Новом Русском Слове” до самой смерти. Его последний роман “Самоубийство” и был опубликован полностью в “Нов<ом> Русск<ом> Слове”. В состав постоянных сотрудников вошел вскоре публицист Г. Я. Аронсон59, писавший в “Социалистическом Вестнике”, “Новом Журнале” и “За свободу”. Был приглашен на работу В. И. Гессен60, автор книги “Герои и предатели”, ранее сотрудничавший в берлинском “Руле”. <…>С начала сороковых годов в газете начали сотрудничать видные евреи-меньшевики и эсеры – <…> Р. А. Абрамович, С. М. Соловейчик, <…> М. В. Вишняк61, – эти же имена мы встречаем и на страницах Нового Журнала. Это – очень характерное явление для зарубежной печати, начиная с эпохи второй мировой войны: при довольно большом разнообразии печатных органов и их политических и общественных направлений, мы встречаем почти повсюду одних к тех же сотрудников. Множество общих сотрудников можно найти у “Нового Русского Слова”, “Русской Мысли” в Париже, “Нового Журнала” и “Социалистического Вестника”. Общий либеральный демократический дух этих изданий определяет естественно и состав сотрудников»62.
Благодаря кипучей общественной деятельности и авторитету Вейнбаума в широких кругах американской общественности, в годы войны газета стала одним из центров оказания всесторонней помощи русским эмигрантам. На ее страницах шла прямая агитация под лозунгом «Помогите своим соотечественникам приехать в США!» С помощью газеты смогли наладить свою деятельность «Общество помощи русским детям за рубежом», «Российское объединенное общество взаимопомощи в Америке», «Литературный фонд», «Союз русских евреев» и др. эмигрантские организации.
Если в годы Второй мировой войны критика СССР и существующего в нем тоталитарного строя на страницах газеты практически сошла на нет, то с началом «холодной войны» Вейнбаум в своей редакторской политике твердо придерживался антисоветской линии63, он писал в одной из своих статей64:
«В газете встретились люди различных группировок и различных убеждений, но объединенные своей ненавистью к коммунистической диктатуре, в своей готовности бороться за свободную Россию, за благоденствие и прогресс приютившей их Америки».
М. Вейнбаум был не только успешным издателем, но и крупным общественным деятелем, к мнению которого прислушивались в кругах политического истэблишмента США. Он являлся членом Академии политических наук (The Academy of Political Science), Клуба иностранной прессы (The Overseas Press Club) и Общества представителей кинокритиков не англоязычной прессы (The Film Crities Circle of the Foreign Fanguage). Возглавив в конце 1940-х годов Литфонд – «Литературный фонд поддержки русских писателей и ученых в изгнании», он сумел превратить его в действенный инструмент помощи русским литераторам, особенно тем, кто, живя в разоренной послевоенной Европе, находился в тяжелом материальном положении. Среди получателей литфондовских пособий были такие «звезды» первой величины, как Иван Бунин, Алексей Ремизов, Борис Зайцев, Георгий Иванов, являвшиеся также постоянными авторами газеты.
Благодаря своей общественной активности, М. Вейнбаум «был человеком номер один среди <американской> эмиграции»65, общественным деятелем, всеми силами старавшимся поддерживать в ней интерес к русской духовной традиции. Бережное, заботливое отношение к Бунину со стороны Вейнбаума и возглавляемой им газеты в этом отношении выглядит отнюдь не только проявлением сугубо личной симпатии или данью его литературному гению. В идеологическом плане, а в СССР «Новое русское слово» и его авторы справедливо рассматривались как бескомпромиссные идеологические враги, Бунин представлял собой символ «свободной России» и его авторитет в русском Зарубежье, ничем не запятнанный в годы войны, всегда непреклонно отстаивался Вайнбаумом, несмотря ни на какие выверты политической конъюнктуры. «Новое русское слово» и Литфонд – две наиболее авторитетные и влиятельные организации послевоенного русского Зарубежья, которыми бессменно руководил Марк Вейнбаум, являлись по существу защитными бастионами Бунина в бурном море эмигрантских политических дрязг и конфликтов, которое со всех сторон захлестывало тяжело больного, но до последних дней жизни «кусучего» писателя. Обо всем этом наглядно свидетельствует переписка, публикуемая в гл. V.
Андрей Седых (наст.: Цвибак Яков Моисеевич) (1 августа 1902, Феодосия Таврической губ. – 8 января 1994, Нью-Йорк)
Если правой рукой Вейнбаума в его общественной деятельности, главным образом на ниве благотворительности, был Илья Троцкий, то в редакционно-издательской работе он с конца 1940-х годов все больше и больше опирался на Андрея Седых.
Андрей Седых, он же Яков Моисеевич Цвибак – крымчанин, уроженец солнечной Феодосии66, в которой прошла вся его российская часть жизни. Свои юные годы автор описал в нескольких автобиографических очерках, вошедших в книгу «Крымские рассказы», 1977). Есть там смешное повествование о том, как феодосийский гимназист-малолетка чуть не попал на цирковую арену, случайно став «учеником» знаменитого на всю Украину борца-тяжеловеса. Дорогу на арену мальчику перекрыл его собственный отец. Отец Якова Цвибака писал на досуге корреспонденции для газет «Южные ведомости» и «Крымский вестник»67. Из всех многочисленных занятий Моисея Цвибака журналистика, видимо, звучала как дело особо престижное, поскольку Яша еще в раннем детстве, как он утверждал впоследствии, решил, что станет литератором.