У. консерватории назначен на 29 декабря. Очень жаль мне Зурова и Варашавского. Работа трудная инертная. Вчера заметили, что кусок на крыше подпилен, значит готовятся… По соседству, у англичан, уже было одно нападение, обокрали гараж. А солдаты крепко спали… Леня говорит, что Варшавский (он уже работает там полгода) стал отупелым. Сам он первые недели по ночам работал, а теперь чувствует, что это не по силам. И<ван> А<лексеевич> все время уговаривает его бросить это место. Встретила на днях Серова194, который знает состояние здоровья Зурова, и сказала об этой службе, он всплеснул руками. Обещал зайти и поговорить с ним. Главное плохо, что днем у нас ему нет возможности хорошо выспаться. Комната рядом со звонком и другим учреждением… меня очень пугает судьба Мочульского… У нас, несмотря на тесноту, все же бывают гости. Вчера обедал приехавший из Италии “мой друг детства”. Много интересного рассказывал и об Италии – там почти все есть, даже битые сливки. Коммунизм в моде. О фашизме почти забыли. Сын Амфитеатрова195 дает концерты, вдова жива. Сижу в новых очках. Вдаль смотреть изумительно хорошо, а вблизи еще не прилажусь. Устают глаза…».
Приписка на полях письма: «Приехал Роговский, завтра будет у нас. В такой холод опасно…<ехать> в вагоне. Клягин196 говорил <по-видимому, о том, как нужно ездить в вагоне – М. У.>. Он дал Вам двух подписчиков. Одного на все. Другой взял две книги. Варшавский уже отказался от места. Зуров упорствует, на ногах перенес грипп, остался бронхит. Очень холодно в гараже. У нас стоят морозы. За месяц службы он получил 8.300 фр<анков>. Литературную работу почти не может продолжать. Надеюсь, что он последует примеру Варшавского, но не будет ли это поздно? Неделю не удосужусь отправить письмо это. За эти дни получила послание от Кусковой. С нее взяли пошлину 4 фр<анкав>20 цен<тов>. Обнимаю, целую всех нежно. Привет друзьям. Ваша В.Б».
Алдановы в самом начале 1947 года приехали из Нью-Йорка в любимую ими Ниццу.
19 января:
«…Я благополучно приехал в Ниццу и снял небольшую квартиру без обязательств о сроке. Сколько останусь здесь, не знаю…».
Бунин в Париже сильно болеет. У него развилось острое малокровие, врачи опасались белокровия. Алданов утешает больного:
«Дорогой друг! Только что получил Ваше письмо от 18-го. Я солгал бы Вам, если бы сказал, что оно меня не встревожило. Но меня очень успокаивает то, что когда-то, когда опасались перехода Вашего малокровия в белокровие, известный врач сказал о Вашем состоянии то же самое. А это было 25 лет тому назад. Бог даст, Вы скоро оправитесь совершенно. Но, ради Бога, не жалейте денег ни на леченье, ни на питанье. Я тотчас пишу Цетлиной, Зензинову, Николаевскому 197, чтобы Фонд дал Вам новую ссуду».
26 января Бунина пишет Цетлиной:
«Милая и дорогая моя Благодетельница, пользуясь визитом очередной красавицы у Яна, пишу Вам. Замучена я сверх сил. Почти месяц как Ян болен. Спим на прошлогодний манер под красным пледом. Было три доктора: Серов, Зернов198 и Вербов199. Все успокаивают, но меня начинает пугать его состояние. Особенно ночной кашель, отчего я должна проводить ночи в его комнате – нужно иной раз бывает в кухню и подогревать что-нибудь. Жара нет. Но он очень ослаблен от потери крови. Чуть ли не шесть недель она не останавливается. Кроме того и печень не в порядке, и он на строгой диете, которую он покорно переносит. От поездки на юг он не отказался. А соблазнил и Тэффи, которая тоже решила там отдохнуть. Но точного срока поездки не назначено. Во всяком случае, это будет не раньше двадцатых чисел февраля. Сейчас здесь морозы “крещенские”. В моей комнате по утрам лед на окне. В кухню войти приятно – настоящий ледник. На юге тоже выпал снег, а юг при снеге не очень приятен, хотя и колоритен. Вот уехала после операции жена Клягина в Грасс, да там схватила такой грипп, что он осложнился воспалением уха. Да и вообще на юге зимой доктора нарасхват, так что я не очень жалею, что Ян не уехал. Болеть дома все же лучше, чем в самом образцовом Доме отдыха. Книги ваши продаются, но не очень шибко. Отчасти мешает и болезнь Яна, нельзя отлучаться от дома, да и дел столько, что ничего не успеваешь делать вне дома. Никого почти не вижу. Наталья Владимировна <Кодрянская200> была у нас на католическое Рождество, а затем пропала без вести. Вы, вероятно, больше знаете о ней, чем мы. Может быть, она занята устройством квартиры? А, может быть, уехала в Швейцарию? Ляля <Жирова> передала Марку Александровичу <Алданову> 5108 франков. А после его отъезда еще получено для вас 1020 франков, но не всем еще розданы последние книги. Ваши пакеты по три экземпляра приходят, на днях получила еще два. Клягин дал три адреса. Зайцевых видела на днях <…>. Теперь они заняты устройством “Вечера Блока”, все-таки мне оставили десяток билетов для тех, кто к нам заглядывает, но их очень мало – гости редки. Многих не видела почти с вашего отъезда. Институт “гости” и “в гости” почти не существует у меня. Получаю письма от Гали <Кузнецовой>, получила одно письмо от Марги <Степун> в очень дружественном тоне.
Галя между прочим пишет: “Вообще я давно хотела воззвать к столь сильному в Вас духу общественности: здесь много писателей в Мюнхене, все они, правда, не организованы, как следует быть, но все же их много, многие из России. Никто из них не имеет понятия о нашей парижской эмигрантской культуре (поднимают брови, когда я говорю об этом), ничего не читали, не знают никаких имен. Из Парижа не приходит ничего, ни газет, ни журналов. Вот теперь есть несколько журнальчиков и книга Зензинова, но ведь люди, желающие заниматься литературой, ничего этого не знают и не могут достигнуть <в смысле достать’ – М. У>, довольствуются дешевыми во всех смыслах книжечками, издающимися случайно и продающимися за баснословные деньги. Вот я и хотела через Вас, зная, что вы всегда добивались того, чего хотели, попытаться наладить присылку сюда хотя бы по одному номеру всех издающихся за границей журналов – ‘Нового журнала’, ‘Новоселья’, не знаю еще каких. Зензинов присылает только ‘За свободу’ и ‘Социалистический вестник’, который у меня все просят и они нарасхват. Гагарин201, обожающий Бунина, в сущности его плохо знает, а Зурова прочел только тот кусочек ‘Бегство’, который он прислал в альманах, и сказал мне с удивлением, что он очень хорош. И это еще самый, как говорится, начитанный и интеллигентный, и, несомненно, очень талантливый. К сожалению, печатается он только по-немецки – уже четыре книги вышло. Марья Самойловна в свое время прислала Степуну <Федору> проспект ‘Нового журнала’ с просьбой распространить и содействовать подписке, но отсюда нельзя посылать деньги, так что при всем желании это остается только желанием. Я просто считаю, что сюда необходимо посылать хоть один номер того и другого журнала на один адрес: прочтя его, я бы его распространяла дальше. Ведь подумайте, здесь все лишены первоклассной литературы, и ведь это ‘жаждущие’ русские, в большинстве случаев новое поколение. Словом, я полагаюсь на Ваше общественное чутье и такт и, вероятно, что-нибудь из этого выйдет”.
Я уже сказала об этом <Михаилу> Струве, он обещал списаться с Галей и послать кое-какие номера “Современных записок” и другие книги, которые у него имеются в двух или трех экземплярах. Хорошо было бы, если бы “Новый журнал” туда посылался: во-первых, благая польза, а во-вторых, все же это пропаганда его. Наступит время, когда и оттуда возможно будет посылать деньги, и тогда легко будет получить подписчиков. Ведь Степуны всегда стоят в центре колонии. Если Вы решитесь на этот щедрый шаг, то напишите и я пошлю пять Ваших книг. Пересылку беру на свой счет. Или же узнайте от Владимира Михайловича <Зензинова>, по какому адресу он посылает Гале журналы, и пошлите сами. Мне кажется, что это сделать необходимо. На днях я напишу об этом и Софье Юльевне <Прегель>. Иногда бывает у меня Паша М.202, я тоже ей об этом говорила, но они так заняты здешним, что едва ли у них хватит сил еще на посылку книг туда. Мне, к сожалению, совершенно нет времени заниматься какими-нибудь делами, кроме комнатных. Я уже и так переутомлена: все время хочется спать. В “Быстрой помощи” большое огорчение: здоровье Сергея Федоровича Штерна. Ему уже сделали две операции и еще будут делать две. По-видимому, у него рак на челюсти. В последний раз, когда я его видела, на заседании, он уже не мог раскрыть рта, питается только жидкой пищей. Все ему делается в клинике Кюри. Он переносит это совершенно геройски, скрывает свое состояние от жены, которая слепнет. Во время заседания он, как всегда, оживленно обсуждал все вопросы, радовался по-детски удачной продаже лотерейных билетов. Посылки на эту лотерею, Вы знаете, послал Б. Ю. Прегель. Я уже продала на нее на 3000 франков. Хотим собрать сто тысяч, чтобы хоть на некоторое время быть обеспеченными. Боюсь, что Сергей Федорович…. Не хочется писать. Это одно из самых больших моих огорчений. Его заменить будет некем, если что-нибудь случится. Олечка на рождество повеселилась, была на нескольких елках. В гимназии у них была устроена вечеринка, где она танцевала. У нас тоже была елка. Приглашены были десять девочек и мальчиков. Играли в птиже, кричали сильно, но И<вана> А<лексеевича> не беспокоили, так как это было в моей комнате. А затем перешли в Лялину <Жировой>, где стояла елка и дети по очереди декламировали. Олечка прочла “Россию” Блока, “Чуден Днепр” и “Веселый месяц мая” Алексея Толстого. Она очень хорошо читает, это у нее от матери <Ляли Жировой>, которая ее и научила чтению стихов и прозы. Леня Зуров продолжает дежурить по ночам, охраняя американское имущество. Сегодня третью ночь подряд, а завтра 4-ю, так как его один из сослуживцев женился. Сегодня была свадьба, и он его заменяет. Володя Варшавский уже ушел, больше полгода не выдержал. Лене еще плохо, что там пыльно и грязно. Спать приходится на цементном полу, подложив лишь брезенты. Словом, буду счастлива, когда он оттуда уйдет. Но как это сделать? Из Америки он давно ничего не получал. Карпович тоже никак не отозвался на его присылку. Мне жаль, что он не работает ни в Трокадеро, где его ждут, ни над своим романом. Очень трудно совместить творческую работу с бессонными ночами. Вы правы, он стал спать все меньше и меньше. Вид у него пока хороший, он даже пополнел, так как должен много есть, но нервы его никуда и печень стала давать себя знать. Недавно забегала Вера Рафаиловна в новой шубке. Очень хорошо сшита, только для зимы очень маленький воротник, но, говорят, это модно, больших никто не носит. Я очень рада, что в этом году не шью себе шубу, радуюсь, что у моей воротн