ик такой, хоть в Москву поезжай, что значит, шил москвич Солдатский. Был сегодня Роговский. Назначили отъезд Яна между 6 и 9 февраля. Роговский тоже хочет ехать в том же поезде. Бог даст, к тому времени потеплеет. Сегодня письмо от Беляева. Советует не приезжать раньше 5 февраля – ужасная погода! Целую Вас. Ваша В. Б.».
Приписки на полях письма: «Только сегодня отправляю письмо. Яну лучше, но все же он кашляет. Вчера был Зернов. Думают ехать Тэффи, Роговский, Пантелеймонов и Ян. Пантелеймонов, конечно, будет жить в отеле. Устала я очень. Ночью был небольшой припадок. Зайцевы у Шуры были, с ними все в порядке. У Кука203 сказали, что раньше 21 февраля нельзя достать билетов. Я рада. Читаю Кравченко204. Интересно, но времени на чтение очень мало, поэтому больше просматриваю книги. Утром был приступ печени. <…>….Ален <Кривицкий, внук Цетлиной от Ангелиночки – М. У.> действительно очень способный и умный ребенок.
Зернов женится на швейцарке (немецкой). Свадьба 16 февраля на рю Дарю».
Следующее письмо Буниной Цетлиной датировано 19 февраля и 9 марта:
«…у Яна оказалось после анализа крови всего 300000 красных шариков, а нужно их у мужчин четыре с половиной миллиона или даже пять! Вы представляете, в каком мы волнении. Дело в том, что у него больше чем два месяца назад было кровотечение205, и он обескровил, как это было 26 лет тому назад.<…> Он до сих пор в постели и так слаб, что пройти по комнате – целое дело. Большое упущение было сделано, что анализ произведен был так поздно. Всех врачей и нас пугал его кашель, который и до сих пор продолжается и имеет характер коклюшечного, есть мнение, что и кашель отчасти зависит от ослабления всего организма. Одно время думали, что дело в сердце, так как пульс порой бывает очень слабый и частый, после анализа врачи говорят, что это тоже от сильнейшей анемии. А сердце, к счастью (это единственное утешение), в хорошем состоянии. <…> И раньше во время его болезни его питание стоило дорого – Вы, вероятно, от Ангелиночки знаете, какие теперь цены, а последнюю неделю (анализ был получен в прошлую пятницу) его питание и отопление мне иной раз в день обходится 2000 франков, а самое малое 500 франков. Его необходимо кормить, например, телячьей печенкой, кило которой стоит 600 франков. Ему всегда холодно, порой он дрожит и приходится топить, и на одну лишь растопку идут бешеные деньги. <…> Чтобы его не расстраивать, я скрываю от него наше финансовое положение. <…> О себе могу сказать, что я устала очень. Ведь с 1 января этого года я проводила до последних дней ночи с ним. Он кашлял так, что приходилось раза по три в ночь вставать и давать ему что-нибудь теплое. Последние три ночи я сплю в своей ледяной комнате, не раздеваясь, так как если позовет, то нужно как можно скорее к нему добежать и дать пить или посмотреть, не погасла ли печка. <…> Тэффи тоже заболела, у нее что-то с сердцем, какие-то шумы. Ее уложили на три дня в постель, запретили двигаться, и она, бедная, лежит одна в холоде. Трудно достать билеты на юг. Ведь нужны спальные места. Иначе ни она, ни И<ван> А<лексеевич> не доедут. Больше месяца уже хлопочут и все никак не получат. Теперь надеются на середину марта. Получила на днях два пакета книги 12-й. Почему послали именно этот номер, не совсем понимаю. Сегодня пришла посылка от милой Татьяны Сергеевны Конюс, и как она кстати. Кое-что отдала И<вану> А<лексеевичу> как мед, чернослив, изюм. Жаль, не было кофе, здесь выдали только за декабрь… Милая, дорогая моя, только что пережили ужасные моменты: Яну было дурно. Я вошла в его комнату, когда он сел обедать, и увидела, что он, опустив левую руку, сидит в наклонном положении. Я спросила, что с ним, он ответил: “Ничего”. Но позы не переменил, тогда я поняла, что ему плохо, позвала Лялю, а затем ее мужа <Алексея Жирова>, который был, к счастью, у нее. Ляля стала приводить Яна в чувство, а я бросилась к Нилус, чтобы позвонить Айтову, который, к счастью, оказался дома. Это был обеденный час. И попросила Берту Соломоновну <Нилус> пойти и посмотреть, так как у нее большой медицинский опыт. Ей показалось, что дело совсем плохо, и она еще раз позвонила Владимиру Давыдовичу <Айтову>, напугав его так, что когда он приехал к нам, у него тряслись руки. Жиров помог Яну перейти на постель, и когда доктор явился, то он уже был в полном сознании. Айтов думает, что это желудочное: его мутило. Он впрыснул камфару и дал на ночь принять морфию. Сегодня у нас были гости: Тэффи, Пантелеймонов, Струве <Михаил Александрович> и Наталья Ивановна <Кульман>, и все, конечно, его утомили, а он еще очень слаб. Теперь никому не позволю больше четверти часа быть около него. Может быть, и съел что-нибудь, что не переварилось.
<…> Очень жаль, что вместо 14-й книжки мне прислали 12-ю. Их у меня теперь 23, а четырнадцатых только четыре. Нужно последних дослать. Сейчас ими занимается моя приятельница Наталья Федоровна Любченко, очень живой и деятельный человек. У Ляли <Жировой> все повышенная температура, и врачи до сих пор не доискались причины, а потому ей трудно быть энергичной, и я предложила Наталье Федоровне заняться Вашим делом. Сегодня она пристроила в одном месте весь комплект. <…> Вы спрашиваете, что нам нужнее всего из вещей. Я как-то так далеко сейчас от этого, что затрудняюсь сказать. Конечно, всегда нужны чулки. Хорошо было бы, если бы Вы могли достать у кого-нибудь летнее пальто для меня – у меня нет никакого, а что-либо себе покупать я считаю невозможно. И так деньги у нас теперь “с крылышками”. Читаю теперь книгу о Чехове трагически погибшей Немировской206, хорошо написана, и не понимает она в Чехове сравнительно мало. Попросите и милую Софью
Юльевну <Прегель> послать Гале <Кузнецовой> “Новоселье”. Галя пишет, что прямо рвут книги. <…> Я хотела сама написать Софье Юльевне, но боюсь, что времени не будет, да и очень я утомлена. Не судите строго мой стиль. Когда хожу по улицам, то мне кажется, что я вот-вот засну. Поздравьте и от меня Софью Юльевну за ее энергичную деятельность. Надеюсь, что тоже в этом году прилетит в Париж. Я не совсем понимаю, в чем будет состоять юбилей, это юбилей только “Новоселья” или ее? Если ее, я приветствую ее тоже как поэтессу, а не только как редактора журнала. Вы спрашиваете, кто мне помогает? Конечно, Ляля, мадемуазель Имбер207, очень Наташа Любченко, Феничка, Тамара Бродская208. Б. С. Нилус присылает иногда котлетку, которую Ян ест с большим удовольствием. Она ведь повариха. Леня часто приносит провизию: рыбу и другое. Бахрах иногда ходит со мной за растопками, так что все-таки есть добрые люди».
В нижеследующем письме Буниной, помимо бытовых подробностей и сведений о состоянии здоровья Ивана Алексеевича, много внимания уделяется вопросу распространения в Париже «Нового журнала». Усилиями всего бунинского окружения дело было налажено на удивление – с учетом тогдашней неустроенности общего быта! – все грамотно и толково. При этом Вера Николаевна, несмотря на плохое самочувствие и необходимость денно и нощно ухаживать за постоянно хворающим Буниным, явно играла в нем роль организатора и координатора.
14 марта:
«Милая, дорогая Марья Самойловна, послала Вам авион209, а сегодня опять нужно писать. Пришлите экземпляры XIV. номера, – на складе осталось всего 4 экземпляра! Десятой книжки тоже нет. Постараюсь достать у Якова Борисовича <Полонского>. На <улице – М. У.> Николо не нашли. На складе (на Яшкиной улице) оказался один экземпляр. Обидно, если придется пристраивать, начиная с одиннадцатой книжки. Очень прошу немедленно прислать XIV. – и как только выйдет XV. книжка послать и ее. Уже двое заплатили за будущую книгу. В Вашей кассе 5060 + 4408, переданных Е. Н. < Кусковой > Марку Александровичу <Алданову>.
18 марта: Только что пришла вещевая посылка. Спасибо. Сердечно благодарю и Вас и Вашу приятельницу. Ей напишу отдельно. Костюм и башмаки пришлись Ляле, красненькое платье Олечке.
Ей на днях исполнилось 14 лет. Материю советуют мне взять на пальто. Конечно, сейчас о шитье и думать нельзя. Пока спрячу.
Очень Вас благодарю за все. С Яном прошлую неделю повозились. Был один раз обморок. Появились боли в груди. Но все это вторичного происхождения. Главное – это анемия, которая за месяц не улучшилась.
Объяснение: 1) между первым и вторым анализом он терял кровь, т. к. не сразу решился на уколы. 2) очень нервничал. Жизнь вел не для больных малокровием: без воздуха, почти все время в постели. 3) от бессонницы. Сегодня первую ночь спал. Вчера кончились уколы. Три было сеанса. На втором выжигали электричеством еще что-то. Стоило это 3500 фр<анков> по пониженному тарифу – устроил Айтов. Со вчерашнего дня пошел в <носку? – неразборчиво> «второй» подарок. Как долго он проносится, не знаю.
В субботу назначен отъезд. Билеты во II классе спального <вагона? – неразборчиво> 4.000 <франков> с чем-то. Едет один. Тэффи и Роговский уехала вчера, не достав мест в вагоне<купе210>, довольствуясь кушетами211.
Конечно, я сильно беспокоюсь, как он доедет один, но ничего не вышло. Едва достали (через Клямина) билеты для Яна. Дам хорошо на чай проводнику, чтобы он заглядывал и делал все, что Ян попросит. Поедем его провожать скопом. Вещи отправлю багажом через Du che-min212, чтобы он имел при себе только самое необходимое. В Антибе его встретят Беляев, Роговский и Тэффи на автомобиле. Там живут Ставровы213. Жена в хороших отношениях с Яном, будет ему исполнять поручения.
Я так устала, что у меня одна мечта: лечь и пролежать не 24 ч<аса> сряду, а 48. Если он там уживется, то есть морской воздух ему будет на пользу, думаю в мае тоже туда поехать.
Поцелуйте милую Софью Юльевну за термос. Он очень облегчает мне жизнь. Варю кофе с вечера и ночью не нужно бегать в кухню. С.Ю. напишу на днях. Целую крепко. Ваша В.Б.».
Приписки на полях письма: «Сегодня письмо от Гали <Кузнецовой>. Очень благодарит Вас за журналы, они нарасхват. Пришла вторая посылка от Диона, она очень хорошая, есть кофе, варенье и т. д. Ян целует и благодарит. Ляля шлет сердечный привет».