225, то картофель, который я поливаю маслом, тоже купленным очень дорого за свой счет, то Что-то из рубленного лилового гадкого мяса. Кофе пью свое – пока, потому что скоро его не будет, а будут ли давать от дома потом – не знаю. Все это не исключает того, что обо мне очень заботятся и доктор и Шиловская226 (подруга его жизни) и заведующий хозяйством Протасов, о котором я тебе писал. Днем дремлю, ночью бессонница, кашель. Слаб так, что еще ни разу не вышел из дому. И тревога: деньги тают, и что дальше, откуда взять? У меня осталось уже всего 13 тысяч… Очень заботливы обо мне Ставровы, все прикупки делают они. Да еще зубы: кляну себя, что не вырвал, все ноют и не могу ничего в рот взять мало-мальски тугого, крепкого”… Конечно, мистраль очень действует на нервы, особенно на его теперешние – ведь пошел четвертый месяц его страданий. Я расстроилась бы еще больше, если бы не письмо Марка Александровича <Алданова>, который мне сообщает, что был у него накануне, и вид его, то есть вид Яна, его порадовал еще больше, чем при первом свидании. Хотя это обманчиво: когда навещает кто-нибудь, кто приятен, Ян оживляется и кажется совсем другим, чем знаю я его. Пишет, что Беляев не настаивает, чтобы он выходил на воздух – погода еще холодная. А у него тепло. Конечно, тяжелы ночи. Я ведь с ним их проводила. И знаю, что это такое. У меня есть немного кофе, которое я предназначила для него. На днях с оказией пошлю ему его. Да, я пропустила еще одну фразу из письма Яна: “Заботятся. Да толку от этого немного: повторяю – питание для моего малокровия в общем… – тут слово, которое я не могу Вам передать, – жалкое по сравнению с тем, что я имел дома”. Мы, действительно, его питали как в лучших санаториях, баловали из всех сил, но это можно только дома, да при деньгах. Я все же надеюсь на ампулы, которые должен прислать из Лондона Гавронский227. И когда прибавятся красные шарики, то будут и силы, начнет гулять и не так будет тосковать. После мистраля обычно наступает хорошая погода, и он, Бог даст, сразу будет себя лучше чувствовать. Если, конечно, в нем нет еще чего-то. Вербов думает, что ему полгода тому назад следовало сделать анализ крови – при его вечной потери ее нужно было следить. Марк Александрович пишет, что собирается опять поехать к нему, везет ему “Бесы” Достоевского, а то ему нечего читать. Когда выйдет пятнадцатая книжка? Пошлите ему сразу, напишите ему письмо…<…>» Приписка на полях первой страницы письма: «Вы не ответили мне на каком языке я должна поблагодарить вашу приятельницу за ее великолепную посылку? Кто она, русская или американка? А кто эта Estelle Coleman? Если знаете, то поблагодарите за меня. А я напишу тоже».
2 мая Бунин просит Алданова заказать ему обратный билет на поезд до Парижа в первых числах июня:
«Мне очень трудно ехать с кем-нибудь даже вдвоем, поэтому я был бы просто счастлив получить купе первого класса одноместное. <…> дайте понять тому, с кем будете иметь дело у Кука, что он получит очень приличную взятку (какую именно, по-Вашему?) или же (если найдете нужным) просто дайте эту взятку заранее».
3 мая Бунина пишет Цетлиной:
«Милая и дорогая моя, неделю тому назад я, разрешившись от бремени Лёниным вечером, немного отдохнувши, по пути устроивши у нас в складчину 1 мая обед в честь всех устроительниц, Адамовича и Лени, я, наконец, могу побеседовать с Вами и поделиться впечатлениями обо всем, что встречается на пути моем. Прежде всего, радость: Ян почти выздоровел, даже стал спускаться в кафе. Душевное его состояние тоже хорошо, он пишет мне очаровательные письма. Беспокоится только о 50 книгах228, почему-то он надеялся, что передаст <их> ему Ваша Шурочка, – может, спутал ее с сыном Глаши229…
Но я понимаю, что сейчас не до книг. Нужно подождать. Нужно записаться в какую-то библиотеку. Я так ему и посоветую. Сегодня он пишет, что хочет уже хлопотать о билетах, конечно, в спальном. На чем я очень настаиваю, – чтобы он вернулся домой в форме. Вероятно ему придется сделать еще несколько уколов. Так он на них не решается. Нам рассрочили налог на три раза. Первый взнос нужно сделать 15 мая. Размер этого взноса 6 тысяч с чем-то. Он, конечно, тревожится. У меня тоже мало денег. Один его билет будет стоить около пяти тысяч. Вчера мне звонили Ставровы, которые только что оттуда приехали. Вести о нем прекрасные, но, кажется, он решил остаться там до половины июня. Но подтверждения я от него еще не получила. Вечер Лени прошел очень удачно. Зал был переполнен. Адамович сказал очень много лестного о Лени, говорил о нем, как о крупном писателе. И это искренне, так как зимой он тоже самое говорил Яну о Зурове. Балет Гржебиной230 танцевал с успехом. Хуже читал Леня. Он был совершенно простужен, хрипел, боялся, что не достанет дыхания, от этого спешил, а кроме того в этой зале очень дурной резонанс – почувствовали все, когда пел Гришин231. Все романсы Рахманинова, первый на слова Бунина. Но зато атмосфера на вечере была редкая. Был устроен буфет на покрытие расходов. Дороги были стулья – по 16 франков. Пришлось заплатить 2000 фр<анков> за них. Мне было очень жаль, что американцы отсутствовали: Ваши уехали как раз в этот день на юг, а Кодреи232 в Швейцарию – заболел сильно в Цюрихе муж сестры самого. И они позвали на помощь. Доход с вечера тоже очень хороший. Конечно, мы хотели, чтобы он был еще больше, но… Во всяком случае он <Зуров> теперь может бросить службу, и, отоспавшись, приняться за окончание романа. Обед первого мая, о котором я упомянула, прошел тоже очень оживленно и приятно. Из приглашенных не пришли Нат<алья> Иг<натьевна><Михельсон> и Зайцевы. У первой муж кого-то пригласил к обеду. Вторые, вероятно, боялись обратно идти пешком, так как в этот день метро прекратились в 8 ч<асов> 30 м<инут>. Но отец Олечки <Алексей Жиров> и <…> жена Бродского, урожденная Миллер233, – Шурочка ее знает, имеют машину, и всех метрош-ников развезли. Были все “друзья человека” – Адамович, Володя Варшавский, поэтесса Зинаида Шаховская234 с мужем235, к слову, они были очень довольны, что в этот день обедали у нас, так как в отелях не давали ничего из съестного, а рестораны были заперты. Берта Соломоновна <Нилус> с дочерью236 первая спекла 90 пирожков очень вкусных – с мясом, капустой и рисом, трех сортов, и замечательную ватрушку – верх, настоящая “пасха”. Потом, конечно, те, кто помогал устройству вечера: Фенечка, Вера Рафаиловна <Максимова>, Наташа Любченко, уже упомянутая Тамара <Бродская> с мужем, которая собственно его <вечер – М. У.> и сделала. Я только помогала. Был и Михайлов, Хигерович237 и, конечно, Олечка <Жирова>. Стол раздвинули, он занял всю комнату почти, подставили еще стол из моей <комнаты – М. У.> всех было 18 человек. На Вашем месте в мои именины сидел Леня, рядом две дамы, в первый раз обедавшие у нас, – Шаховская и Стамбулли238, которую Леня пригласил, как председательницу самого младшего кружка поэтов, а напротив его сидела Олечка, так что <обе эти троицы – М. У.> возглавляли наш стол. Много было ландышей. Да еще был сослуживец Лени, Красовский239, который только что выпустил афоризмы Дон Жуана. Кроме пирожков я приготовила руками Наташи Любченко котлеты, картофельный салат и летю240, она сама принесла очень вкусную рыбу, я купила еще колбасы, а для Б<ерты> С<оломоновны> ветчины, так как она на строжайшей диете. Красовский <принес – М. У. > домашний сладкий пирог. Остальные – вино. Леня приготовил водку. Дал муки на пирожки. Фенечка <дала – М. У.> очень вкусную свинину, варенье и сахару, Вера Рафаиловна – сахару. Кофе был мой. Варила его Б<ерта> С<оломоновна> в стеклянном кофейнике – священнодействовала. Было шумно и весело. Разошлись после полуночи. И вот, наконец, я принадлежу самой себе. Поздравляю с выходом книги, жду их. Многие спрашивают».
14 мая: «Дорогая и милая Марья Самойловна, разве Софья Юльевна <Прегель> не передала вам, что Ваши книги <“Новый журнал” – М. У.> пришли? Шура <А. Тумаркин> мне их передал. Он переплел их в II тома. Очень благодарю. Я их переслала Яну, и он их читает. К сожалению, пятнадцатая книжка журнала еще до сих пор не дошла до меня. А очень хочется почитать. Не забыли Вы послать? От Яна имею утешительные вести. Он поправляется, хотя порой бывает кровь. Нужны еще уколы. Марк Александрович <Алданов> сказал мне – он только что оттуда вернулся, и мы говорили по телефону с ним, что он испугался, когда увидал Яна, приехавшего из Парижа. Теперь он уже его проводил до вокзала. Спускается к морю. Сидит в кафе. Жизнь его там стоит дорого, так как он три четверти из того, что подают там, не ест, и приходится прикупать. Дело в том, что ему нужно поправить зубы: он не может ничего есть мало-мальски твердого. Кроме того он не ест ничего молочного. Словом, дома ему легче готовить, чем в пансионе. Я не скажу, что он прихотлив, он может есть одно и то же, но диапазон его вкусов не очень широк. Кроме того ему нужно поправить зубы – здесь много дешевле, сделать уколы, а потому я нахожу, что он правильно поступает, что возвращается 2 июня сюда. Марк Александрович достал ему билет в первом классе, будет ехать один, это ему доставит удовольствие. Но за это удовольствие пришлось заплатить дорого – 5400 фр<анков>! Но я рада. Ему так мало в жизни осталось этих удовольствий, что я всегда радуюсь, если он или судьба их ему доставляют. Он заслужил. Я теперь много сижу дома. На очереди привести его в чистый вид. Уже сговорилась с «ом де менаж», достала пылесос, купила все почти, что следует для мытья стекол и карнизов. Потом позову полотера, и к приезду Яна, Бог даст, наша “ночлежка” заблестит. Сама я здорова, чувствую себя сносно, но похудела. Живем мы без всякого черного рынка. Немного помогли посылки, но их было за это время не много. Одну мы не распечатали – оставляем к приезду Яна. О Ваших ничего не знаю. Слышала, что они уже вернулись с юга.