«Боюсь, что раскопки придется продолжить», — сказал Лукас. Он чуть не проболтался: «Она не остановится, но лучше, чтобы было какое-то чувство солидарности».
«Ну, мои люди могут улавливать вибрации. Они знают, что что-то происходит».
«Можешь сказать им, что у нас проблемы с генератором? Что он опять неправильно настроен?»
Раздался разочарованный вздох, который не могли передать компьютеры. «Они умнее. Я приказал им не тратить время на поиски, и это все, что я могу сделать. Говорю тебе, ничего хорошего из этого не выйдет».
«Тогда почему ты помогаешь нам? Зачем лезешь на рожон? Ведь именно это, похоже, ты и делаешь».
«Моя работа — следить за тем, чтобы вы не умерли».
Лукас изучал внутренности серверной башни, перемигивающиеся лампочки, провода, платы. «Да, но эти разговоры, эти книги со мной, звонки каждый день, как по часам, зачем ты это делаешь? Я имею в виду… что ты получаешь от этих разговоров?»
На том конце линии повисла пауза, редкая неуверенность в голосе их предполагаемого благодетеля.
«Это потому, что… я помогаю тебе вспомнить».
«И это важно?»
«Да. Это важно. Для меня. Я знаю, каково это — забывать».
«И поэтому эти книги здесь?»
Еще одна пауза. Лукасу показалось, что он случайно споткнулся о какую-то истину. Он должен был запомнить сказанное и позже рассказать об этом Джульетте.
«Они там для того, чтобы тот, кто унаследует мир — тот, кто будет избран — знал…»
«Что знал?» в отчаянии спросил Лукас. Он боялся, что упустит момент. Дональд уже подходил к этому в предыдущих беседах, но всегда отстранялся.
«Знать, как все исправить», — сказал Дональд. «Слушай, наше время вышло. Мне нужно идти».
«Что ты имел в виду, говоря о наследовании мира?»
«В следующий раз. Мне нужно идти. Будь осторожен».
«Да», — сказал Лукас. «Ты тоже…»
Но в наушнике уже раздался щелчок. Человек, который каким-то образом знал так много о старом мире, отключился.
Джульетта никогда раньше не посещала ратуши. Как свиноматка рожает, она знала, что такие мероприятия происходят, но никогда не испытывала желания стать свидетелем этого зрелища. Впервые она присутствовала на заседании в качестве мэра и надеялась, что это будет последний раз.
Она присоединилась к судье Пикену и шерифу Биллингсу на возвышении, пока жители высыпали из коридора и занимали свои места. Платформа, на которую ее усадили, напомнила ей сцену на базаре, и Джульетта вспомнила, как ее отец сравнивал эти собрания с пьесами. Она никогда не считала это комплиментом.
«Я не знаю ни одной своей реплики», — загадочно прошептала она Питеру Биллингсу.
Они сидели так близко, что их плечи соприкасались. «У тебя все получится», — сказал Питер. Он улыбнулся молодой женщине в первом ряду, которая в ответ пошевелила пальцами, и Джульетта увидела, что молодой шериф с кем-то познакомился. Жизнь шла своим чередом.
Она попыталась расслабиться. Изучала толпу. Среди них было много незнакомых лиц. Нескольких она узнала. Из коридора вели три двери. Две двери выходили в проходы, прорезавшие ряды старинных скамеек. Третий проход был прижат к стене. Они делили помещение на трети, так же как менее четкие границы разделяли бункер. Джульетте не нужно было объяснять эти вещи. Люди, проходящие внутрь, и так все видели.
Скамейки «верхних» в центре зала были уже заняты, еще больше людей стояло за скамейками в задней части зала — она узнала людей из отдела информационных технологий и из кафетерия. Скамейки среднего уровня, расположенные с одной стороны, были заполнены наполовину. Джульетта заметила, что большинство из них сидели у прохода, как можно ближе к центру. Фермеры в зеленом. Гидропонные водопроводчики. Люди с мечтой. Другая сторона комнаты была почти пуста. Она предназначалась для «Глубины». В первом ряду этой секции сидела пожилая пара, держась за руки. Джульетта узнала мужчину, сапожника. Они проделали долгий путь. Джульетта все ждала, когда появятся другие жители Глубины, но это было слишком далеко. И теперь она вспоминала, какими далекими казались эти встречи во время работы в недрах бункера. Часто она и ее друзья узнавали о том, что обсуждалось и какие правила принимались, только после того, как это уже происходило. Мало того, что это было далеко, так еще и большинство из них были слишком заняты повседневным выживанием, чтобы тащиться куда-то для обсуждения завтрашнего дня..
Когда поток жителей стал реже, судья Пикен поднялся, чтобы начать заседание. Джульетта приготовилась к тому, что заседание будет скучным до полусмерти. Небольшая беседа, представление, а затем они выслушают, что беспокоит жителей. Пообещают все исправить. И тут же вернутся к прежним делам.
А ей нужно было вернуться к работе. Столько всего нужно было сделать в шлюзе и в лаборатории скафандров. Меньше всего ей хотелось выслушивать мелкие недовольства, призывы к повторному голосованию или чьи-то жалобы на то, что она копает. Она подозревала, что то, что для других было серьезным, для нее покажется незначительным. Было что-то такое в том, чтобы быть посланным на смерть и пережить боевое крещение по возвращении, что задвигало большинство склок в самые глубины сознания.
Пикен стукнул молотком, призывая собравшихся к порядку. Он поприветствовал всех присутствующих и пробежался по подготовленному списку документов. Джульетта скорчилась на своей скамье. Она вглядывалась в толпу и видела, что подавляющее большинство смотрит не на судью, а прямо на нее. Она уловила конец последней фразы Пикена только благодаря своему имени: «Слушаем вашего мэра, Джульетту Николс».
Он повернулся и помахал ей рукой, чтобы она поднялась на трибуну. Питер ободряюще похлопал ее по колену. Когда она шла к трибуне, металлический настил скрипел под ее сапогами в тех местах, где не был плотно прикручен. Это был единственный звук. Потом кто-то в зале кашлянул. Среди скамеек послышался шорох, и тела снова пришли в движение. Джульетта ухватилась за подиум и изумилась смешению цветов, обращенных к ней, — синих, белых, красных, коричневых и зеленых. Над ними возвышались хмурые лица. Разгневанные люди из всех слоев общества. Она прочистила горло и поняла, насколько неподготовленной была. Она надеялась сказать несколько слов, поблагодарить людей за их заботу, заверить их, что она неустанно работает, чтобы создать для них новую, лучшую жизнь. Просто дайте ей шанс, хотела она сказать.
Она начала говорить: «Спасибо…», но судья Пикен дернул ее за руку и указал на микрофон, прикрепленный к подиуму. Кто-то сзади крикнул, что ее не слышат. Джульетта повернула микрофон поближе и увидела, что лица в толпе такие же, как и на лестничной площадке. Они настороженно смотрели на нее. Благоговение или что-то похожее на него переросло в настороженность.
«Сегодня я здесь, чтобы выслушать ваши вопросы. Ваши проблемы», — сказала она, и громкость голоса испугала ее. «Но прежде я хотела бы сказать несколько слов о том, чего мы надеемся достичь в этом году…»
«Вы что, пустили сюда яд?» — крикнул кто-то сзади.
«Простите?» спросила Джульетта. Она прочистила горло.
Встала женщина с ребенком на руках. «У моего ребенка жар с тех пор, как вы вернулись!»
«А другие шахты настоящие?» — крикнул кто-то.
«Что там было?»
Мужчина вскочил со скамейки среднего звена, его лицо покраснело от ярости. «Что вы там делаете, что так шумите?»
Дюжина других встала и тоже начала кричать. Их вопросы и жалобы слились в единый шум, двигатель гнева. Заполненная центральная часть выплеснулась в проходы: людям нужно было место, чтобы показывать пальцем и махать руками, привлекая внимание. Джульетта увидела своего отца, стоявшего в самом конце зала, который был заметен по спокойному поведению и озабоченному хмурому лицу.
«По одному…» сказала Джульетта. Она протянула ладони. Толпа подалась вперед, и раздался выстрел.
Джульетта вздрогнула
Рядом с ней раздался еще один громкий хлопок, и молоточек перестал быть хлипким в руке судьи Пикена. Деревянный диск на подиуме подпрыгивал и вращался, когда он раз за разом вбивал его на место. Заместитель Хойла вышел из транса у двери и поплыл сквозь толпу в проходе, призывая всех вернуться на свои места и попридержать языки. Питер Биллингс поднялся со скамьи и тоже кричал, чтобы все успокоились. В конце концов, в толпе воцарилась напряженная тишина. Но что-то жужжало в этих людях. Это было похоже на еще не работающий, но желающий работать мотор, электрический гул под поверхностью, гудящий и сдерживаемый. Джульетта тщательно подбирала слова.
«Я не могу сказать вам, каково там…»
«Не могу или не хочу?» — спросил кто-то. Этого человека заставил замолчать взгляд заместителя Хойла, который стоял в проходе. Джульетта глубоко вздохнула.
«Я не могу вам сказать, потому что мы не знаем». Она подняла руки, чтобы на мгновение задержать толпу. «Все, что нам рассказывали о мире за нашими стенами, было ложью, выдумкой…»
«Откуда нам знать, что это не вы лжете?»
Она искала голос среди толпы. «Потому что это я признаю, что мы ни черта не знаем. Это я пришла сюда сегодня, чтобы сказать вам, что надо пойти и посмотреть самим. Свежим взглядом. С настоящим любопытством. Я предлагаю сделать то, что никогда не делалось, а именно: пойти и взять образец, принести обратно вкус воздуха и посмотреть, что не так с этим миром…»
Выпады из задних рядов заглушили остаток ее фразы. Люди снова поднялись со своих мест, даже когда другие потянулись, чтобы удержать их. Кому-то было интересно. Некоторые были еще более возмущены. Раздался стук молотка, Хойл отпустил свою дубинку и махнул ею в сторону первого ряда. Но толпу было уже не успокоить. Питер шагнул вперед, держа руку на рукоятке пистолета.
Джульетта отступила от трибуны. Из динамиков раздался визг, когда судья Пикен ударил рукой по микрофону. Деревянная шайба была потеряна, и ему пришлось стучать по самому подиуму, который, как увидела Джульетта, был испещрен полумесяцами хмурых лиц и улыбок от прошлых попыток восстановить спокойствие.