е мертвы. И она их убила.
Отмахнувшись от света, она попыталась перевернуться на бок. Она лежала не на кровати, а на сырой стальной обшивке, под головой была чья-то нижняя рубашка. Живот забурчал, но ничего не вышло. Живот был пустой, судорожно вздымался. Она издавала рвотные звуки и плевала на землю. Отец просил ее дышать. Раф был рядом и спрашивал, все ли с ней в порядке. Джульетта подавила желание накричать на них всех, на весь мир, чтобы они оставили ее в покое, обнять колени и рыдать о том, что она натворила. Но Раф продолжал спрашивать, все ли с ней в порядке.
Джульетта вытерла рот рукавом и попыталась сесть. В комнате было темно. Она больше не находилась внутри экскаватора. Откуда-то било неяркое свечение, похожее на открытый огонь, запах горящего биодизеля, самодельного факела. И во мраке она увидела, как пляшут и качаются фонарики в руках и на касках шахтеров, как ее люди заботятся друг о друге. Небольшие группы сгрудились тут и там. Оглушающая тишина лежала, как одеяло, поверх разрозненных рыданий.
«Где я?» — спросила она.
Раф ответил. «Один из мальчиков нашел тебя в кузове машины. Сказал, что ты свернулась калачиком. Они сначала подумали, что ты умерла…»
Отец прервал ее. «Я собираюсь послушать твое сердце. Если сможешь, сделай глубокий вдох».
Джульетта не стала спорить. Она снова почувствовала себя молодой, юной и несчастной оттого, что что-то сломала, что разочаровала его. Борода отца сверкнула серебром от фонарика Рафа. Он вставил стетоскоп в уши, и она знала, что делать. Расстегнула комбинезон. Он слушал, как она глубоко глотает воздух и медленно его выпускает. Над собой она различила достаточно труб, электропроводов и выхлопных каналов, чтобы определить свое местонахождение. Они находились в большом насосном отделении, примыкающем к генераторной. Земля была влажной, так как все это было затоплено. Здесь, наверху, должна быть заперта вода, где-то медленно течет, резервуар постепенно опустошается. Джульетта вспомнила о воде. Когда-то давно, надев костюм для очистки, она проплывала мимо этой комнаты.
«Где дети?» — спросила она.
«Они ушли с твоим другом Соло», — сказал отец. «Он сказал, что проводит их домой».
Джульетта кивнула. «А сколько еще человек выжило?» Она сделала еще один глубокий вдох и задумалась, кто же еще остался в живых. Вспомнила, как собирала всех, кого могла, в раскоп. Она видела Кортни и Уокера. Эрика и Доусона. Фитца. Помнила семьи, детей из классов и мальчика с базара в коричневом комбинезоне. Но Ширли… Джульетта подняла руку и осторожно потрогала больную челюсть. Она снова слышала взрыв и ощущала грохот в толще земли. Ширли больше нет. Лукаса больше нет. Нельсона и Питера. Ее сердце не могло выдержать всего этого. Она ждала, что все это прекратится, утихнет, пока ее отец слушает.
«Неизвестно, сколько их осталось», — сказал Раф. «Все… там хаос». Он тронул Джульетту за плечо. «Там была группа, которая прошла недавно, до того, как все пошло наперекосяк. Священник и его прихожане. А потом еще куча народу пришла. А потом ты».
Отец внимательно слушал, как бьется ее неподатливое сердце. Он переместил металлическую подушечку из одного угла ее спины в другой, и Джульетта сделала глубокий, послушный вдох. «Некоторые из твоих друзей пытаются придумать, как развернуть эту машину и вытащить нас отсюда», — сказал отец.
«Некоторые уже копают», — сказал ей Раф. «Своими руками. И лопатами».
Джульетта попыталась сесть. Боль от потери всего, что она утратила, усугублялась мыслью о том, что она может потерять тех, кто остался. «Они не должны копать», — сказала она. «Папа, там небезопасно. Мы должны остановить их». Она вцепилась в его комбинезон.
«Тебе нужно успокоиться», — сказал он. «Я послал кое-кого принести тебе воды…»
«Папа, если они начнут копать, мы умрем. Все здесь умрут».
Наступила тишина. Ее нарушило шлепанье сапог. Свет прорезал темноту вдоль и поперек, и появился Бобби с помятой жестяной флягой, в которой плескалась вода.
«Мы умрем, если они нас откопают», — повторила Джульетта. Она воздержалась от того, чтобы добавить, что все они и так мертвы. Они были ходячими трупами в этой оболочке бункера, в этом доме безумия и ржавчины. Но она знала, что звучит так же безумно, как и все остальные, предостерегающие от раскопок, потому что здешний воздух должен был быть ядовитым. Теперь они хотели прорыть тоннель к своей смерти так же сильно, как она хотела прорыть тоннель к своей.
Она отпила из фляги, вода брызнула с подбородка на грудь, и задумалась о том, что все это безумие. И тут она вспомнила о прихожанах, которые пришли изгнать демонов из этого отравленного бункера, а может быть, и посмотреть на дьявольскую работу своими глазами. Опустив флягу, она повернулась к отцу, вырисовывающемуся силуэтом в свете факела Рафа.
«Отец Вендель и его люди», — сказала Джульетта. «Это…? Это те, кто приходил раньше?»
«Их видели направляющимися вверх и в сторону Механического», — сказал Бобби. «Я слышал, что они искали место для поклонения. Остальные пошли на фермы, слышали, что там еще что-то растет. Многие беспокоятся о том, что мы будем есть, пока не выберемся отсюда».
«Что мы будем есть», — пробормотала Джульетта. Ей хотелось сказать Бобби, что они не выйдут оттуда. Никогда. Все пропало. Все, что они успели выучить. Единственная причина, по которой она знала, а они нет, заключалась в том, что она, пробираясь через груды костей и курганы мертвецов, попала в этот бункер. Она видела, что становится с падшим миром, слышала, как Соло рассказывал о темных днях, слушала по радио, как те события разыгрывались заново. Она знала об угрозах, о тех угрозах, которые теперь были осуществлены, и все благодаря ее смелости.
Раф попросил ее глотнуть еще воды, и Джульетта увидела по освещенным фонариками лицам вокруг себя, что эти выжившие думали, что они просто попали в беду, что это временно. Правда заключалась в том, что это, скорее всего, все, что осталось от их народа — несколько сотен человек, которым удалось прорваться, те, кому посчастливилось жить в Глубине, испуганная толпа из нижних мидов, скопище фанатиков, которые сомневались в этом месте. Теперь они разбегались, стремясь пережить то, что, как они надеялись, закончится через несколько дней, неделю, заботясь лишь о том, чтобы хватило еды до спасения.
Они еще не понимали, что спасены. Всех остальных уже не было.
Она вернула флягу Рафу и начала подниматься. Отец уговаривал ее остаться на месте, но Джульетта отмахнулась от него. «Мы должны помешать им копать», — сказала она, поднимаясь на ноги. Ее комбинезон был влажным от мокрого пола. Где-то была утечка, вода задерживалась в перекрытиях и на уровнях над ними и медленно стекала. Ей пришло в голову, что это нужно исправить. И так же быстро она поняла, что в этом нет смысла. С планированием было покончено. Теперь нужно было выжить в следующую минуту, в следующий час.
«В какой стороне раскоп?» — спросила она.
Раф неохотно указал фонариком. Она потянула его за собой и остановилась, когда увидела Джомсона, старого ремонтника насосов, прижавшегося к стене молчаливых и ржавых насосов, с руками, сложенными на коленях. Джомсон всхлипывал про себя, его плечи качались вверх-вниз, как поршни, когда он смотрел на свои руки.
Джульетта указала отцу на мужчину и подошла к нему. «Джомес, ты ранен?»
«Я спас это», — пробормотал Джомсон. «Я спас это. Я спас это».
Раф направил фонарик на колени механика. В его ладонях мелькнула кучка читов. Зарплата за несколько месяцев. Они звенели, когда его тело сотрясалось, монеты извивались, как насекомые.
«В столовой», — сказал он между всхлипываниями и рыданиями. «В столовой, когда все бежали. Я открыл кассу. Банки, банки и банки в кладовке. И вот это. Я спас это».
«Ш-ш-ш», — сказала Джульетта, положив руку на его дрожащее плечо. Она посмотрела на отца, который покачал головой. Для него ничего нельзя было сделать.
Раф направил фонарик в другое место. Еще ниже мать раскачивалась взад-вперед и причитала. Она прижимала к груди младенца. Ребенок, похоже, был в порядке, его маленькая рука тянулась к матери, он открывал и закрывал рот, но не издавал ни звука. Так много было потеряно. У каждого было то, что он мог унести, и больше ничего, только то, что он успел схватить. Джомсон рыдал о том, что он успел схватить, пока с потолка стекали струйки воды, плакал бункер, плакали все, кроме детей.
Джульетта последовала за Рафом через большой экскаватор в туннель. Они долго шли по грудам камней, перешагивали через лавины отвалов, сыпавшихся с обеих сторон, видели одежду, один ботинок, полузатопленное одеяло, которое уронили. Валялась забытая чья-то фляга, которую Раф подобрал; он потряс ее и улыбнулся, когда она плескалась.
Вдалеке открытое пламя окрасило камень в оранжево-красный цвет, обнажив сырое тело земли. Свежая груда обломков сползала вниз от полного обрушения потолка — результат самопожертвования Ширли. Джульетта представила себе свою подругу по другую сторону этих камней. Она увидела Ширли, скорчившуюся в комнате управления генератором, задохнувшуюся, отравившуюся или просто распавшуюся под воздействием внешнего воздуха. К этому образу потерянной подруги добавился образ Лукаса в его маленькой квартирке под серверами, его молодая и безжизненная рука расслабленно обхватила молчащую рацию.
Рация Джульетты тоже молчала. Среди ночи кто-то над ними передал короткое сообщение, которое разбудило ее и в конце которого она сообщила, что все мертвы. После этого вызова она попыталась связаться с Лукасом. Она пыталась дозвониться до него снова и снова, но слушать помехи было слишком больно. Она убивала себя и свою батарею, пытаясь дозвониться, в конце концов, выключила аппарат, недолго думая, позвонила на первый канал, чтобы наорать на этого ублюдка, который ее предал, но она не хотела, чтобы они знали, что кто-то из ее людей выжил, что на свете есть еще люди, которых можно убить.