Впоследствии стало известно, что генерал Хоу, оглядывая наутро в трубу американские позиции, воскликнул: «Мой Бог! Эти оборванцы за одну ночь возвели такие укрепления, каких моя армия не смогла бы построить за три месяца!»
Его первым импульсом было: «Атаковать! Немедленно! Выбить с высот любой ценой!»
В десять утра британская пехота уже грузилась в десантные баржи, береговая артиллерия готовилась смести огнем деревянные бастионы. Штабные офицеры, помнившие ужасные потери в бою за Чарльзтаун, пытались отговорить генерала, объяснить ему, что фронтальная атака противника, укрепившегося на высотах, кончится катастрофой. Он был неумолим. «Выбить, пока они не успели открыть огонь по кораблям в гавани!»
Обе стороны готовились к тяжелому кровопролитному бою. Но само провидение вдруг вмешалось в людские дела, используя свой проверенный инструмент — погоду. Теплое и ясное небо вдруг начало наливаться грозовой чернотой. Поднявшийся ветер валил ограды, выдавливал стекла в домах. Две баржи с британскими десантниками вынесло на берег. Американцы, укрывшиеся за деревянными стенами возведенных за ночь укреплений, стыли под ледяным дождем. К вечеру ураган бушевал с такой силой, что людские раздоры должны были утихнуть на время.
На следующий день черная туша бури переползла с земли на океан. Ни одно грузовое судно с островов Вест-Индии не смогло достичь гавани Бо-стона. Запасов продовольствия в городе оставалось на две недели. К вечеру восьмого марта из-за бруствера британских укреплений появилось несколько человек с белым флагом. Нет, это не была капитуляция. Принесенное парламентерами письмо не имело ни обращения, ни подписи. Но оно извещало американцев о том, что, если они не будут препятствовать погрузке британцев и лоялистов на стоявшие на якорях корабли, город Бостон не будет предан огню.
Можно ли было верить такому обещанию? Не уловка ли это, нацеленная на то, чтобы выиграть время? Тем более что на следующий же день британские батареи, установленные на перешейке, обрушили шквал огня на укрепления, возводившиеся на Нукс-Хилле. Четверо американцев были убиты, а на склонах холма удалось собрать семь сотен ядер.
В воскресенье, 17 марта, в день святого Патрика, Вашингтон прибыл на Дорчестерские высоты с рассветом. В подзорную трубу ему были видны фигуры британских часовых, торчавших над брустверами. Он перевел окуляр на гавань и с трудом перехватил индейский боевой крик, готовый вырваться из его горла.
Один за другим британские корабли покидали порт.
Ровный попутный ветер наполнял их паруса, выстраивал фрегаты в грозную колонну. Непобедимый королевский флот, казалось бы, готов был сразиться с любым неприятелем, орудия были готовы к стрельбе, канониры ждали приказа. Но где же противник? Неужели этот сброд, оставшийся на берегу, смог вынудить такую армаду к отступлению?
А что же часовые на укреплениях?
Вашингтон повернул трубу в сторону перешейка, соединявшего полу-остров Бостона с материком. Увидел, как конный разъезд род-айлендской милиции осторожно приблизился к британским бастионам. В голубоватом кружочке картинка выглядела нереальной, приобретала вид театрального действа. С балетным изяществом один из кавалеристов извлек свой палаш и толкнул британского часового. Соломенная кукла в красном мундире послушно повалилась набок.
И в этот момент ликующий вопль прокатился по бастионам, окатил Вашингтона тугой волной, отозвался в сердце всплеском счастья. Солдаты и офицеры выбегали из-за деревянных брустверов, скакали, обнимали друг друга, бросали в воздух треуголки и кивера. Билли Ли отирал слезы, затекавшие ему в углы лилового рта.
Освобожденный от врага город лежал у их ног — изможденный холодом, загаженный, разграбленный, дымящийся там и тут, но как будто готовый тут же начать возрождаться под теплым весенним небом.
Вашингтон нашел силы вернуть себе невозмутимый вид, подозвал к себе Руфуса Патнама и сказал:
— Сэр, ваши деревянные крепости сделали свое дело. Поздравляю и благодарю от имени всей армии. Теперь прошу вас — поезжайте к своему кузену, генералу Патнаму, и передайте ему мой приказ: для занятия города составлять отряды только из тех солдат, которые перенесли оспу или сделали прививку. С отплытием британцев болезни могут стать нашим главным врагом.
Март, 1776
«Американцы не препятствовали отплытию британского флота, артиллерийский огонь был прекращен... Генерал Вашингтон с небольшим отрядом въехал в Бостон с развернутыми победными знаменами и наблюдал, как остатки британской армии в панике оставляли город, так долго страдавший под их властью. Бескровная победа, с одной стороны, и постыдное бегство, с другой, были встречены, в зависимости от политических пристрастий, одними — с радостным удивлением, другими — с горестным изумлением».
Мерси Оттис Уоррен. «История революции»
31 марта, 1776
«Город был найден в лучшем состоянии, чем можно было бы ожидать... Мне не терпится услышать, что вы, в Филадельфии, объявите независимость. Видимо, потребуется составить новый свод законов, и я надеюсь, что в нем будут расширены права женщин и что вы будете щедрее к нам, чем ваши предки. Не оставляйте такую неограниченную власть в руках мужей. Помни, что большинство мужчин легко превращаются в тиранов, если только им предоставить такую возможность. Если это не будет сделано, мы поднимем восстание и не станем подчиняться законам, выпущенным без нашего участия. Разумные люди во все века отвергали обычаи, превращавшие нас в ваших вассалов. Так и вы отнеситесь к нам как к существам, отданным самим провидением под вашу защиту, и используйте свое положение для того, чтобы сделать нас счастливыми».
Из письма Абигайль Адамс мужу в Филадельфию
Весна, 1776
«Рождение Америки связано не с Англией, а со всей Европой. Этот новый континент стал приютом для всех преследуемых сторонников гражданских и религиозных свобод из всех европейских стран. Они бежали не от нежных объятий матери, а от жестокого чудовища. В этой стране есть выходцы из Германии, Голландии, Швеции, Дании и других стран, выходцы из Англии составляют хорошо если треть. Та же самая тирания, которая заставила их покинуть Британские острова, преследует их и сегодня. <...> Первым английским королем был Вильгельм Завоеватель, француз, и половина британских лордов ведет свое происхождение от французов; но никто не станет говорить, что на этом основании Англия должна управляться Францией».
Томас Пэйн. «Здравый смысл»
26 мая, 1776
«Огромная военная сила, надвигающаяся на Америку, делает необходимым усилить нашу армию. Нужны новые мотивы для привлечения рекрутов на службу. Если бы Конгресс выпустил закон, обещающий материальную поддержку семьям тех, кто погибнет или будет покалечен в боях, это привлекло бы многих в армейские ряды и вдохнуло бы новое мужество в тех, кто уже служит. У нас остается слишком мало времени для набора достаточного числа новобранцев, и все усилия должны быть направлены на то, чтобы увеличить их приток».
Письмо генерала Натаниэля Грина, посланное в Филадельфию Джону Адамсу из военного лагеря Континентальной армии под Нью-Йорком
4 июля, 1776
«Когда в мировой истории ход событий приводит к тому, что один из народов вынужден расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом, и занять самостоятельное и равное место среди держав мира, на которое он имеет право по законам природы и ее Творца, уважительное отношение к мнению человечества требует от него разъяснения причин, побудивших его к такому отделению.
Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся право на жизнь, свободу и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье».
Томас Джефферсон. «Декларация независимости»
ИЮЛЬ, 1776. ФИЛАДЕЛЬФИЯ
Воздух в студии художника был пронизан лучами света, втекавшими не только через два больших окна в стене, но и через застекленный квадрат в потолке. Джефферсон подумал, что такую новинку он был бы не прочь использовать при намеченной перестройке своего дома в Монтиселло. Правда, придется искать какое-то сверхпрочное стекло, чтобы оно смогло выдержать груз снега в зимние месяцы. А может быть, просто прикрывать его крепкими ставнями?
Художник Чарльз Пил обещал ему, что позирование не займет больше часа, что речь идет только о предварительном эскизе, ибо он мечтает — считает своим долгом — написать в конечном итоге портреты всех депутатов Конгресса, проголосовавших за Декларацию независимости. А уж упустить шанс запечатлеть на полотне ее автора — нет, такого он никогда бы не простил себе.
Выглядывая из-за мольберта, бросая быстрый взгляд, нанося несколько штрихов то карандашом, то углем, Пил развлекал гостя рассказами о годах своей учебы в Англии, у знаменитого Бенджамина Веста, потом перескакивал на годы юности, когда он зарабатывал на жизнь ремеслом седельщика в Аннаполисе, и как его кредиторы-лоялисты, узнав, что он вступил в общество «Сыны свободы», сговорились и довели его до разорения, так что ему пришлось на время сбежать в Бостон, и как именно там у него открылись способности к рисованию и он нашел свое настоящее призвание.
Оглядывая висевшие на стенах картины, Джефферсон невольно то и дело возвращался взглядом к портрету женщины, застывшей над кроваткой с мерт-вым ребенком. Пил уже рассказал ему, что его дочь умерла полгода назад от оспы и что Рашель — «моя жена» — захотела иметь память о ней навсегда. Лицо четырехлетней покойницы выглядело неожиданно взрослым, почти старушечьим, чепчик с кружевами обрамлял его светящимся полукругом.