— Кстати о Гейтсе, — сказал Гамильтон. — Все признают, сэр, вас искусным наездником. Но согласитесь, что вам было бы не по силам повторить рекордный проезд генерала Гейтса. Ускакать от своей армии, разбитой под Кэмденом, и покрыть сто восемьдесят миль за три дня — в анналах мировой истории это должно остаться наравне с марафонским пробегом.
Вашингтон усмехнулся, погладил набалдашник трости.
— Историки любят связывать победы и поражения в битвах со свойствами полководца. Он на виду, он известен, он понятен. Но историкам трудно разглядеть и понять свойства главного участника боя: солдата с мушкетом. Они не понимают, что под Саратогой у Гейтса были одни солдаты, а под Кэмденом — совсем другие.
— Я тоже однажды задумался, — сказал Лафайет. — Почему до сих пор все победы американцев имели место на севере: Лексингтон, Банкер-Хилл, Бостон, Саратога? Не может ли разгадка крыться в том, что к местам этих боев сразу стекались добровольцы, полные яростной готовности сражаться не щадя себя?
— Недаром британцы перенесли свои операции на юг, — согласился Гамильтон. — Они правильно рассчитали найти там поддержку среди местных лоялистов. Во время боев за Лонг-Айленд и Нью-Йорк хорошо если половина наших солдат была настроена сражаться всерьез, остальные разбегались при первых выстрелах. Отступление через Нью-Джерси было очень тяжелым. Но оно очистило армию от трусов, и мы смогли победить под Трентоном.
— Возвращаясь к Арнольду, — сказал Вашингтон. — Я много раз посылал письма в Конгресс, указывая на необходимость своевременно возна-граждать его военную доблесть повышением в чине. Но на раздачу чинов там влияют какие-то таинственные политические ветры, дующие непредсказуемо. На сегодняшний день Арнольд — генерал-майор, но многие менее заслуженные офицеры получили этот чин раньше.
— Говорят, молодая миссис Арнольд необычайно хороша собой, — сказал Лафайет. — Увидим ли мы ее завтра?
— Ах, молодые люди, у вас только одно на уме. Да, Пегги Арнольд-Шиппен очень красива, и я имел удовольствие танцевать с ней. Однако во время оккупации Филадельфии и она и ее отец, судья Шиппен, по слухам, очень тесно общались с британцами. Так что будьте осторожны, не вздумайте делиться с ней рассказами о наших переговорах с французами или о других военных секретах.
На следующий день, после ночевки в Фишкиле, кавалькада подъезжала по левому берегу Гудзона к дому генерала Арнольда. Прибрежные батареи Вест-Пойнта за рекой, освещенные утренним солнцем, отражались в тихой воде. Вашингтон поднес к глазам подзорную трубу, вгляделся, с недоумением покачал головой.
— Я не вижу ни одного часового. И редут генерала Патнама, в который было вложено столько труда и денег, выглядит наполовину обвалившимся. Что происходит? Видимо, генерал Арнольд просто не имел еще достаточно времени, чтобы навести порядок.
У дома генерала приехавших встречала одинокая фигура.
— Ваша светлость, мое имя майор Дэвид Фрэнк. Я — адъютант генерала Арнольда. К сожалению, рано утром он получил важное известие, которое потребовало его присутствия на другом берегу, в Вест-Пойнте. Миссис Арнольд нездорова и заперлась в своей спальне. Но завтрак для вас и ваших спутников готов. После завтрака вы сможете переправиться на западный берег, и генерал встретит вас там.
— Но что могло случиться? Генерал узнал о приближении неприятеля?
— Мне об этом ничего не известно. Несколько дней назад британский военный шлюп «Кондор» поднялся от Нью-Йорка по реке с непонятной целью и стал на якоре в нескольких милях отсюда. У наших солдат на берегу не было тяжелых орудий, но все же они открыли огонь из полевых пушек. «Кондор» отстреливался, потом отплыл из зоны огня. Вот все, что мне известно.
За завтраком Вашингтон попытался сгладить неприятное впечатление от случившегося, отвлечь своих спутников рассказом о владельце особняка, в котором они оказались.
— Я был дружен с Беверли Робинсоном, в свое время даже ухаживал за девушкой, на которой он впоследствии женился. Эти земли по берегам Гудзона достались ему в качестве приданого невесты. Он вел здесь обычную жизнь богатого землевладельца, поддерживал борьбу патриотов против британского министерства. Когда была создана ассоциация за отказ от импортных товаров, вся его семья оделась в местное полотно. Но после Конкорда и Лексингтона, после осады Бостона... Не знаю, что с ним случилось. Мы получили известия, что Беверли Робинсон объявил себя на стороне короля, сформировал полк из нью-йоркских лоялистов, назначил своих сыновей офицерами. Это его полк вместе с британцами отбил у нас форт Монтгомери три года назад. Не правда ли, есть ирония судьбы в том, что сегодня его конфискованный дом занимает генерал бунтовщиков?
В какой-то момент в столовой появился офицер, представившийся помощником генерала Арнольда. Подполковник Варик выглядел смущенным, растерянным, с трудом подбирал слова.
— Ваше сиятельство, прошу меня извинить... Но с миссис Арнольд происходит что-то неладное... Она бегает по спальне, прижимая к себе своего младенца, умоляет спасти ее... Я попытался успокоить ее, но она кричит, что к ее голове прижаты полоски раскаленного железа и что только генерал Вашингтон может убрать их. Право же, мне трудно решить, что можно предпринять в такой ситуации...
Вашингтон отер рот салфеткой, встал, направился к лестнице. Гамильтон, подчиняясь его знаку, последовал за ним.
Войдя в спальню, они увидели разбросанную одежду на полу, раскрытую постель с измятыми простынями. Пегги Арнольд в ночной рубашке, с едва прикрытой грудью, с распущенными волосами быстрыми шагами ходила взад-вперед вдоль окна, прижимая к себе годовалого ребенка.
— Миссис Арнольд, вот генерал Вашингтон, — сказал подполковник Варик. — Он пришел, чтобы успокоить вас, заверить, что никакая опасность не грозит ни вам, ни вашему сыну.
Пегги уставилась на вошедших блуждающим взглядом, судорожно замотала головой.
— О, нет, никакой это не Вашингтон! Я знаю, кто это! Это человек, которого вы наняли, чтобы убить моего ребенка. Зачем? Что сделал вам мой невинный малютка?
Вашингтон шагнул в сторону метавшейся женщины — она отпрыгнула.
— Миссис Арнольд... Пегги... Вы не можете не узнать меня... Года не прошло с тех пор, как мы встречались в Филадельфии. Пожалуйста, успокойтесь и объясните нам, куда подевался ваш муж? Он был заранее предупрежден о нашем приезде. Что могло заставить его внезапно покинуть дом, оставить вас в таком состоянии?
— Мой муж, мой бедный Бенедикт! Он улетел, он уже там, на небесах. Его пытали раскаленным железом... Духи спустились и унесли его прочь. Он никогда-никогда не вернется!
Обезумевшая женщина продолжала нести какую-то невнятицу, не обращая внимания на то, слушают ее или нет. С трудом удалось уговорить ее вернуться в постель, укрыть одеялом.
Подполковник Варик отправился на поиски горничной.
Вашингтон и Гамильтон в растерянности спустились вниз. У подножия лестницы их ждал Лафайет с запечатанным пакетом в руках.
— Сэр, приезжал гонец от полковника Джемисона из Пикскилла. Пометка на конверте: «Генералу Вашингтону в собственные руки».
Вашингтон взял пакет, удалился в кабинет Арнольда. Дверь за ним закрылась.
Гамильтон и Лафайет вернулись к столу. Недоумение, растерянность, любопытство причудливо сменялись на лицах собравшихся, когда они слушали рассказ Гамильтона о сцене в генеральской спальне. Вспоминали похожие случаи внезапного безумия, гадали о том, что могло послужить причиной. Болезни тела врачи уже кое-как умеют лечить, но что делать с заболеваниями души? Здесь наша наука недалеко ушла от индейских шаманов.
По прошествии получаса Вашингтон появился в дверях столовой и застыл, уперев взгляд в оленьи рога на стене. Всех поразили его бледность и углубившиеся морщины на лице. С заметным трудом он разжал губы и произнес:
— Полковник Гамильтон, я хочу ознакомить вас с полученными документами.
Потом, не взглянув ни на кого, удалился.
Гамильтон поспешил за ним.
На столе в кабинете Арнольда стопками лежали какие-то бумаги. Рядом с ними валялась разорванная обертка срочного пакета. Вашингтон сел за стол, жестом пригласил Гамильтона сесть напротив. Начал по очереди подвигать к нему листы.
— Вот это — протокол последнего заседания военного совета, который я лично вручил генералу Арнольду, когда мы проезжали здесь на встречу с французами. Вот это — точный перечень наших стоянок на пути туда и обратно. Это — план укреплений Вест-Пойнта с пометками, где их легче всего атаковать. Пометки сделаны рукой самого Арнольда, я знаю его почерк. Все эти бумаги были спрятаны в сапоге задержанного британского офицера Джона Андре, который был перехвачен нашими минутменами на пути к британским постам. Он путешествовал, имея пропуск на имя некоего Джона Андерсена, подписанный генералом Арнольдом.
Гамильтон вглядывался в лежащие перед ним бумаги, зачем-то подравнивал пальцами края листов и пытался осознать — вместить — непостижимость, огромность и одновременно простоту и неопровержимость совершенного предательства. Да, вот так — рассердился на Конгресс, обиделся на недостаток признания и решил переметнуться. Плюс сорвать хороший куш. Интересно, сколько ему было обещано? Видимо, есть люди, которым все равно, кому продавать свою военную доблесть и талант. Ландскнехты, наемники. Кто больше заплатит, тому и послужим.
— Теперь ясно, зачем приплывал из Нью-Йорка военный шлюп «Кондор»! — воскликнул Гамильтон. — Если бы наши артиллеристы не отогнали его, этот Андре-Андерсон спокойно уплыл бы на нем и мы бы узнали об измене генерала Арнольда слишком поздно.
— Я полагаю, сей негодяй, покинувший дом с раннего утра, уже достиг корабля и сейчас пирует со своими новыми хозяевами. Мы можем ожидать атаки неприятеля на Вест-Пойнт в любой момент.
— Сэр, позвольте мне послать гонца в армию генерала Грина. Шестой коннектикутский полк расквартирован в пятнадцати милях отсюда, он сможет прибыть сюда для усиления гарнизона уже завтра утром.