Вот они идут по лесной дороге, встревоженные птицы перелетают с ветки на ветку. Выходят на открытое поле, пересеченное мирной речкой, спу-скаются к мосту. Какой-то человек в синем мундире лежит лицом в воде. Почему он лежит так долго? Никак не может напиться?
За речкой — каменная ограда. Ополченцы, пригибаясь, бегут к ней, кладут на нее мушкеты дулами в сторону домов на окраине городка. Красные мундиры мелькают там на фоне белых стен. Первый залп бьет по ушам, дым затягивает картинку. Вдруг из дыма появляется старый моряк, опускается перед Габриэлем на колени, протягивает руку. Что ему нужно? Хочет назад свою треуголку?
Кровь капает с пальцев раненого.
Он валится на спину с гневным стоном.
Габриэль, отбросив флейту, склоняется над ним, достает из кармана нож, вспарывает рукав куртки. Рана чуть выше локтя, кровь вытекает из нее толчками. И, словно опытный обученный лекарь — откуда? где подсмотрел? вспомнил, как мать бинтовала порезавшуюся сестру? — Габриэль снимает подтяжки со старика, превращает их в жгут, перетягивает руку тугой спасительной повязкой под самым плечом.
Апрель, 1775
«Полковник Смит со своими батальонами приблизился к Конкорду, и его солдаты открыли огонь по колонистам, убили двоих и ранили несколько, после чего колонисты открыли ответный огонь... Бой продолжался весь день, и множество колонистов, но еще больше солдат было убито и ранено... Невозможно описать, сколько зверств и насилия было совершено британскими войсками, отступавшими обратно к Чарлзтауну. Достаточно упомянуть, что множество домов было ограблено или сожжено, обнаженных женщин волокли по улицам, мирных стариков убивали в их жилищах. Подобные действия должны остаться позорным пятном в анналах любой цивилизованной нации».
Из отчета Джозефа Уоррена, председателя Законодательного собрания колонии Массачусетс
17 июня, 1775
«Британцы были бледны как смерть, когда поднимались на десантные суда, потому что видели, что их братьев-красномундирников огонь янки в бою за Чарльзтаун косил как траву. Американцы в большинстве своем были отличными стрелками, они заряжали ружье пулей и пятью крупными картечинами и ждали, когда британцы приблизятся на расстояние в тридцать ярдов. Двое или трое красномундирников падали от каждого выстрела. Пока они смыкали свои ряды, чтобы продолжать наступление, янки успевали перезарядить и снова давали залп с таким же эффектом. Английским офицерам с трудом удавалось поднимать своих солдат в атаку снова и снова».
Из воспоминаний солдата Континентальной армии
25 июня, 1775
«По разным отчетам, в бою за Чарльзтаун у Банкер-хилл англичане потеряли от четырнадцати до пятнадцати сотен убитыми и ранеными... Несколько американцев показали себя настоящими героями. Их было всего восемь сотен, окопы успели вырыть едва на сотню футов, пороха не хватало. Остается только изумляться, что они не были все перебиты. Им невозможно было послать подкрепления, потому что британцы, пользуясь приливом, подвели свои плавучие батареи по обе стороны перешейка и вели непрерывный огонь... Весь город был в огне, так что жар палил сражающихся нещадно, дым застилал им глаза. И вообрази себе, что при всех этих обстоятельствах мы потеряли только шестьдесят человек. Мое сердце ликует!»
Из письма Абигайль Адамс мужу Джону Адамсу в Филадельфию
Июнь, 1775
«Пишу тебе о предмете, который внушает мне беспокойство, потому что я знаю, какой тревогой это событие обернется для тебя. Конгресс постановил, что вся армия, снаряженная для защиты дела американской свободы, передается под мое командование. Чтобы возглавить ее, я должен немедленно отправляться под Бостон. Ты можешь поверить мне, дорогая Марта, что я не только не искал этого назначения, но всеми силами старался избежать его. И не только потому, что не хотел бы разлучаться с тобой и с семьей, но из-за того, что сознаю, насколько мои способности не соответствуют столь огромной задаче... Однако отказаться от предложенного поста бросило бы слишком мрачную тень на мою репутацию и опечалило бы всех моих друзей. А это, в свою очередь, уронило бы меня и в твоих глазах... Прошу тебя, призови всю свою стойкость и решимость и постарайся перенести нашу разлуку, по возможности не впадая в тоску и отчаяние. Услышать от тебя самой, что тебе это по силам, было бы для меня большим утешением».
Из письма Джорджа Вашингтона жене
6 июля, 1775
«Генерал Гэйдж выпустил прокламацию, объявляющую всех колонистов бунтовщиками и предателями, отменяющую действие гражданских законов и вводящую военное положение... Его войска убивали наших сограждан, сожгли город Чарльзтаун и множество домов в других городах, захватывали наши корабли, сеяли опустошение в округе...
Честь, справедливость и человечность требуют от нас, чтобы мы не уступили свободу, доставшуюся нам в наследство от наших доблестных предков. Мы покроем себя позором в глазах наших потомков, если оставим им в наследство тяготы порабощения. Наше дело справедливо, наш союз крепок, наши внутренние ресурсы огромны... Пусть наши сограждане во всех концах империи не думают, что мы замышляем разрыв с ними... Армия, созданная нами, не имеет цели отделить нас от Великобритании и создать независимые государства. Мы не стремимся к завоеваниям и славе. Мы призываем беспристрастного Верховного Судью Вселенной помочь нам настроить наших противников к примирению, спасти империю от ужасов гражданской войны».
Из «Декларации о необходимости взяться за оружие», составленной по поручению Конгресса Томасом Джефферсоном и Джоном Дикинсоном
2 ОКТЯБРЯ, 1775. РЕКА ДЕЛАВЕР ВБЛИЗИ ФИЛАДЕЛЬФИИ
Весла галеры плавно опускались в воду и потом выныривали, будто зачерпнув новую порцию солнечного блеска в глубине. Деревья по берегам Делавера только-только начинали желтеть. Джефферсон вглядывался в их силуэты, отыскивал знакомые породы — клен, ива, вяз, ясень, дуб, сосна. А вот и северный гость, которого в Вирджинии можно встретить только в горах, — могучая многолетняя ель. Стоит рядом с рощей, как колокольня рядом с храмом, — так и ждешь, что гроздья шишек начнут испускать молитвенный перезвон.
— Кажется, сегодня нам повезет с погодой, — сказал сидевший рядом с ним Джон Адамс. — Три дня назад мы попытались доплыть до залива, но ветер и начавшийся прилив заставили нас повернуть назад. Капитан был очень огорчен и разочарован.
Семь новых галер были построены Комитетом безопасности колонии Пенсильвания в рекордный срок. Конечно, в открытом океане они не смогли бы противостоять британским фрегатам. Но в тихих водах Делаверского залива их преимущество в маневрировании могло оказаться решающим и принести победу. Особенно если провидение пошлет штиль и парализует парусные корабли. Гордые своей работой пенсильванцы пригласили делегатов Континентального конгресса совершить прогулку на новых боевых судах.
— Мы с вами уже много раз заседали этим летом в различных комитетах, — продолжал Адамс, — но еще ни разу не имели случая встретиться с глазу на глаз. Я рад, что такой случай наконец представился. Мне кажется, у нас найдется много общих тем и помимо политики. Насколько я знаю, мы оба по профессии адвокаты, оба по призванию и сердечной увлеченности — фермеры и садоводы, оба любим музыку, книги, стихи. Мне говорили, что вы знаете французский, итальянский, начали учить немецкий. Здесь у меня безотказно начинается прилив черной зависти. Я пытаюсь учить язык Вольтера, но времени не хватает ни на что. Кроме того, мы оба повязаны семейными узами, знаем, что такое тревога за родных и близких, когда они отделены от тебя сотнями миль. Примите мои соболезнования в связи со смертью вашей младшей дочери. Сколько ей было?
— Почти полтора года. Врачи не смогли определить характер ее недуга. Моя жена уже потеряла сына от первого брака и новый удар перенесла очень тяжело. Уезжая на Конгресс, я оставил ее и старшую в поместье ее замужней сестры, но сердце болит за них непрестанно. А тут еще почта запаздывает на недели, если не на месяцы.
— Я тоже давно не имел известий из дома. В наших краях свирепствует дизентерия, мой брат, капитан милиции, умер в лагере под Бостоном. Трехлетний сын болел очень тяжело, мать моей жены лежит при смерти. Наш городок Брайнтри находится так близко от Бостона, что может быть в любой момент атакован британцами, как Лексингтон и Конкорд. Кроме того, он совершенно беззащитен с океана. Несколько залпов корабельных батарей могут стереть его с лица земли.
— Вы думаете, адмирал Хоу может решиться на такое?
— Чарльзтаун они уже сожгли почти дотла. В вашей Вирджинии губернатор Дюнмор рассылает по колонии агентов, подбивающих индейцев убивать мирных жителей. Черным невольникам обещаны свобода и вознаграждение, если они запишутся в армию короля. Британский парламент в своем высокомерии воображает, что американцев можно вернуть к повиновению только силой и что для этой цели все средства хороши и оправданны. Они не понимают, что разбомбленные дома можно отстроить заново, сожженные поля снова засеять по весне. Одну лишь свободу возродить невозможно. Ее утрачивают раз и навсегда.
Джефферсон покосился на собеседника. Он уже и раньше замечал за Адамсом склонность впускать в повседневную речь высокопарные интонации оратора на трибуне. Однако раздражения это не вызывало. Может быть, потому, что кипучая энергия мысли маленького бостонца изливалась всегда с абсолютной искренностью. Позирование было чуждо ему. Он говорил с одинаковой страстью, обращаясь к заполненному залу Конгресса или к двум-трем членам очередного комитета, или к единственному слушателю.
— Каким образом тори удалось перехватить ваше письмо жене? — спросил Джефферсон. — Воображаю, как вы были огорчены и возмущены, когда они напечатали его в своей газете. Но торжествовали они напрасно. В этом письме так ясно и убедительно перечислены труднейшие задачи, стоящие перед Конгрессом, что многие колеблющиеся американцы, прочитав его, могли склониться на нашу сторону. Да, нам можно посочувствовать. Приходится ломать голову не только над конституцией будущей страны, но также над тем, как оборонять территорию, растянувшуюся на полторы тысячи миль, как договариваться с индейцами, что делать с рабством, как создавать флот, как вооружать и обучать солдат, как регулировать торговлю.