В кабинет же с воплями ворвались, сыпля направо и налево очередями из автоматов, шестеро здоровых, бойких молодцов. Среди этой банды трое парней Юрию уже были знакомы, он узнал черноволосого Эдуарда, своего старого приятеля Василия и бородатого.
Василий сжимал в руках импульсный генератор и, надо полагать, намеревался в ближайшие секунды пустить его в дело и разнести всё вокруг. Эдуард остервенело лупил в защитную голубую стену очередями из автомата, пули с чмоканьем вязли в толще защитного поля и сгорали с характерными голубыми вспышками. Бородатый же, похоже, командовавший налётом, размахивал лазерным пистолетом и что-то кричал, однако криков его почти оглушённый и ошарашенный всем происходящим Юрий разобрать не мог.
Среди всей этой неразберихи и дикой кутерьмы — стрельбы, вспышек, грохота, криков — спокойствие и даже определённое добродушие сохранил один Фокин. Вдоволь налюбовавшись на беснующихся перед стеной защитного поля молодчиков, Андрей Кузьмич небрежно, но вместе с тем и очень весомо, хлопнул ладонью по стопке чистой белой бумаги на своём рабочем столе и очень внятно, не повышая голоса, произнёс:
— Тихо! Всем успокоиться! Бросить оружие! Побаловались — и хватит.
И вновь взгляд Фокина налился тяжестью, нечеловеческой силой и заставил нападавших оцепенеть.
Наступила тишина, судорожная, напряжённая тишина. И в этой тишине Юрий увидел, как из повисших, точно плети, беспомощных, парализованных рук Василия выскользнул и с грохотом упал на паркетный пол комнаты импульсный генератор. Бородатый выронил лазерный пистолет, а Эдуард. и трое других парней — автоматы.
Фокин очень неодобрительно поморщился, исподлобья, скосив глаза, посмотрел на оружие, раскиданное по полу, перевёл взгляд на лица нападавших, укоризненно покачал головой и резко щёлкнул пальцами правой руки.
И Юрий, уже давно устав чему-либо удивляться, с большим облегчением увидел, как импульсный генератор, автоматы, лучевое оружие и прочие душегубские инструменты нападавших покрылись сероватым дымчатым налётом и медленно стали расплываться, таять, терять очертания и наконец исчезли без следа.
Фокин же поманил к себе пальцем остолбеневшего от ужаса бородатого и, когда тот, явно против своей воли, на удивление легко прошёл через защитное поле и деревянной походкой приблизился к столу, спросил:
— И чего вам неймётся? Всего вроде достаточно, интереснейшая работа, все условия для творчества… Чего ещё?
— Вы лишили нас инициативы… — судорожно выдохнул бородатый. — Вы сделали из нас марионеток!
Фокин расхохотался:
— Кто из кого марионеток сделал — это ещё надо посмотреть! Нет, каково! Я их, можно сказать, ублажаю, исполняю их желания. Да, да! Желания вот этих самых пакостников! А они в ответ на доброту, на заботу… Марионетки! Что ж, бунт марионеток — это уж совсем нечто несуразное… Говорите определённее! Что вас всех не устраивает в моих планах?
— Это ваши планы! А каждый человек мечтает сам планировать и свою жизнь, и свою судьбу! Вы лишили нас этого! — сказал бородатый. Он с ненавистью смотрел в глаза Фокина, с вызовом расправив плечи и выпрямившись, задрав голову и выпятив подбородок, и только лёгкая дрожь пальцев рук выдавала волнение и страх бородатого.
— Судьба — это судьба. Планировать её трудно! — с улыбкой возразил Фокин. — Я вижу, вы, голубчик, даже не понимаете того, о чём говорите. Сами себе противоречите. Требуете, чтобы каждый сам планировал свою жизнь, а сами только что пытались поломать жизни других людей! Или для них вы не оставляете права планировать свои судьбы? С логикой у вас, голубчик, явно не всё в порядке.
— Вы болтун и демагог! — крикнул бородатый, видимо, решив, что терять ему уже нечего.
— Успокойтесь, голубчик, — невозмутимо продолжил Фокин. — Кем бы я ни был, это не меняет сути вопроса. А поскольку я всё же, так сказать, специалист по исполнению желаний, то и это ваше дурацкое желание я исполню. Вы мечтаете сами планировать свою жизнь и свою судьбу. Что ж, планируйте! Попытайтесь найти такое решение, когда ничьи другие судьбы и жизни вами задеты, изменены или раздавлены не будут? Найдёте удачный для себя вариант, ваше счастье! Не найдёте, что ж, придётся мне и на этот раз самому распорядиться вашей судьбой! На размышление даю десять минут! Думайте!
Бородатый зашатался и по знаку Фокина отступил к стене. Фокин же поманил к себе пальцем Эдуарда:
— А вы, молодой человек, что скажете в своё оправдание?
Эдуард перед Фокиным, в отличие от бородатого, ерепениться не стал. Чувствовалось, что роль Джордано Бруно явно не для него.
Юрий вспомнил пламенные речи Эдуарда перед заговорщиками и с трудом поверил, что перед ним тот же человек, что ещё сегодня утром призывал к крайним мерам, источал агрессивность и ненависть. От смелого оратора не осталось и тени, перед профессором Фокиным стояло жалкое, трясущееся от страха и, кажется, уже вполне обезумевшее существо.
— Я… Не… Не… Я… Не понимал… Пощадите… Андрей Кузьмич, миленький… — выдавив из себя эти несколько фраз, Эдуард бухнулся перед Фокиным на колени. Тело Эдуарда стало сотрясаться, точно в лихорадке, из глаз побежали слёзы, и он, размазывая эти слёзы пятернёй, стал как-то по-детски всхлипывать и всё пытался обнять ноги Фокина.
— Андрей Кузьмич, успокойте его как-нибудь, — попросил Юрий. — Вы же видите, он на грани…
— Вот дурачьё! — брезгливо процедил Фокин, отстраняясь от обьятий Эдуарда. — И этот туда же! Робеспьер сопливый…
— Андрей Кузьмич! — умоляюще повторил Юрий.
— Ладно, — процедил Фокин и, отшвырнув Эдуарда, точно щенка, призвал к себе оставшихся за защитным полем. — Вас-то что заставило отважиться на убийство? Если вас что-то в моих действиях не устраивало, почему не поговорили со мной по-человечески, без всех этих орудий и гранат?
— Что теперь говорить об этом, — вздохнул Василий. — Ваша взяла. Конечно, можно было бы и потолковать с вами раньше на учёном совете, но как-то всё подходящего момента не было. А это… сегодняшнее нападение, это, конечно, авантюра… Безумство смелых и всё такое прочее.
Фокин поморщился и, с сожалением посмотрев на унылые физиономии бывших экстремистов, сказал:
— Плохо вас, ребятки, родители воспитывали, вот вы и докатились до уголовщины. М-да… — Ну, голубчик, надумали что-нибудь стоящее? обратился он к бородатому.
— Заставьте меня забыть обо всём, что произошло на Адрии, и верните на Землю.
— И вы будете жить-поживать и добра наживать, не так ли? — хмыкнул Фокин. — Нет, голубчик, вы ведь и на Земле в лидеры будете пробиваться, в начальники полезете, хотя, кроме наглости и желания властвовать, никаких иных качеств у вас для этого нет. Вы и там будете ломать людские судьбы по дороге к своей цели. Нет, голубчик, задачку вы не решили, а потому примите мой вариант. Сейчас вас, мой ненаглядный, выведут из этой комнаты и поместят на одну вполне курортную планетку нашей галактики. Там тепло, очень много вкусных фруктов, роскошная девственная природа. И что главное, планета необитаема. Других людей, помимо вас, там не будет. У вас, голубчик, будут все возможности планировать свою жизнь и судьбу самому. Единственный минус — покомандовать будет некем. Впрочем, если ваши товарищи готовы составить вам компанию, я возражать не буду.
— Я пойду с ним, — сказал Василий, выступив вперёд. — Вместе боролись, вместе и дальше пойдём. Один он на этой вашей планете быстро погибнет.
— Что ж, это вполне по-товарищески. Кто ещё готов последовать за главарём?
— Мы.
К Василию и бородатому присоединились трое незнакомых Юрию парней. Из сумрака коридора появился длиннолапый и увёл всю группу во тьму космической ночи.
В кабинете перед Фокиным оставался теперь один только Эдуард. Он с мольбой ловил взгляд Фокина и нервно покусывал свои губы.
— А вы, юноша, видимо, рассчитываете, что я отправлю вас к маме? Да, необитаемая дикая планета — это не для вас. Кстати, и Адрия тоже не для вас. Что-то не пойму, как вы умудрились попасть сюда с Земли и как вы оказались в этой дружной компании?
— Пощадите…
— Хорошо. Топайте сейчас к Агерьяну, пусть он подлечит вашу психику, а завтра я вас вышлю с Адрии на Землю. И запомните, чтобы больше я никаких гадостей о вас не слышал, и жалоб тоже. А теперь вон отсюда!
Дважды Фокину повторять не пришлось. Откуда только силы взялись у бедного Эдуарда, непрерывно кланяясь, бормоча слова благодарности, он, быстро пятясь задом, выскользнул в коридор.
Фокин тяжело вздохнул, щёлкнул пальцами — и все следы неудавшегося нападения и разгрома исчезли. Кабинет профессора вновь приобрёл привычный, будничный вид.
— Что-то ничего я не пойму, Андрей Кузьмич, в вашей системе воспитания и наказания, — сказал Юрий. — Одного отпускаете с богом, других, возможно, и менее виноватых, ссылаете на неизвестную планету.
— Что ж тут такого непонятного, — возразил Фокин. — Наказание лишь тогда имеет смысл, когда способно воспитывать, выпрямить личность человека. А этого парня надо лечить, а не воспитывать. Он слишком слаб. И потом, милосердие — тоже оружие.
— Ясно. Что вы собираетесь делать со мной? Свою задачу на Адрии я выполнил — выяснил, кто были таинственные экстремисты, что стреляли в гражданина Фокина — видимо, вашего двойника, в отеле «Галактика».
— Что ж, раз выяснили и не желаете ещё немного погостить у нас на Адрии, я вас не держу. Хоть сегодня могу вас возвратить на Землю.
— Спасибо. Можно вам, Андрей Кузьмич, задать ещё один вопрос? Ваши дальнейшие планы?
Фокин опустился в своё кресло и захохотал. Он смеялся открыто, безудержно и, чувствовалось, от души.
— Нет, вы меня быстрее, чем эти ребятишки, уморите. Это надо же, ваши планы. Нет, ничего-то вы, голубчик, не поняли во всей этой истории, ничегошеньки не поняли. Беда с вами, господин сыщик. Впрочем, возможно, когда-нибудь и поймёте. А план у меня на сегодня пока один, видимо, какая-то правота в действиях и рассуждениях этих молодцов всё же была. Люди сами должны исполнять свои желания и сами должны мечтать и осуществлять мечты. Наверное, и мне пора перенести свою резиденцию на какую-нибудь необитаемую планету, а на другие планетки, на Землю заглядывать раз в сто