– В таком случае, мистер Фрейер, матросам, не работающим в питомнике, тем, кто занимается доставкой побегов, следует, выполнив их дневные обязанности, каждый вечер возвращаться на судно и ночевать на борту. Ясно?
Те трое из нас, что не имели капитанского чина, несколько мгновений простояли в оцепенении, и я не без удовольствия отметил неверящие взгляды, коими обменялись двое офицеров. Я же, со своей стороны, пожелал, чтобы капитана взял да и одолел вдруг новый приступ поноса, который заставил бы его позабыть о своем распоряжении, ибо даже мне было понятно, к каким осложнениям оно приведет.
– Вы уверены, что это разумная мера, капитан? – спросил мистер Фрейер.
– Разумная? – усмехнулся мистер Блай. – Вы оспариваете мое решение?
– Я всего лишь спрашиваю, сэр, – мирно ответил штурман. – Когда мы подошли к Отэити, вы сами сказали матросам, что они многим пожертвовали во время плавания и заслуживают благодарности, а потому распорядок их жизни на острове будет несколько менее… казарменным. Я не вижу причин, которые мешают разрешить покончившим с дневной работой матросам проводить вечера на берегу. Это лишь повысит их моральный дух и так далее.
Хорошая была бы речь, если б ее можно было произнести, не лишившись в итоге головы на плечах, но штурман еще говорил, а мистер Кристиан уже успел перехватить мой взгляд, и мы с ним в кои-то веки пришли к молчаливому согласию: нет, ни один из нас не пожелал бы стать жертвой того, что за этим последует.
– Мистер Фрейер, – сказал наконец капитан, и я испугался еще сильнее, услышав его ровный тон. – Вы позорите ваш мундир, сэр.
Получатель этого оскорбления только рот открыл, а мистер Кристиан нервно сглотнул, капитан же продолжил:
– Вы стоите передо мной и говорите, что матросы многим пожертвовали во время плавания. Они не жертвовали ничем, мистер Фрейер. Они служат в военно-морском флоте Его Величества, да благословит его Господь, и таков их долг, сэр, да, долг службы. Точно так же ваш долг, сэр, состоит в том, чтобы выслушивать каждое мое слово, выполнять каждый мой приказ и не задавать никаких вопросов. Почему я должен то и дело препираться с вами, мистер Фрейер? Почему вы не можете просто выполнять ту роль, которая отведена вам на борту «Баунти»?
– Сэр, – ответил, помолчав, мистер Фрейер (он вытянулся в струнку, и голос его не дрожал, мне это очень понравилось), – если таков ваш приказ, я, разумеется, прослежу за его выполнением. Однако я хочу, чтобы вы занесли в судовой журнал следующее: я считаю неразумным наказывать сейчас команду – а она сочтет это наказанием – из-за такого пустяка, как опоздание двух матросов на работу. Есть лучшие, чем нарушение данного морякам обещания, способы решения этой проблемы.
– И вам они, вне всяких сомнений, известны?
– Позвольте Флетчеру и мне поговорить с командой, сэр. Мы ясно дадим ей понять, что немного повеселиться – это одно дело, но есть и другое – то, для выполнения которого мы сюда приплыли…
– Мы не будем разговаривать с командой, – тихо сказал капитан. Голос его был усталым, лицо снова побледнело, я видел, что приближается новый приступ, что очень скоро ему потребуется облегчиться. – Я поговорил с вами, а вы сообщите морякам о моем приказе, и больше никаких разговоров не будет, это ясно?
– Да, сэр, – ответил мистер Фрейер с очевидным неудовольствием в голосе. – Как скажете.
– Вот именно, как я скажу, сэр, – огрызнулся мистер Блай. – А вы, мистер Кристиан, отныне держите ваших людей из питомника на коротком поводке и следите за тем, чтобы каждый честно выполнял свою работу, но без всякого ночного панибратства с… с…
– С кем, сэр? – спросил мистер Кристиан.
– С дикарями, – ответил капитан.
Тут его тело скрючилось от боли, и он снова понесся в палатку, оставив мистера Кристиана, мистера Фрейера и меня смотреть ему вслед в изумлении, смятении и сомнении сразу.
– Что вы об этом скажете? – спросил мистер Фрейер.
Мистер Кристиан шумно втянул в себя воздух, покачал головой.
– Разговаривать с ними будет непросто, – ответил он. – Многие моряки сильно расстроятся, это я вам обещаю.
– Может быть, нам стоит поговорить с ним немного позже? Или вам, Флетчер. К вам он прислушивается.
Я знал, что мистер Фрейер прав, но еще лучше знал, что у попытки мистера Кристиана заставить капитана передумать и не портить морякам жизнь примерно столько же шансов на успех, сколько у меня – отрастить на лопатках крылья и улететь в страну, где вдоволь еды и питья, прихватив с собою и Кайкалу в надежде, что она украсит удовольствиями каждый час моей жизни – отныне и до поры, когда Спаситель призовет нас к Себе.
– Не знаю, Джон, – сказал мистер Кристиан. – Вам приходило когда-нибудь в голову, что… – Он повернулся и увидел меня. – Какого дьявола ты тут делаешь, Турнепс?
– Я думал, что капитан вернется, сэр, – с самым невинным видом ответил я.
– А я думаю, что он ушел насовсем, – сказал мистер Кристиан. – Ступай за ним. Ему может понадобиться твоя помощь.
Палатка была последним местом, в котором я желал оказаться, и все-таки я неохотно поплелся к ней, но капитана там не застал, он снова пребывал в гальюне.
Вот вам история о том, как приступ поноса привел к непродуманному решению, которое посеяло первые семена недовольства, а оно породило кучу наших дальнейших бед. Если бы я знал, что нас ждет, то еще прошлой ночью подмешал бы к чаю капитана немного мускатного ореха и экстракта из листьев оливы, всем же известно, как они хороши для желудка, как отвращают понос.
7
С этого все и началось. В следующие недели характер капитана стал претерпевать ужасные изменения, я заподозрил даже, что жара помутила его разум, поскольку незлобливый и добрый человек, которого я знал на борту «Баунти», обратился в раздражительного, готового наброситься на кого угодно.
Мистер Фрейер, видевший одним вечером, как капитан едва не оторвал мне башку из-за сущего пустяка, отвел меня в сторону и заслужил мою вечную благодарность, спросив, как я поживаю, – мне такого вопроса отродясь не задавали, а уж с тех пор, как я вступил в нашу паршивую команду, тем более.
– Лучше некуда, – соврал я сквозь зубы. – Живу на тропическом острове, солнце светит в лицо, живот полон. На что мне жаловаться?
Мистер Фрейер улыбнулся, и я на миг испугался, что он меня обнимет.
– Ты хороший паренек, мастер Тернстайл, – сказал он. – И очень хорошо заботишься о капитане, ведь так?
Я подумал немного и ответил, тщательно подбирая слова:
– Он был добр ко мне. Вы не знаете, с какими людьми мне приходилось иметь дело до встречи с ним.
– В таком случае позволь дать тебе совет: не принимай его нагоняи близко к сердцу, – сказал он. Ничего себе – нагоняи! Пять минут назад я принес капитану чай, а про лимон забыл, так, клянусь, он готов был за кортик схватиться. – Главное в людях вроде капитана Блая то, – продолжал мистер Фрейер, – что они прежде всего мореплаватели. Когда под ногами у них твердая земля, когда их не окружают волны, когда запах соленой воды не щекочет им ноздри, они становятся раздражительными, склонными к брани. Разумное смешивается в них с неразумным, и потому советую тебе не обращать на его ругань внимания. Я хочу сказать, Турнепс, не принимай ее на свой счет.
Поведению капитана можно было найти и другое объяснение. Насколько я знал, лишь двое из всего экипажа «Баунти» еще не вкусили того, что предлагали им туземные женщины. Одним был капитан Блай, который постоянно держал при себе портрет Бетси и, в отличие от других женатых членов команды, даже таких высокопоставленных, как офицеры, считал, по всему судя, священными обеты, данные им при венчании. И я начинал гадать, не могла ли одна-другая пикантная шалость поднять его настроение; со мной, я был в этом уверен, она сотворила бы чудеса. Ибо вторым из тех, кто так пока и не прикоснулся к женщине, был, разумеется, я.
Тем не менее совет мистера Фрейера пришелся кстати, и я проникся к нему благодарностью. Годом раньше, при первых наших встречах, я нередко думал о нем как о человеке, с которым трудно сойтись. Было в нем что-то – главным образом в бачках и длинном лошадином лице, – внушающее желание сторониться его. Однако душа у мистера Фрейера была добрая. Он заботился о матросах, серьезно относился к исполнению своих обязанностей. И нравился мне этим. В отличие от надменного хлыща мистера Кристиана, который проводил больше времени, любуясь на себя в зеркало, чем думая о тех, кто трудился бок о бок с ним.
Когда я вернулся после разговора с мистером Фрейером в палатку капитана, он велел мне уведомить команду – офицеров и матросов, – что ей следует собраться вечером на борту «Баунти», так как он желает обратиться к ней с глазу на глаз. Я вознамерился было попросить его довериться мне и заблаговременно поведать, что он собирается с нами обсудить, да побоялся, что капитан оскальпирует и освежует меня еще до того, как я доберусь до конца моей просьбы.
А потому просто выполнил его приказание, и вечером, когда пробило семь склянок, весь личный состав «Баунти» собрался на палубе. В первый раз с того дня, когда мы подошли к острову, я увидел команду в сборе и не мог не заметить, насколько она изменилась. Моряки выглядели поздоровевшими, это уж будьте уверены. Кожа их порозовела, из-под глаз исчезли мешки, лица повеселели; впрочем, я видел, что неожиданный сбор всей команды на борту заставляет их нервничать. Моряки побаивались, что капитан возьмет да и прикажет поднять якорь.
Офицеры стояли впереди, мистер Фрейер и мистер Эльфинстоун были одеты положенным образом, а вот мистер Кристиан с мистером Хейвудом пришли на судно в шароварах и рубашках с открытым воротом. Добавлю для полной ясности: я не сомневался, что мистер Хейвуд явился еще и под мухой.
Удача улыбалась мне, на Отэити я их обоих видел не часто, поскольку мистер Кристиан отвечал за питомник, а мистер Хейвуд состоял у него в помощниках, – там они и жили, и проводили бо́льшую часть времени. Капитан, разумеется, заглядывал туда ежедневно и казался по возвращении довольным увиденным, я же, пока он отсутствовал, прибирался в палатке и стирал его грязную одежду. Но разумеется, я слышал разговоры о том, что после успешной дневной работы эта парочка закатывала по ночам такие вакханалии, каких постыдились бы и древние греки с римлянами. Я этого не видел – пока, – потому что к их кругу не принадлежал, да и слишком тесно связан был с капитаном, чтобы они решились пригласить меня присоединиться к подобным забавам. Однако я знал, что почти каждый член команды пробирался туда глухой ночью, дабы свести близкое знакомство с островитянками, а поскольку ни одна из них христианкой не была, никаких укоров совести за свое блудливое поведение эти женщины не испытывали.